Я1все размышляю о благодати, что я так покоен и доволен всем, не имея никакого желания, кроме того, чтоб воля Божия исполнилась надо мною. Не введи меня во искушение, о Боже Милосердный. Милосердие коего выше всех его дел. На Него я, бедный и грешный человек, вполне и единственно уповаю. Аминь.
Как я признан совершенно несостоятельным2, то родные мои не могут иметь никакой претензии на то, что может оставаться после меня, равномерно и кредиторы мои разделивши все, что им по суду осталось, и кажется, не будут иметь больше претензий на то, что могло бы оказаться у меня; почему я осмеливаюсь полагать, что не приведу начальство в затруднение чрез покорнейшую мою просьбу, что все могущее остаться после меня, не подвергая опечатанию, по моему искреннейшему желанию и просьбе было бы предоставлено моему старинному искреннему приятелю Действительному Статскому Советнику Андрею Ивановичу Полю3, которого я сим прошу не отказаться мне быть душеприказчиком, при помощи наших товарищей и друзей: Павла Яковлевича Владимирова, Федора Михайловича Елецкого, Василия Филипповича Собакинского4, Христиана Федоровича Поля5, Льва Григорьевича Гофмана, Ивана Алексеевича Нечаева и старинных наших друзей: Ивана Федоровича Померанцева и Василия Ивановича Розенштрауха6. Я уверен, что в этом деле для него не будет никакого особенного затруднения. Я представляю Андрею Ивановичу распорядиться без всякой ответственности во всем том, что придется сделать. Я прошу Андрея Ивановича подарить всякому, кто бы что желал иметь на память.
Книги, кои способны и назидательны для библиотеки при Церкви нашей,7 все дарю в библиотеку Церкви нашей, равно фортепианы8 и Латинские песни, какие у меня окажутся. Два тома Лексикона Бланкарда9 оставить при конторе Полицейской больницы для бесприютных больных и несколько книг медицинских, сколько рассудится Андрею Ивановичу, так, чтобы при больнице составилась маленькая медицинская библиотека.
Сверх того из других медицинских книг сколько Андрею Ивановичу рассудится подарить Николаю Агапитовичу Норшину10>; и все прочие книги и вещи я желаю по продаже их сумму разделить на две части; из коих одну Андрей Иванович будет раздавать бедным при нашей Церкви, а другую часть предоставить раздавать другу моему Павлу Яковлевичу Владимирову при нашей больнице, как он прежде делал при большой моей благодарности и к великому моему утешению.
Книги американские о трезвости надобно переплетать и стараться продавать их за 50 коп. серебром и заплатить г. Мерелису, сколько я останусь должным за полученные от него для продажи книги.
Ежели бы оказались у меня остальные наличные деньги, то я желал бы все другие находящиеся в белых, т. е. «Азбуку христианского благонравия» и все картоны азбук переплетать и так беречь их, пока со временем они мало-помалу будут продаваться или даром раздаваться, как Павлу Яковлевичу заблагорассудится.
О милых моих родных я здесь не упоминаю, предоставляю Господу Богу, что он склонит сердце Царя и велит ему возвратить все, что чрез несправедливость 7-го Департамента Правительствующего Сената они потеряли, а что они могли бы от Царской Милости получить, я желаю, чтобы они удовлетворили всех кредиторов, что я остался должен моим братьям и сестрам пятнадцать тысяч рубле ассигнациями, и сии 15 тысяч сперва надобно отделить от денег, которые могут быть по царской милости пожертвованы для удовлетворения случившейся мне обиды и потери, и 15 тысяч рублей тогда будут выданы тем братьям и сестрам, которые меня ссудили, а потом деньги, которые останутся, как мне принадлежащие, все братья и сестры должны разделить по равным частям, а в число братьев и сестер принять милого племянника Якова, сына благодетеля моего отца Профессора Гааза. Я знаю, что все мои милые и добрые родные разделят со мной дух повиновения во всем воле Божьей и всегда с искренним сердцем скажут Ему: «Слава и похвала вовеки!».
Всем, которые будут полагать, что они остаются мне что-нибудь должны, да будет известно, что я им все прощаю. Покорнейше прошу добрейшего Алексея Николаевича Бахметьева11 иногда обратить око милосердия на жалкого Филиппа Андриянова. Первая милость, которую показал ему Алексей Николаевич, сделалась причиной всего того, что я после него делал. Кажется очевидно, что Провидение хотело вручить его обеим нашим рукам.
На моем столе находится маленький ящик, в коем лежит чернильница, перо и мощи св. Франциска Солезиуса12. Сей ящик надобно передать Боголюбе Давыдовне Боевской, которая со временем так устроит, что сии мощи можно хранить при Католической Церкви в Г. Иркутске. В верхнем ящике комода находятся две картины папеньки моего и маменьки, я их передаю, чтобы она их тихим образом хранила при себе.
Я прошу добрейшего моего благодетеля Николая Алексеевича Муханова13, чтобы он продолжал несколько времени месячные десять рублей серебром, которые прошу чрез Андрея Ивановича передать бедной добрейшей Боевской, которая мне как духовная дочь и сестра.
О, какая твоя благодетельная для меня ручка, мой почтеннейший Николай Алексеевич.
Еще имею некоторых бедных, которым я от г. Муханова всякий месяц давал: Анне Петровне Тринклер два рубля, г-же Безсоновой один рубль, г-же Рылеевой один рубль, бедной девушке в Набилковской богадельне14 Ирине один рубль, г. Медединой один рубль, Матрене с дочерьми один рубль, кои прошу чрез Павла Яковлевича, ежели получится вспомоществование, продолжать выдавать.
Два портрета моих благодетелей Графа Зотова и генерала Бутурлина передаю моему другу Андрею Ивановичу Полю, который разделяет об них мои чувства любви и преданности.
Насчет картины Ван Дейка, которую почетный гражданин Федор Егорович Уваров во время моей болезни подарил мне, за что я не в состоянии выразить чувства глубочайшей благодарности, я думаю, что этим подарком сделал он для меня самую приятную вещь, которая могла быть сделана для меня на свете. Молюсь Богу, чтобы он возвратил Федору Егоровичу во сто раз то, что я чувствовал, что получил от него.
Я прошу гг. священников нашей церкви, г. Эларова, г. Кампиони, Михаила Дормидонтовича Быковского15, чтобы они нашли приличный способ поместить ее близ алтаря Божьей Матери в нашей церкви. Она должна быть поставлена на мраморном бруске и на сем бруске написаны сии слова, что Божья Матерь говорила всем в Кане Галилейской: сделайте, все, что Он скажет. (Quodcunque vobis dixerit, facite). Иоанн, 2:4.
Важность сей картины состоит в том, что Божия Матерь всем молящимся Ей показывает Младенца и всегда нам говорит эти слова, которые Она сказала в Кане Галилейской: сделайте, все, что Он скажет. Quodcunque vobis dixerit, facite. Вследствие сего наставления Божьей Матери сделано Спасителем нашим чудо, о котором Он сперва объявил, что Он не намерен был в то день чудо делать и что Провидением от века веков не назначено было, что оно должно быть сделано в тот день, однако ж сие единственное чудо сделано чрез участие, которое Божья Матерь приняла в этом деле, а участие состояло в том, что Она научила людей исполнят все, что Ее Сын, наш Бог, скажет. Утешает меня очень мысль, что чрез прибавление к сей прекрасной картине материнских слов: «сделайте, все, что Он скажет» во многих сердцах откроется настоящее отношение наших молитв к Божьей Матери, т. е. что наши молитвы к Божьей Матери могут иметь только успех, когда мы исполняем наставление Ее исполнять все, что Он скажет.
Не надобно жалеть расходов, дабы это было сделано очень прилично. Добрый мой Андрей Иванович найдет уже на сей предмет нужные деньги.
Занимают меня еще два предмета: 1) представление мое к награждению служащих при больнице. Я прошу покорно моего друга Александра Ивановича Овера16, чтобы он попросил Ивана Васильевича Капниста17 самому рассмотреть сие дело, которое верно тогда будет признано достойным одобрения. 2) предмет есть, что покорнейше прошу Комитет согласиться на мою просьбу препоручить некоторым членам сделать справки о полученных мною чрез Комитет от Губернского Правления кандальных денег, излишки которых должны принадлежать мне как подрядчику, но не желая иметь от этого ни малейшей пользы, я просил Комитет дать шнуровую книгу для записи о расходе сих денег, кои я всегда писал в шнуровую Комитетскую книгу.
Я бы желал, чтобы было рассмотрено под председательством Члена нашего Комитета Дмитрия Ивановича Коптева, при членах г. Кондратьеве, г. Шеншине, при сыне г. Розенштрауха Федоре Васильевиче, при правителе Комитета Илье Ивановиче Захарове. Я прошу пригласить для изъяснения сего дела Ивана Алексеевича Нечаева, который один лучше всего знает, что там на Воробьевых горах всегда делалось.
Кажется, Комитет не будет отказывать мне в такой просьбе, чрез которую откроется важное для меня обстоятельство в действиях моих в Пересыльном Замке, ибо старший писарь Полицейской больницы для бесприютных больных Петр Андреевич Игумнов открыл, что я передержал против полученного от Губернского Правления значительную сумму; а сие могло случиться следующим манером: часто меня просили, не угодно ли мне из кандальной экономии расходовать на это, это и это, на что я очень легко всегда соглашался, ибо истинно знали, что я желала расходовать всю экономию по кандалам и точно иногда затруднялся, что сделать из остатков экономии, которые в прежние времена иногда оставались значительны, то и легко могло случиться, что я, полагая, что экономия есть, соглашался на разные раздачи, но никогда не намерен был из моих собственных денег делать никакого пожертвования. Я часто удивлялся, что приобретая иногда деньги, имевши тогда практику, не израсходывая для себя особенного ничего, все находил себя без денег и по открытии писарем Игумновым я вижу теперь, что мои собственные деньги пропали в этих расходах, кои назывались кандальными, а за сие, ежели окажется истинно, то я прошу Андрея Ивановича выдать Игумнову сто рублей серебром.
Ежели окажется, что я по ошибке в пользу Комитета расходовал, то я надеюсь, что онг мне возвратит сумму, которую предоставляю получить Андрею Ивановичу Полю, а его прошу употребить для трех известных ему предметах.
Еще уповаю на доброго моего Андрея Ивановича, что он найдет способ наградить всех столь много трудящихся около меня, а книжки Problemes de Socrate18 я очень желаю, чтобы были напечатаны в память дружбы моей к Николаю Николаевичу Бутурлина сыну, моего большого благодетеля генерала Бутурлина. Я чувствую, что размышления о системе Сократа могут быть многим полезны, но покорнейше прошу г-на Пако19, г. Кроткого, г. Чедаева и г. Цурикова принимать в сем деле христианское участие и стараться совершить эти размышления так, как следует.
Я просил г. Эларова, чтобы похороны были на счет Церкви, на одно паре лошадей без всякого прибавления.
Москва, 21 июня 1852 г.
Щукинский сборник, вып. 10, Москва, 1912.