Из воспоминаний и рассказов. Отрывок о В. И. Пестеле

ДОКУМЕНТЫ | Мемуары

Н. И. Браилко

Из воспоминаний и рассказов. Отрывок о В. И. Пестеле

Н. И. Браилко. Из воспоминаний и рассказов//Русский Архив. 1897. № 6. С. 289–316

СКАЧАТЬ ВОСПОМИНАНИЯ ПОЛНОСТЬЮ В PDF

 

...Выше я упомянул о Пестеле и хочу добавить о нем несколько слов. Не помню в котором именно году он был назначен Таврическим гражданским губернатором; но уже в 1846 году я, пятилетним ребенком, помню его красивое лицо, парик с висками впереди и генералдьские эполеты. Губернатором он служил до осень 1854 года, после чего был назначен в Москву во 2-е отделение 6-го департамента Сената. К этому отделению между прочим, принадлежала по делам и Таврическая губерния.

Высоко образованный по тому времени, добрый, честный, гуманный, этот человек опередил свой век. Глубоко врезался мне в памяти следующий рассказ его моему отцу. Пестель был командиром одного из эскадронов Кавалергардского полка, когда Государь Николай Павлович, недовольный учением полка, прогнал его в казармы, сказавр, что через неделю будет вновь смотреть полк поэскадронно. В продолжение этой недели пять эскадронных командиров по три раза в день производили учения, страшно наказывая солдат за малейшую ошибку. Один Пестель не производил учений вовсе, объявив людям, чтобы они отдохнули, одумались и приготовились как следует к предстоящему царскому смотру; что он надеется что солдаты его не осрамят своего командира. Только накануне смотра он сделал небольшую репетицию для проездки лошадей. Государь, пропустив мимо себя три раза эскадроны без приветствий, только одному проходившему эскадрону Пестеля говорил: «Спасибо, ребята!» Словом, на смотру лучший эскадрон вышел Пестеля, которого Государь лично благодарил; а в результате вышло семидневное без объяснения причин сидение Пестеля на гаупвахте; кто-то доложил Государю, что Пестель людей к смотру не приготовлял.

К сожалению не могу припомнить, где я читал в 60-ых годах о бегстве Пестеля их Симферополя 8 Сентября 1854 года, во время Алминского сражения (т. е. вернее при речке Бурлюке. Многие пишут Альминского, но это неправильно: речка Алма по-татарски яблоко, но не Альма.) 4-го сентября 1854 года неприятель высадился в городе Евпатории или Козлове, по-татарски или турецки Гезлеве, замечатвльной своим артезианским колодцем, 5-го члсла он сжег здание для больных, пользующихся грязями в 19 верстах от Евпатории кк Симферополю, в деревне Саки, следовательно только в 43 верстах от Симферополя. Из Сак успела бежать почтовая станция, т. е. одна или две тройки, остальное досталось туркам; эти же бежавшие со станции принесли весть о приближении неприятеля к Симферополю.

6-го сентября неприятельские конные разъезды, не встречая на пути своем ни одного солдата, были в 27 верстах от Семфирополя в д. Тулат помещика Маценко. Все эт о узнавал губернатор только от бежавших, при приближении неприятея жителей. По занятии Евпатории Пестель мог предполагать, что и Перекопский перешеек занят неприятелями (почему они это не сделали – непонятно), а следовательно отступление из полуострова отрезано. Оно было возможно только по проложенному покойным отцом моим на всякий случай Чонгарскому тракту, между почтовою дорогою от Симферополя до Перекопа и Арбатскою стрелкою.

Все курьеры, посылаемые Пестелем к главнокомандующему князю Меншикову, не возвращались. Посланные к князю же чиновники особых поручений при губернаторе, оба покойники, Пулакас и Афанасий Алексеевич Рожнецкий, не возвращались также. Что оставалосъ делать губернатору?

8-го сентября ясно слышанные в Симферополе пушечные выстрелы на поле битвы, происходившей на Алме-Бурлюке, принесли к вечеру известие, что мы разбиты, что мы отступили в полном беспорядке, что полки разбросались и разыскивают друг друга, что отступление полное, куда — неизвестно, только не к беззащитному губернскому городу.

Не получая никаких известий от главнокомандующего об исходе сражения генерал-лейтенант Пестель имел в виду, что турецкие войска от Евпатории могут подойти или занять Симферополь со стороны Тулата, или же он может быть занят войсками союзников, выигравших сражение на Алме (прямое расстояние от места битвы до Симферополя 50 верст), и наконец, что в Симферопольском казначействе хранится по случаю военного времени значительная сумма денег. Поэтому он решил: взять на подводах бумаги и даже часть архивов всех присутственных мест, а ровно все хранящиеся в казначействе суммы, выехать из города по Чонгарскому тракту и следовать по нем впредь до получения приказаний от главнокомандующего; охрану же денег казначейства следующих на подводах он возложил на Симферопольскую, тогда конную, жандармскую команду. Не могу теперь припомнить, какое было сделано распоряжение для охраны жителей относительно острога, арестантской роты. В городе оставался гарнизонный батальон, командир которого невольно делался и губернатором, и комендантом, и даже командующим войсками. В то время Симферополь заключл в себе не более 15 тысяч жителей, большая часть которых и бросилась вслед за отъезжающим губернатором с присутственными местами кто на лошадях, а большинство пешком, оставив все свое имущество на волю Божию. В праве ли был губернатор остановить это движение; в праве ли он был успокаивать, т.е. уговариватъ население оставаться на месте, не получая никаких известий от князя Меншикова на все свои вопросы? Можно себе представить, что происходило в городе по этому случаю! Оставлять все свое, годами и трудами нажитое, на произвол тяжело, без надежды увидеть его когда-либо!

Забыл я сказать, что полиция городская и уездная были оставлены в городе. Таким образом поезд этот в несколько тысяч жителей и, вероятно, около тысячи подвод, экипажей всякого калибра направился вслед за губернатором. Но надо помнить, что в те времена губернаторы были во мнении народа не теперешные. Тогда для народа губернатор представлялся наместником царским. Тут же ехали и казначейские деньги, окруженные конными жандармами, с начальником команды штабс-капитаном Николаем Михайловичем Вечесловым. На первом мостике, в полуверсте от города, опрокинулись телеги с делами Врачебной Управы, которых, конечно, никто не собирал.

Весь грех В. И. Пестеля заключался в том, что он не гарцовал на коне по городу, что и следовало, не показался никому в улицах, ни слова не сказал жителям, а сел в коляску вместе со своею фавориткою (женою одного из ЧИНОВНИКОВ, и направился во главе поезда. Это было доведено до сведения главнокомандующего.