Дневник моей неволи

ДОКУМЕНТЫ | Мемуары

Ю. Г. Сабинький

Дневник моей неволи

Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX столетия.
Публ., сост., перевод, вступл., предисл., коммент. Б. С. Шостаковича. — Иркутск: Издание ООО «Артиздат», 2009. С. 533–580

Поселение. — Большая возможность распоряжения собой и своим временем. — Почти годичное проживание в деревне. — Непрерывное пребывание в Иркутске в течение тринадцати лет. — Освобождение из изгнания с возвращением прав и свободой возврата на родину.

 

Di patrii! Servate domum, servate nepotem.

Virgil[ius]1

В Иркутске, 16/28 дека[бря] 1843. Четв[ерг] веч[ером].

Я вздохнул свободней, оказавшись уже в городе. Правда, чувствую, что всегда нахожусь в изгнании, в неволе. Но, по крайней мере, нет у меня того опасения, что если задержусь здесь свыше указанного, разрешенного времени, то потом найдется кто-нибудь уполномоченный нахмуриться на такую самовольность, имеющий право подсчета моих шагов, слежки за моими действиями, распоряжения моим временем и личностью согласно своему чиновничьему разумению и обычно пользующийся этим правом не для какой-либо своей пользы и даже не по необходимости, но единственно затем, чтобы напомнить мне о моем положении, как если бы забыть о нем было вещью возможной!

Здесь занял я постоялый покой у гостеприимного и доброго ксендза Хачиского2, с которым и прибыл чрезвычайно промерзшим, ибо сегодня после теплых дней явился мороз, достигающий более 30 градусов и с достаточно резким ветром. Но хотя холод и неприятно ощущался, в особенности мною, не имеющим соответствующей теплой одежды, однако же я очень ненадолго задерживался на почтовых станциях, нетерпеливо стремясь оставить за собой большее расстояние от города, в котором был несколько лет как на цепи3.

Переправа через Ангару была достаточно долгой и не слишком надежной из-за густых льдин, лишь с трудом позволяющих действовать веслами.

По прибытии сюда я сразу же пошел к Мацкевичу4, который немало обрадовался моему появлению, но опечалил меня известием о плохом состоянии здоровья нашей подруги Адольфовой5. А поскольку было еще довольно рано, то от него я с товарищем по сегодняшнему путешествию отправился на вечер к Иоахиму6, где Адольфова живет со времени своего приезда в Иркутск. Застал я ее очень изменившейся. Мацкевич говорит, что уже миновала опасность, которая недавно ей грозила. Но мне всегда болезнь ее кажется достаточно страшной по причине состояния беспокойства и возбудимости, в котором бедная непрерывно пребывает. Сегодня как раз ее именины. А мысль ее о том, что первый раз этот день застал ее уже так далеко от дорогих существ, которых она покинула, хотя еще и далеко от мужа, с которым хочет соединиться, значительно ухудшает ее состояние.

Я не могу, как сам намечал, сразу поехать отсюда в Урик, так как хочу сперва написать своим7, а писать я должен много. Рад бы я был немного пообщаться с моими земляками, которых так долго не видел, и дождаться улучшения здоровья доброй Адольфовой, которая меня очень живо интересует. Следовательно, наверняка до праздников и в праздники8 задержусь я здесь, а только потом переберусь на жительство в Урик.

17 пят[ница] в Ирк[утске].

Сказано мне, что княгиня Волконская сегодня сюда приехала и сразу же занемогла. Но поскольку она остановилась у губернатора, видеть ее я не мог, не будучи знакомым в том (губернаторском. — Б. Ш.) доме. Беспрестанная суета и визиты не дали мне ни одной минуты свободного времени на письма домой. Поэтому я с радостью принял приглашение Мацкевича перебраться к нему: там я буду иметь угол, несколько более спокойный, чем у наших славных бернардинцев, у которых двери не закрываются для беспрерывно входящих и выходящих людей разного рода9.

18 суб[бота] в Ирк[утске].

Сегодня утром был у меня старший Поджио с объявлением, что княгиня Волконская, узнав о моем нахождении в городе, хочет меня обязательно увидеть10. Я отвечал, что не менее того же желаю и еще вчера был бы у нее, когда бы не то, что она живет в доме губернатора, которому я незнаком. Поджио меня заверил, что смело могу там быть, ибо княгиня занимает особое крыло с отдельными въездом и двором, а затем настаивал, чтобы я с ним незамедлительно туда поехал, что я также исполнил. Княгиня проявила большую радость по поводу моего прибытия и готовности принять участие в воспитании ее сына. Об этом мы с ней достаточно долго говорили в общем виде, оставляя подробности для обсуждения на месте, то есть после праздников, которые (я предупредил ее) хочу провести здесь среди своих. Во время этого разговора пришла госпожа губернаторша Пятницкая, которой я был представлен госпожой княгиней и которая сказала мне много любезностей о Немировском11 и о других моих товарищах.

19 воскр[есенье] в Ирк[утске].

С Лесьневичем я поехал к исправнику, г[осподину] Березовскому, от которого мы теперь непосредственно зависим как поселенцы. Я был там раз для знакомства со своим начальником, а повторно для просьбы, чтобы не поручал заседателю (как требуют предписания) искать меня и отвозить в место моего поселения, но оставил это право мне самому, так как я собираюсь провести здесь некоторое время; но и потом имею намерение жить не в Грановщине, а в Урике. Он согласился на это, следовательно, по данному поводу не опасаюсь никаких проблем.

Сильные морозы держатся без перерыва. Принужден я справить здесь себе какую-никакую шубу, хотя и не рад этому: ведь придется одалживаться на это приобретение, чего до сей поры я усиленно избегал. Но нет способа поступить иначе. Впрочем, я уверен, что вскоре получу из дома материальное подкрепление.

20 пон[едельник] в Ирк[утске].

Весь город занят прибытием доктора Тhille, одного из сопровождающих сенатора Толстого, который уже вскоре должен здесь появиться.

«Сенатор» и «ревизия» — при различных передаваемых в связи с этим менее или более правдоподобных заключениях — вот главный и почти исключительный предмет разговора в каждом здешнем обществе.

Сегодня приехал сюда старый Волконский и сразу был у меня. Жена его, уже выздоровевшая, сегодня возвращается домой. Он просил меня, чтобы я поехал туда на несколько часов, предоставляя место в своих санях, с заверением, что завтра отвезет меня сюда. Я охотно принял это предложение. Должны мы поехать сегодня под вечер, пообедав у Лесьневича.

Того же дня в ночь в Урике.

После почти двухлетнего отсутствия я был принят всем здешним обществом самым сердечным образом. Воистину мило наблюдать доброжелательные чувства к себе в доме, жителем которого я вскоре должен стать; также мило мне верить в искренность дружеских признаний, ибо что же бы заставляло этих уважаемых и добрых людей к двуличному со мной обхождению?

В дороге с Волконским, а здесь с обоими (супругами. — Б. Ш.) мы много говорили о воспитании. После ужина он долго заполночь задержался в комнате, где я должен был ночевать, обсуждая со мною разные обстоятельства столь важного предмета. Он познакомил меня с главнейшими чертами характера своего сына, особенными склонностями, не умалчивая и о некоторых недостатках. Мы разбирали, какие средства могут быть самыми действенными для развития первых и исправления последних, какое для этого мальчика может быть направление сообразно настоящему положению родителей, их желаниям и месту, какое их сын может занимать в обществе.

Оба (Волконских — Б. Ш.) с полным доверием полагаются на объявленные им в данной ситуации мои принципы и образ мышления. Я же тем более ощущаю всю важность и святость порученной мне обязанности. Меня тревожат трудности ее выполнения так, как хотел бы этого и как они (Волконские. — Б. Ш.) надеются. Я не настолько самонадеян, чтобы не видеть, сколь значительно похвальные мнения обо мне и о моих способностях превосходят мою возможность оправдания выраженных с их стороны надежд. Потому-то несколько раз я им объяснил, что смело могу им поручиться только за искренность намерений моих, за добросовестную настойчивость в своих стараниях; что, сильно чувствуя, как много не хватает мне качеств, отвечающих почетному призванию, которое мне выпало, всегда буду рад искать их помощи в этом деле, изучать их пожелания, и что, имея возможность находиться в повседневном общении с лицами, более просвещенными и опытными, чем я, послушный всяческим их наставлениям, с благодарностью обращу их на исправление невольных моих ошибок.

21 вт[орник] в Ирк[утске].

Уже совсем вечером я приехал сюда с Волконским и тотчас же поспешил к Иоахиму, жена которого получила письмо из Подолии от своей старшей дочери с кратким упоминанием, «что все мои здоровы». Писала она это 25 сентября. Не вполне меня успокаивает подобное известие при молчании моей семьи, которого не могу себе объяснить.

22 ср[еда] в Ирк[утске].

Познакомился с г. Яриным, молодым чиновником в губернской канцелярии, к которому относится экспедиция писем к нам и от нас. Снова ничего мне из последней почты. Есть только письма Адольфовой и Немировскому, которому я написал сегодня, отсылая ему письмо его отца. При этом сообщил и о здоровье Адольфовой, мало улучшившемся со времени моего приезда.

23 ч[етверг] в Ирк[утске].

Из-за непрерывно продолжающихся неустроенности и помех не мог еще окончить писем домой. Пишу обстоятельно моей матери, моим сиротам12 и отцу. А матери Даровской и сестрам13 откладываю на позднейший срок. Может быть, первым получу от них письма. После праздников хочу быть в Усолье пару дней и надеюсь, что Немировский сделает тогда мой портрет, который намереваюсь послать Тэодоре14, как она того желала.

24 пят[ница] в Ирк[утске].

Ночью приехали сюда Филипп Олизар с Яцеком Голыньским15. Первый, пробыв несколько часов, поспешил назад, чтобы сегодня еще быть в сочельник в Александровске16. Яцек же останется здесь на праздники и позднее также намеревается находиться достаточно долго. Он поселен в Максимовщине, деревеньке отсюда в десяти верстах на реке Иркуте. Там уже есть поселенец Новицкий Наполеон17, с которым первый должен совместно жить и хозяйствовать.

Был сегодня у меня Волконский для выяснения, когда должен прислать лошадей за мной и моими вещами. Я просил, чтобы прислал их во вторник.

Сегодня на сочельник собралось у Иоахима несколько десятков лиц, одних соотечественников. Среди прочих: ксендзы Хачиский и Шайдевич, бедный Трынковский, квартирующий у них, все теряющий рассудок, два врача — Панкевич18 и Мацкевич, Голыньский и я.

Адольфова кажется поздоровевшей. Но это лишь минутное улучшение, которое нас мало утешает... здоровье может возвратиться к ней только с прибытием ее мужа, а такового следует ожидать едва лишь через три или четыре недели.

Коллеги нашего Янишевского, внезапно заболевшего той ночью, не было с нами. Старания Панкевича принесли ему облегчение, но еще достаточно долго он не будет в состоянии двинуться из теплой избы. Уже поздним вечером я был у него, чтобы немного развлечь одинокого старца19.

Ломание облаткой20 перенесло каждого в далекие семьи и опечалило эту минуту, некогда, среди своих, такую веселую.

25 суб[бота] Ирк[утск].

Ручиньский, наш коллега, сообщил Адольфовой, своей близкой родственнице, что генеральша Розен, их тетка, добилась для Рошковского разрешения на перемещение из Восточной в Западную Сибирь. Генерал Руперт, получив о том правительственное уведомление, приказал спросить Адольфову, как она намеревается поступить. Но она не могла дать основательного ответа, оставляя его до прибытия мужа. Ручиньский сообщил еще, что Мархоцкий21 получил [право на] возвращение в Россию, неизвестно куда именно.

26 воск[ресенье] в Ирк[утске].

Мне представился подходящий момент писать Немировскому, и я сообщил ему обо всех здешних новостях. Когда бы не несколько коллег и земляков здесь и не дом Иоахима, а в нем приятное и занимательное общество Адольфовой, в особенности с момента, когда она уже менее страдает от болезни, то поистине пришлось бы умереть со скуки в этой благороднейшей столице Восточной Сибири.

27 пон[едельник] в Ирк[утске].

По случаю праздников письма мои и других на родину оказались отправлены только сегодня. Я написал моей матери очень длинное письмо, предназначенное быть общим и для всей семьи. Среди иного просил их всех, чтобы наказали моим детям писать для меня такие дневнички, какие Адольфова получает от своей доченьки.

Просил притом о присылке мне 1000 р[ублей] ассигнациями, добавляя, что этого хватит мне на два года. Вспомнил, что нуждаюсь в белье.

Писал также и милым моим сироткам с отцовскими, сообразно их возрасту, наставлениями. А кроме тех двух писем написал еще третье, отдельное, моему отцу с ответом на его письмо, полученное летом.

После обеда, взяв у Иоахима санки, человека и лошадь, я поехал в Разводную, чтобы навестить супругов Юшневских и Муравьева Артамона. Последнего я застал больным па slinogarz, и собственно при мне приехал к нему доктор Трубецких Персин22. Таким образом, задержавшись там недолго, поехал я к Юшневским и очень приятно провел у них часа три. Юшневский, без сомнения, является одним из благороднейших и почтеннейших людей во всем обществе русских изгнанников 1826 г[ода]. Беседа его милая и вместе с тем поучительная. Он хорошо знает несколько языков. А что значительно удивительнее, он и нашим владеет в такой степени, что мог бы почитаться за родовитого поляка. Между собой мы все время говорили по-польски. Он рассказывал, что недостаток средств с родины на содержание уже два года как принудил его взять на себя обязанность воспитания трех мальчиков, сыновей иркутских жителей, за уговорную цену. Эти дети живут и столуются в его доме. Намечаю себе всегда бывать у Юшневского, сколько буду из Урика оказываться в городе, чтобы как можно больше пользоваться своими обязанностями в доме Волконских для поддержания ближайших отношений с таким человеком.

28 вт[орник] в Ирк[утске].

Я получил письмо от Волконского, который прислал за мной лошадей. Завтра еду в Урик, но только на пару дней, поскольку Новый год хочу начать здесь, среди своих.

Получил письмо и от Немировского. Он сообщает, что мое присутствие в Усолье необходимо для подписания государственного акта, извещающего о нашем поселении23. Но я там могу быть не скорее, как через несколько дней после Нового года, о чем хочу уведомить Леопольда.

29 ср[еда] в Урике.

Еще при первом свидании с княгиней в Иркутске, когда она спросила меня, как я жил в Усолье, я отвечал, что там несколько лет всегда нанимал отдельную квартиру и так привык к одиночеству, что отдельный, пусть самый малый уголок сделался для меня необходимой потребностью. Но сразу заметил, что она приняла эти слова за условие будущего моего пребывания в их доме. А потому, предполагая, что, быть может, нелегко им будет дать мне отдельную комнату, упрекнул я себя за эту неуместную откровенность и немедленно заявил, «что совсем не настаиваю на этом; что характер моего пребывания в Усолье, постоянно раздражающий различными тамошними неприятностями, невольно склонял меня к уединению, которое в столь отличающемся положении, которое ожидает меня у них, перестает быть для меня столь желаемым и необходимым, как там вначале. А затем я просил, чтобы в этом вопросе не причиняли себе малейших беспокойств». Она замолчала и уже об этом упоминаний между нами не было. Находясь здесь в прошлый раз, сам убедился, что, несмотря на живейшее желание угодить мне во всем, дать мне отдельную комнату было бы невозможным делом, особенно теперь, когда оба Поджио живут в их доме, не слишком просторном. Итак, я был уверен, что окажусь помещенным с одним из них (братьев Поджио. — Б. Ш.).

Но как же я удивился, когда сегодня, вскоре после моего приезда, княгиня проводила меня наверх и там в одном из двух больших покоев показала на скорую руку специально сделанную перегородку большей половины, образующую отдельную и вполне удобную для меня комнатку. Она сама занялась ее устройством таким образом, чтобы всего хватало для удобства и удовольствия. Не забыла даже и о том, что если когда-то приедет сюда кто из моих товарищей, то я бы смог поместить его у себя; а потому в эту импровизированную комнату приказала внести диван, в случае надобности могущий служить в качестве кровати. При том же все это с таким вкусом, так хорошо было расставлено, что, несмотря на всю меблировку, остается у меня достаточное место для хождения. Словом, могу здесь быть совершенно самостоятелен, а выезжая из дому, могу замкнуть двери, чтобы дети либо кто из слуг не нарушили порядка.

30 ч[етверг] в Ур[ике].

С утра я пошел навестить г. Александра Муравьева и его жену. Неприятное овладело мною впечатление при входе в тот дом, который двумя годами ранее был так оживлен присутствием превосходного, повсеместно уважаемого и по всем понятиям почтенного человека. Родной его брат24 ни своим просвещением, ни способом мышления и чувствования заменить его не в состоянии, как, в равной мере, воспитание и положительные качества госпожи Муравьевой делают ее значительно ниже княгини Волконской.

После обеда княгиня снова долго со мной говорила о своих детях. А позднее так направила разговор, чтобы узнать, какого я желал бы «трудов своих вознаграждения». На это я открыто отвечал, что ни сам ничего требовать не думаю, ни от них тоже не приму никакой оплаты, в каком бы виде они ее ни предлагали. Сильно удивило ее такое заявление, и она пыталась его опровергнуть всяческими способами. Я же, настаивая на своем, сказал: «что отнюдь не думаю, что принятие вознаграждения за свои труды могло бы быть унижающим; что, напротив, я глубоко убежден, что каждому делает честь находить в собственной работе средства для жизни и удовлетворения своих потребностей». Поэтому я просил, чтобы раз навсегда она поверила, «что не фальшивый стыд либо дурно понимаемое, а в настоящем случае более чем когда-либо несвоевременное и заслуживающее порицания высокомерие (как она, казалось, заключила), но совершенно иные, весомые и справедливые в моих глазах причины руководят моим поведением».

А поскольку в начале разговора мы оба согласились на то, что взаимная искренность должна быть правилом в наших отношениях, княгиня имела право настаивать, чтобы я разъяснил ей эти «мои причины». В результате я тогда должен был напомнить ей все услуги, беспрестанно оказываемые ею, ее мужем и всем кругом русских изгнанников моим сотоварищам со времени нашего прибытия в Сибирь вплоть до настоящего момента, а в особенности всяческого рода помощь и поддержку при отправлении наших за Байкал, оказанные ими с подлинно братским чувством. Я сказал, «что такое их поведение кладет на весь наш коллектив долг неугасимой благодарности, отдавать который мы все желаем. А потому когда у меня сейчас представилась к тому возможность, я с наслаждением за нее хватаюсь, счастливый, если слабые мои способности и искренняя настойчивость в оправдании оказанного мне доверия хотя бы частично сумеют ответить взаимностью на этот долг, общий для всего нашего общества». Закончил я уверением, что «решения моего ничто поколебать не сможет». А заметив, что княгиня взволнована до слез, на иной предмет перевел эту беседу, которая вскоре, с приходом Волконского и обоих Поджио, стала общею.

Я очень рад, что уже произошло объяснение будущих отношений между нами и что мое пребывание в этом доме будет исполнением давнего намерения, задуманного еще при первом предложении, сделанном мне из Урика около трех лет назад,— намерения, не раскрытого никому из моих коллег. Да и к чему было говорить о вещи, осуществление которой до недавнего еще времени я считал немыслимым?

Итак, теперь я имею поставленную перед собою определенную цель и рассматриваю это как самую большую ценность сегодняшних [своих] отношений с Волконскими. Ибо чего же стоит жизнь без цели, какой была моя в Сибири до самой этой поры?

31 пят[ница] в Ирк[утске].

Возвратившись вчера из Урика, я сразу побежал к г. Яжыне25, чтобы узнать о письмах с родины. Не нашел его дома. Повторно был там достаточно поздно, и снова его не было. Зато сегодня пошел к нему так рано, что застал его еще в постели. Но что мне с того, когда он всегда поет ту же самую печальную для меня песню, «что с почты для меня ничего нет»! Опасаюсь уже, не предвещает ли мне (сохрани, Бог!) столь долгое молчание всех моих какого-то несчастья.

 

ГОД 1844-й

1 янв[аря] в суб[боту] в Ирк[утске].

Все находящиеся здесь товарищи и несколько других земляков, пребывающих на гражданской службе, собрались мы в доме Лесьневича, чтобы вместе начать новый год. Это первые пять лет, проведенных в изгнании. Под немного лучшей звездой начинается будущее. По правде говоря, это будущее всегда мрачно и печально. Но, по крайней мере, уже убыла из него та длинная полоса тяжких дней принудительного пребывания в местах, предназначенных для скверных преступников, и наказаний, может быть, еще превосходящих всю чудовищность таковых.

Так же как и первоначально, мы теперь отдалены от своих семей и от отчизны. Но немного утешает та мысль, что уже бывали и теперь порою случаются примеры возвращения на родину с поселения, тогда как такой перевод непосредственно с каторжных работ невозможно предположить. Что касается меня в теперешнем положении, то могу еще предсказывать себе изменения к лучшему: в связи с тем что уже располагаю свободой писать, мои письма должны вызвать частые ко мне обращения. Только бы те послания, которые я сейчас выглядываю, не принесли мне какого-нибудь тяжелого известия.

2 воскр[есенье].

Генерал Руперт сегодня отослал Иоахиму письма с родины к нему и к Леопольду, прибывшие вчера на адрес генерала. Последнее из этих писем я хочу завезти Леопольду, намереваясь на этих днях быть в Усолье. Лесьневичу пишет дочь об освобождении Мархоцкого, не упоминая о жительстве [его] в России. Из этого можно бы заключить, что Мархоцкий получил возвращение на родину.

3 понедельник.

При лошадях, присланных из Урика, я получил очень вежливое письмо младшего Поджио (Александра). Но поскольку было уже довольно поздно, а еще я должен взять с собой г. Филадельфина26, учителя из здешней гимназии, дающего в Урике уроки латыни, откладываю свой выезд на завтра. Но больше всего я хочу задержаться потому, что мне г. Яжына сказал, что только завтра он может знать, нет ли для меня письма в субботней почте.

4 вт[орник в Урике].

Ждал я сегодня до полудня писем от г. Яжыны. Но увы! ничего не получил для себя. Только для Олизаров получил бандероль с книгами, которые должен отдать им, когда теперь поеду в Усолье.

У княгини виделся со старым Дейхманом, сегодня прибывшим в Иркутск. Мне была приятна встреча с человеком, к которому я питаю глубокое уважение.

Сюда я приехал с ксендзом Хачиским, желающим сопутствовать мне и в Усолье.

5 ср[еда] в Александровске.

После святой мессы, выслушанной сегодня утром в Урике, и раннего обеда выехали мы с нашим настоятелем. Посылка, которую я привез Олизарам, содержала несколько десятков номеров «Revue de Paris» 1843 г[ода], один том проповедей Скарги27 и несколько книг для религиозной службы. Все это прислано из Подолии г[опожой] Ксаверой Грохольской, урожденной Бжозовской28 из Петничан Винницкого уезда. «Revue de Paris»29 и Скаргу из сегодняшней, а сочинения Скарбэка30 из давнишней посылки беру для чтения себе.

Заехал я здесь к Родзевичу31, который теперь сам один хозяйствует, ибо Яцек остался в Иркутске, прежде чем перебраться к своему поселению. На чай и целый вечер я пошел к Фрыдерыковой32, которой не видел около 2 лет.

6 четв[ерг] в Усолье.

Сегодня утром в Александровске, написав Волконскому при отсылке ему лошади, я приехал сюда с Родзевичем Игнацем. Та мысль, что Усолье уже не является моей тюрьмой, придала в моих глазах совершенно иной облик этому заводу.

Ксендз Хачиский сегодня также приехал сюда с Михальским Люцьяном33. Но они и Родзевич завтра должны уехать назад. Я же дня на три задержусь на месте.

Леопольд так обрадовался моему прибытию, как если бы это случилось после очень долгого моего отсутствия.

Постановил он нарисовать мой портрет, но жаль, что сегодня начать этого не мог по причине пасмурного дня. Тем временем я сделал визиты Мевиусу и Дейхмановой34. И у того и у другой я был принят самым любезным образом.

7 пят[ница] в Усолье.

Все утро было занято рисованием и беседой с дорогим товарищем, недавно моим хозяином. Позднее навестил почтенного своего ученика Михайлова35. Был на обеде у супругов Дейхманов, но скоро оттуда вернулся, чтобы дольше освежиться разговором с товарищами, а особенно с Леопольдом, которого люблю как родного брата.

8 суб[бота] в Усолье.

Еще более длительные, чем вчера, художественные заседания. Леопольд говорит, что портрет будет очень похож. Я был несказанно рад этому, ибо уверен, что это утешит дорогую Тэодору, которой я предназначаю этот портрет. Снова был у Мевиуса и у Дейхмана. Первый выказывает мне много любезности. То же самое делает и его жена, хотя, может, догадывается, что я ее преднамеренным заявлениям не могу верить. Дейхманы оба так же держатся со мной, как всегда: доброжелательно, искренне, учтиво, без притворства и принуждения.

9 воскр[есенье] в Усолье.

Хотел выехать сегодня после полудня. Но было это невозможно, поскольку, несмотря на всю спешку, Леопольд едва к часу дня сегодня сумел закончить мой портрет. После же обеда приехал Брониковский36 и забрал у нас часа три, помешав Немировскому написать письма нашим, которые должны приехать из-за Байкала и с которыми я буду видеться, как только они остановятся в Иркутске.

После отъезда Брониковского, не желая пускаться в дорогу поздним вечером, отложил я поездку на завтра.

Любезный мой польский экс-ученик37 нашел и нанял подводу прямо до Урика, и очень дешево, что является немалым выигрышем для моего тощего кармана.

10 пон[едельник] в Александровске.

Почти всю ночь провел я без сна. Поэтому у меня сильно болит голова, столь значительно, что сегодня не мог уже поехать дальше, хотя в Урике наверняка ожидают моего возвращения. Но хочешь не хочешь я должен отдохнуть здесь до завтра.

11 вт[орник] в Алекс[андровске].

Сегодня утром прислал мне Фрыдерык сведения из письма Люцьяна, теперь находящегося в Ирк[утске], о том, что Мархоцкий не освобожден на родину, как мы полагали, но только получил перевод на жительство из Тобольска в Калугу. При этом Люцьян сообщает о печальном событии — смерти Вадковского38.

В т[от же] д[ень] в Урике ночью.

В очень мрачном расположении духа я приближался к Урику, зная, что застану там всех, взволнованных кончиной такого милого им товарища и превосходного человека, каким был Вадковский. Я его кратко знал лично. Но есть люди, высшая ценность которых сразу же бросается в глаза, и именно к таким он принадлежал.

Однако при входе в здешний дом ждало меня еще большее непредвиденное потрясение, когда я услышал о внезапной смерти Юшневского, который, находясь вчера вместе с другими товарищами на погребении Вадковского в Оёке, совершенно здоровый, без каких-либо предшествующих болезненных проявлений, во время отпевания в церкви упал замертво у гроба Вадковского. Это происшествие невыразимо удручило всех. Чрезвычайное стечение обстоятельств делает его еще более ужасным. Хотя потеря Вадковского для всех очень болезненна, однако ее уже давно предвидели. Он прожил только до 44 лет, а таким образом, может, на десять лет моложе Юшневского, но очень слабого сложения, и на протяжении нескольких месяцев, пораженный тяжелой и неизлечимой болезнью, с каждым днем разрушался и угасал, зная о том, что его страдания должны кончиться не чем иным, как смертью. Врачи давно не скрывали этого от других и даже от него самого, а он с мужеством и полным сознанием разума ожидал последнего мгновения.

Но Юшневский, необыкновенно сильного телосложения и отменного здоровья, умеренный в жизни, спокойный, всегда ровный, возвышающийся над всяческими противоречиями, соединял в себе душу истинного мудреца со внешностью атлета, а это могло сулить ему более долгую, чем у других, жизнь. Его кончина, подобно удару грома, поразила всех.

Муравьев Никита, Вадковский Федор, Юшневский Алексей — трое самых цельных и достойных мужей во всем круге русских изгнанников — ушли в течение едва восьми месяцев при всеобщей скорби своих товарищей, нашего коллектива и всех знакомых.

Сегодня вечером прибыли сюда Фрыдерык Михальский с женой, вызванные Волконским для отвлечения его жены,сильно удрученной нынешним потрясением. А завтра они должны отправиться в Разводную, где находится несчастная Юшневская, которая не могла поехать с мужем на похороны Вадковского и только сегодня узнала о безмерной своей утрате.

12 ср[еда] в Иркутске, ночью.

Я приехал с Михальскими, которые, не задерживаясь в городе, поспешили к бедной вдове. Я застал здесь вызванных наших товарищей, чтобы со мной завтра в Разводной отдали они последний долг останкам почтенного мужа, сегодня перевезенным туда из Оёка. Утром я написал из Урика Немировскому и Щепковскому39, чтобы также поспешили на это печальное чествование. Но сомневаюсь, сумеют ли они это осуществить из-за краткости времени и местных препятствий. Сегодня приехал в Иркутск доктор Ян Орачевский40, который получил царское разрешение возвратиться на родину и вскоре намеревается отправиться в это путешествие. Возобновил я с ним знакомство, некогда наспех состоявшееся в Киевской тюрьме.

13 ч[етверг] в Иркутске.

Уже под вечер возвратился я из Разводной, где на похороны Юшневского собрались все его товарищи, поселенные в той округе. Из наших присутствующими были: Михальский с женой и сыном, Голыньский, Лесьневичова с сыном и я. Йоахим, Янишевский и Новицкий, сами больные, приехать туда не могли. Во время этого события я познакомился с двумя членами из общества русских изгнанников 1826 г[ода], до того не знакомыми мне лично: Сутгофом41, поселенным в нескольких верстах от Урика, и Бечасным42, который поселен по соседству с нашим Наполеоном. Согласно всеобщему мнению, эти двое оцениваются ниже других своих коллег.

14 пят[ница] в Ирк[утске] в полд[ень].

Поджио должен приехать за мной сегодня. Но до сих пор его не вижу и опасаюсь, не заболела ли Волконская и не это ли задержало его на месте?

В т[от же] д[ень] в Урике.

Уже поздним вечером я добрался сюда с Поджио, который перед заходом солнца приехал за мной в город и застал меня в доме Иоахима, где я уже собирался провести вечер.

Оба мы сильно промерзли в дороге, поскольку после довольно мягкой в течение длительного времени погоды сегодня был мороз, достигающий 35 град[усов] R.

Княгиня Мария очень утомлена и ослаблена впечатлениями этих последних дней.

НЕПРЕРЫВНОЕ ПРЕБЫВАНИЕ В УРИКЕ

15 суб[бота].

Сегодня только вполне разобрался со своими вещами, уложив их все на предназначенном для каждой месте. До настоящей поры не мог этим заняться из-за непрерывной суеты и частых отлучек отсюда. Очень я доволен своей комнатой.

Сегодня только вполне разобрался со своими вещами, уложив их все на предназначенном для каждой месте. До настоящей поры не мог этим заняться из-за непрерывной суеты и частых отлучек отсюда. Очень я доволен своей комнатой.

Сегодня также был у меня первый урок с моими учениками, то есть: с Михасем (Мишей, как его здесь зовем) Волконским и Павлом (Пашей), сыном Зверева43. Последний уже два года находится в Урике, лечась у Вольфа. Волконские приняли его в свой дом, руководствуясь побуждения­ми человечности и надеждой, что таким благодеянием, оказываемым сыну, склонят и отца к лучшему обхождению с моими товарищами в Александровске. Но этой цели они не достигли, ибо Зверев вплоть до конца своего начальничества в Александровске всегда был для моих коллег хищным Зверем. Между тем Волконские, взяв уже к себе его сына (несколько лет тяжело и постоянно страдающего от золотушных высыпаний), привязались к этому мальчугану и проявляют к нему подлинно родительские чувства в такой степени, что заботятся о нем как о собственном сыне. Также и я не могу отказать ему в своих стараниях, во-первых, потому, что хочу со своей стороны поддержать благородные намерения Волконских, а во-вторых, что рад буду сколько только смогу быть полезным в воспитании этого мальчика и таким способом отомстить его отцу за все неприятности и обиды моих коллег. Дни и часы как для моих, так и для других здесь сотоварищей занятий еще не определены окончательно. Собираемся об этом посоветоваться совместно и сделать постановление, которое должно служить правилом для всех.

Вот каковы предметы, которым мы будем обучать: Пожио Александр — всеобщая история и география; Поджио Иосиф — уроки музыки на фортепьяно детям Волконских, поскольку сын Зверева музыке не учится44; Муханов Петр45 — математика и русская история; г. Филадельфин Алексей, учитель из Иркутской гимназии, — языки латинский и русский; княгиня Мария обоим своим детям дает уроки английского языка. В моем ведении находятся: язык французский, литература французская и язык немецкий. В первом оба мальчика довольно уже продвинулись стараниями Александра Поджио. Немецкий язык требуется начать с азбуки. Кроме этого я должен учить каллиграфии дочь Волконских и ровесницу ее, дочь Раевского из Олонок, здесь же воспитывающуюся46. Но позднее наверняка прибудет для меня и латынь, поскольку его милость господин иркутский учитель в этом языке не силен.

16 воск]ресенье].

Были здесь сегодня из Иркутска: гг. доктор Тийе со своим сыном (недавно учеником Казанского университета), так же как его отец состоящим в свите сенатора Толстого, который еще не прибыл, но уже со дня на день ожидаем в Иркутске. Тийе-отец, кажется, просвещенный и благородный человек. Он был уже в Александровске, в Усолье и в Тельминской фабрике, осматривая больницы и аптеки. Везде там оставил хорошее впечатление о себе. Его сын скромный, вежливый и хорошо образованный молодой человек.

17 пон[едельник].

Во время обеда приехали сюда г. Анрик Ришье, француз, с женой своей Юлией, девичья фамилия Ляни, также француженкой, уроженкой Таганрога. Он был прежде офицером французской армии. В Сибири находится в связи с поиском золота и осел тем временем в Красноярске, где его жена является домашней учительницей дочери господина Мясникова, одного из богатых владельцев золотых приисков. Оба приятны в обхождении и хорошо воспитаны. Сюда они прибыли за получением совета г. Вольфа по поводу здоровья госпожи Ришье. Знакомы Волконским с прошлого года, когда были здесь с тою же самой целью. Теперь собираются провести несколько недель в Урике, откуда г. Ришье хочет поехать в Кяхту для сооружения там артезианского колодца и для других своих торговых замыслов.

18 вт[орник].

Михальский Фрыдерык с женой, которые до этого пребывали то в Разводной у госпожи Юшневской, то в Иркутске, сегодня появились здесь по пути своего возвращения в Александровск. Опечалили меня известием, что бедной Адольфовой снова хуже. Видимо, ее убивает беспокойство о муже, которого она так долго не может дождаться.

Вскоре после приезда Михальских приехали супруги Зверевы, родители воспитывающегося здесь мальца. Они, как я слышал, давно уже знают о моем пребывании здесь и об участии, что я принимаю в образовании их сына, которого наверняка захотят еще и от себя мне поручить. А тогда, похоже, дойдет и до открытого объяснения между мной и г. Зверевым и до укора его в подлости по отношению к моим коллегам, ибо я предвижу, что не сумею ни смолчать об этом, ии скрыть чувства, какие пробуждает во мне этот человек.

Сегодня я написал Тэодоре Хмелёвской при посылке ей моего портрета. Хотел также писать и матери Даровской и Казимире, но не имел на это достаточно времени. А при этом всегда надеюсь, что наконец получу так долго высматриваемые письма из дома. При этом сам призываю писать и заодно отвечать.

19 ср[еда].

Случилось точно так, как я предполагал. Сегодня супруги Зверевы перед отъездом поручили мне своего сына — каждый отдельно. Говоря с ней, я ограничился общим уверением, что с ее ребенком буду заниматься с той же самой заботливостью, которую уделяю молодому Волконскому, не проводя в воспитании их никакого различия.

Но когда пришлось мне затем говорить с господином Зверевым один на один в моей комнате, мне было невозможно не дать ему почувствовать, что способность сделаться полезным для его сына является для меня вожделенной, давая возможность отплаты господину Звереву добром за все грубости, притеснения и обиды, причиненные им моим товарищам, однако чувствительные и для меня как для члена того же самого коллектива; что каждому из нас подобает только такая месть и такую мы рады исполнить. Сначала он хотел представить себя человеком, не имеющим никакого отношения к укорам. Это меня неимоверно возмутило, а потому я прямо в глаза ему бросил все подлости, какие он допускал в течение нескольких лет. Я приводил факты, время, лица и слова. Смешавшийся, сломленный, принужден был он замолчать и наконец сам себя признать «виновным».

Только тогда я подал ему руку, объявляя, что отныне подобных попреков он от меня больше уже не услышит. Говоря о побуждениях взяться за образование его сына, я добавил, «что тот, кто такими руководим поводами, тем самым уже не может иметь в виду никакого вознаграждения за свои труды и что всякие какого-либо рода покушения на это четы Зверевых я воспринял бы как «личную обиду и не потерпел бы ее ни минуты». На этом окончился разговор, после которого они оба вскоре уехали. Я же, размышляя над своим поступком, доволен, что в этом столкновении уже сбросил то, что тяжестью лежало на сердце, ибо иначе мое поведение с этим человеком было бы фальшивым и вымученным, а это со временем может даже иметь вредное влияние на представления и чувства его сына.

20 чет[верг].

Сегодня утром с отъезжающими отсюда Михальскими я написал письмо Олизарам, приобщив к нему письмо к Густаву Олизару47, о котором они меня просили. Написал я также Немировскому, сообщая о том, что происходит в Иркутске и о моем здесь пребывании. Сообщил я также, что Вадковский, который был музыкантом-скрипачом замечательного таланта, завещанием, составленным в после­дние мгновения, передал свою превосходную скрипку нашему Щепковскому. До сих пор она еще находится в Оёке. Следовало бы Щепковскому за ней приехать и познакомиться и со здешней семьей Трубецких.

Каждый день нас здесь восхищает талант фортепьянной игры госпожи Ришье, талант необыкновенный, который мог бы быть по достоинству отмечен в каждой европейской столице. В том сходятся все здешние знатоки, а среди них княгиня Мария и Иосиф Поджио, оба так хорошо разбирающиеся в музыке.

21 пят[ница].

Чем ближе узнаю г. Петра Муханова, тем больше открываю в нем просвещенности и ценных достоинств. Он всегда приезжает сюда на полтора дня, то есть на пятницу и половину субботы, для дачи уроков математики и русс[кой] истории.

Г. Филадельфин, учитель латинского языка, также человек скромный и очень любезный. Этот приезжает на среду и половину четверга. Но с установлением нового распорядка предметов, может быть, дни их приезда и продолжительность каждого урока подвергнутся некоторой перемене, поскольку добавится у нас совершенно новый предмет — немецкий язык, на который наверняка придется искать время за счет убавления чего-либо из уроков обоих Поджио, Муханова и Филадельфина. Что касается английского, то он не занимает больше двух или трех часов в неделю.

22 суб[бота].

Волконские в прошлом году не выписали ни одной французской газеты. Но зато г. Ришье привез нам множество номеров «Жорналь де Деба» от г. Давыдова, одного из российских изгнанников 1826 года, поселенного в Красноярске48. Связка, присланная им теперь, содержит почти весь прошлый год. А таким образом, у нас есть что читать из новостей политических и литературных, прежде чем мы начнем получать другую газету, «Ле Сьекль»49, которую Волконский выписал на нынешний год, надеясь на первые номера в следующем месяце либо в начале марта.

23 воск[ресенье].

Посланный в город за письмами с почты привез от г. Яжыны письма для княгини и для Поджио с родины, но для меня оттуда ничего нет. Получил только из Тобольска письмо от доброго Кароля Мархоцкого. Он сообщает среди прочего под 21 дек[абря] прош[лого] г[ода], «что последний манифест, освобождающий 17 [ссыльных] от [каторжных] работ [с переводом] на поселение, а двум из нашей группы сокращающий по пять лет из назначенного срока работ, содержит еще разрешение пани Фэлиньской и панне Вильчопольской, а также четырем мужчинам: Орачевскому, Станкевичу, Фэлынтыньскому и Верчиньскому50 возвращение в свои дома, а Мархоцкому перевод из Тобольска в Калугу». Пишет, что с трудом придется ему покинуть собственный домик, устроенный по своему же плану, и хозяйство. «Это последнее отдаю в опеку г. Козловскому» (наверное, также изгнаннику)51, «а дом свой хочу предназначить для проезжающих, а особенно (как он говорит) возвращающихся на родину поляков и для ксендза нашего на время краткого его там пребывания». Хочет, чтобы я ему написал, добавляя, что «будет ожидать этого в Тобольске». Я тоже хочу завтра его удовлетворить. В его письме есть упоминание о моей сестре Казимере, «что та, приехав в Одессу на купания, осталась там и на осень, а может и еще дольше, так понравилась ей Одесса». Жаль, что я не знаю, у кого она находится.

24 понедельник.

Сегодня утром имел визит г. Фердинанда Вольфа52. Позднее взялся за ответ на письмо Мархоцкого. Сообщил я ему вкратце о будущем занятии каждого из нас. Просил его, чтобы он часто обращался ко мне, ручаясь ему, что всегда буду отвечать и что позднее я пошлю ему так давно ему желательный и уже готовый перевод из Шиллера. Я только должен эту достаточно толстую тетрадь переписать на тонкой бумаге и мелким почерком, чтобы уменьшить объем свертка, который нужно приложить к письму.

На этих днях я имел предложение от госпожи Медведниковой, жены купца и бывшего недавно президента или бургомистра («головы») города Иркутска, желающей обучаться у меня немецкому и итальянскому языкам53. Особа богатая сама и по мужу, она хотела бы употребить значительный капитал на то, чтобы повидать свет, и через год или два намеревается поехать в Германию, Италию и Францию. Поэтому была бы рада познакомиться с иностранными языками. По-французски, как утверждает старший Поджио, она уже хорошо понимает и говорит достаточно неплохо, но желает еще больше усовершенствоваться в этом языке и в музыке и просила об этом его и младшего Поджио. Побеседовав с княгиней Марией и обдумав с ней распорядок времени для меня и других учителей здесь [и определив], что я могу иметь два свободных дня в неделю, я просил Поджио, чтобы он от меня объявил госпоже Медведниковой, что только эти 2 дня и в каждый из них по 4 часа (2 на итальянский и 2 на нем[ецкий] язык) могу ей предоставить, прося за это 150 р[ублей] ассигнациями] в месяц. Сегодня Поджио вернулся из Иркутска и сказал мне, «что госпожа Медведникова согласилась на мои условия и занятия с ней должны начаться только в конце февраля либо в начале марта, то есть после ее возвращения из Кяхты, куда она должна отправиться в первые дни будущего месяца».

25 вт[орник].

Сегодня я писал Янушкевичу Адольфу54, служащему в Омске, в канцелярии князя Горчакова, до того некогда длительное время милого товарища, виновника или участника стольких незабываемых в моем сердце впечатлений. При сочинении письма через 14 лет, как мы не виделись, мысленно представилось мне, насколько огромна череда происшедших в его и в моей судьбе перемен, вызвав давние воспоминания и опечалив, тем паче что я должен был сдерживать прилив чувств и приказывать молчать словам, которые толпой теснились под пером...

Позднее получил письма Немировского и Щепковского. Последний, узнав о завещании Вадковского и сам по слабости здоровья не имея возможности сюда приехать, послал меня за скрипкой. Но поскольку неделикатно было бы мне напоминать об этом в Оёке, добрая Волконская с братским чувством выступила посредницей: написала Трубецкой, искусно заслонив Щепковского и меня от какого-либо впечатления нетактичности. Теперь наверняка эта скрипка будет сюда прислана. Ее ждет человек из Усолья.

26 ср[еда].

Княгиня Трубецкая с величайшей любезностью ответила на письмо Волконской, отсылая скрипку и богатый запас превосходных струн. При этом она выражает желание познакомиться со Щеиковским, которому следовало бы сюда приехать, но сомневаюсь, станет ли его на это. Уже давно и я желаю быть в Оёке, куда самым доброжелательным образом был приглашен г. Трубецким, когда виделся с ним на похоронах Юшневского. На этих днях непременно хочу поехать туда. С тех пор как нахожусь в Сибири, повсеместно слышу о Трубецкой как о человеке, представляющем образец отечественных добродетелей, набожности, кротости и высокой просвещенности.

Долго писал в Усолье. К своему письму я приобщил дословную выписку из письма Трубецкой, чтобы побудить Щепковского сдвинуться с места, на котором он ржавеет, скиснувший и погрузневший.

Под вечер приехали гости из Иркутска, ранее мне знакомые: г. Голенковский, малороссиянин, чиновник, молодой человек, любезный и гладкий в обхождении, и г. Тийе-сын, а с ними г. Уоренд55, англичанин, принадлежащий к свите сенатора, оригинальный, но хорошо воспитанный юноша.

27 четверг.

Написал с утра госпоже Медведниковой с перечислением книг, необходимых для изучения немецкого и итальянского языков, чтобы она их выписала из Петербурга или Москвы.

Замкнулся я в своей комнате с сочинением «De la Rnssie et de la France, enssietiens politiques par un inconnu, 1842»56 привезенным сюда из города на короткое время. Мне нужно было быстро прочитать, и за этим я провел почти день и вечер. Но вижу, что мог распорядиться этим временем с большей пользой.

28 пят[ница].

Несказанно приятно мы проводим здесь вечера. Прелестная игра госпожи Ришье, временами чарующее пение хозяйки дома со вторящими ей первой и ее мужем; избранное общество, оживляемое шутками и взаимной благосклонностью; всегда занимательная, а не вынужденная беседа — таковы ежедневные удовольствия, которые в моих глазах приобретают еще большую цену, когда сравниваю их с тоскливым пребыванием в Усолье, так редко освещаемым приятными впечатлениями.

29 суб[6ота].

Сенатор, уже более года объявленный и ожидаемый с таким нетерпением и боязнью, вчера наконец появился в Иркутске. Кажется, что когда-нибудь я его увижу здесь, так как, будучи знакомым с некоторыми изгнанниками из здешнего общества, он, может быть, захочет их видеть. Но меня несказанно удивляет, что до сих пор еще не прибыли наши заморцы57. Жду вестей об их появлении в городе, чтобы тотчас поспешить обнять собратьев после четырех лет принудительного [нашего] разделения.

30 вос[кресенье].

Со времени, как нахожусь здесь, особенно неукоснительно обращаю внимание на знакомство со своими учениками, на изучение их склонностей, понятий, недостатков и дурных привычек. Поэтому я стараюсь как можно больше быть с ними — как во время уроков, так и в часы развлечений либо общих собраний. Сыну Волконских 12 лет, Зверева — 14. Оба достаточно способные и имеют большое желание учиться. Первый лучше настроенный и с быстрым пониманием; второй гораздо трудолюбивее. У обоих доброе сердце. Но в чувствах первого удается замечать больше благородства, и не удивительно, ведь с колыбели он был иначе воспитываем, иные имел перед глазами примеры, подвергался более благотворным влияниям. В его поведении, в исправлении всяких его проступков словом, в моральном его воспитании достаточно будет приводить пример отца и матери как образец для подражания, а там родительская любовь и сыновняя привязанность доставят самые действенные средства и разовьют самую стойкую склонность. С другим учитель уже не может прибегать к тем же самым столь простым и естественным методам.

Оба не лгут, ибо первый лгать не умеет, а второй избегает этого из боязни, как бы ложь не была замечена. Оба сильно рассеяны и чрезмерно разболтаны: Волконский — из-за большой живости, Зверев — вследствие приобретения этого недостатка как результата плохого воспитания. Однако, несмотря на излишнюю живость и младший еще возраст первого, тот обладает большим в сравнении с его товарищем благоразумием. Но если счастливый его нрав охотно располагает к нему каждого, то, с другой стороны, вид страданий, на которые маленький Зверев обречен беспрерывно уже в течение нескольких лет и Бог ведает насколько еще долго, также вызывает доброжелательное сочувствие.

31 пон[едельник].

Приехали наши из-за Байкала. Волконский привез известие, что сегодня они остановились в городе. Но он говорит, что с Рошковским прибыли только двое, а кто именно, не знает. Меня интересует, почему задержались другие. Завтра я поеду в Иркутск.

1 февраля вт[орник] в Иркутске.

Именно сегодня закончились 4 года с отправки наших из Усолья58. Спустя столь долгую невозможность нам видеться с большим удовлетворением приветствовал я их. С Рошковским прибыли Грабовский59 и ксендз Яжына т. Четверо других остались еще на месте для продажи домов и устройства торговых обстоятельств. Но порешили выехать дальше около 15 февраля. Появившиеся же здесь задержались со своим прибытием в связи с тем, что по причине праздников местное начальство опоздало с объявлением им освобождения и отправлением к нам. В Урике я предупредил, что задержусь тут дня на четыре; и, исключая два или три визита в городе, я хочу все это время посвятить коллегам.

Орачевский, доктор, сегодня выехал на родину, едва на час опередив мой приезд. Жаль мне, что уже не застал его, поскольку поручил бы я ему какое-нибудь сообщение моим.

2 ср[еда] в Ирк[утске].

С утра был у господ Зверевых для убеждения их в том, что уже после того, что я сказал ему при последнем разговоре в Урике, я не храню к нему никакой неприязни. Они, по-видимому, не ожидали моего посещения и вначале обнаружили некоторое замешательство. Я сделал вид, что этого как бы не заметил, и старался так держаться, как если бы между нами ничего не произошло. Это дало смелость г. Звереву, и вскоре он сделался чрезвычайно вежлив и предупредителен.

Затем я познакомился с будущей моей ученицей госпожой Медведниковой. Она приняла меня очень любезно, в самом начале извиняясь, что не написала ответа на мое письмо по той причине, что «сочла неприемлемым прибегать в обращении ко мне к русскому языку, во французском же не смела довериться своему с ним знакомству из опасения совершения ошибок». Несмотря на такое скромное суждение о себе, она достаточно бегло и неплохо говорит по-французски, чему я рад, ибо не с руки мне было бы вести будущее обучение по-русски. Я был у нее с Иосифом Поджио, давним ее знакомым и дающим ей уроки на фортепьяно, также брат его Александр обещал ей дальнейшее обучение и упражнения во французском языке. Оба за уговорную цену.

Мы застали госпожу Медведникову одну, но вскоре пришел ее муж, довольно молодой, интересный, любезный и, как кажется, благоразумный человек. Он пригласил нас на обед. Поджио принял приглашение. Я был бы рад отказаться, но меня сдержало опасение, чтобы по русскому, а особенно [распространенному] в Сибири обычаю не был этот отказ принят за повод для обиды. Госпожа Медведникова заверила меня, что после своего возвращения из Кяхты (куда она выезжает на пару недель), то есть в конце этого месяца, обратится ко мне, чтобы я знал, когда начать уже условленные с нею немецкие и итальянские уроки. Оттуда я поехал к Иоахиму, где нашел всех собравшихся товарищей, с которыми остался до полуночи. Не было среди нас только Новицкого. Этот редко покидает свою квартиру в деревне, более других любуясь собою в одиночестве. Хочу завтра нанять коней и поехать к нему, за 10 верст отсюда.

3 ч[етверг] в Максимовщине ночью.

Приехал сюда сегодня утром, имея намерение вечером вернуться в город. Но общество и беседа уважаемого коллеги Наполеона обладают для меня такой привлекательностью, его принципы и чувства так хорошо согласуются с моим образом мышления, что я с величайшей охотой удовлетворил его призыв братского гостеприимства и задержался здесь до завтра.

4 пят[ница] в Ирк[утске].

Госпожа Ксавера Грохольская из Петничан на Подолии с последним своим письмом к Фрыдерыковой прислала множество образков святых, предназначенных для всей группы политических изгнанников и наших женщин.

 

Примечания

Это часть большой публикации, снабженной обширными сквозными примечаниями. По сравнению с текстом книги примечания в электронной версии немного изменены: кое-где по техническим причинам поменялся порядок и частично убраны внутренние ссылки автора на примечания к другим частям того же издания. Поэтому если вам понадобится сослаться на текст какого-либо примечания в научной работе — проверяйте текст и номер примечания непосредственно по бумажному изданию.

С момента появления этйо публикации Дневник Сабиньского был издан полностью.

1Эпиграфом к 4-й части своего «Дневника...» («Поселение») Ю. Сабиньский избрал стих из крупнейшей поэмы Вергилия «Энеида» со словами Анхиза, отца главного героя этого произведения Энея: «Боги отцов! Лишь спасите мой род, мне внука спасите!» (Публий Вергилий Марон. Энеида. Книга вторая. Стих[и] 702 [687–703] пер. С. Ошерова под ред. Ф. Петровского // Вергилий. Собр. соч. — СПб: Биограф, ин-т «Студия Биографика», 1994. — С. 157).

2Ксендз Дезидерьюш Хачиский (?–1855) (в установившейся и ставшей традиционной русской транскрипции — Гациский) являлся настоятелем Иркутского костела с начала 1833 г. до своей кончины 10 октября 1855 г.

3Речь идет об Усолье (иначе называемом Иркутским солеваренным заводом), где автор дневника первоначально отбывал приговор к исполнению каторжных работ.

4Мацкевич Тэофиль — доктор медицины. Был первоначально сослан па жительство в Оренбургскую губернию. Оттуда перебрался в Восточную Сибирь. В Красноярске вел частную медицинскую практику, в Иркутске с 1845 г. занимал должность при генерал-губернаторе В. Я. Руперте. Летом 1847 г. вышел в отставку и выехал в Литву. (См.: Sliwowska W. Zeslancy polscy w Imperium Rosyjskim w pierwszej polowie XIX wieku. Slownik biograficzny.— Warszawa: Wyd-wo DiG, 1998. S. 358–359).

5Адольфова — так, в соответствии с польской разговорно-языковой традицией, автор дневника образует обращение к замужней женщине Антонилле Рошковской — из имени ее мужа и своего товарища, ссыльного конарщика Адольфа Рошковского. Антонилля Рошковская однозначно высоко оценивалась всеми польскими ссыльными в иркутский регион.

6Имеется в виду товарищ Сабиньского по ссылке Иоахим Лесьневич.

7Ю. Сабиньский так говорит об оставленных им на родине близких: своих родителях отце Людвике (ум. в 1847 г.) и матери Юльянне Эльжбете, урожденной Рачиньской (ум. в 1848 г.), двух сестрах (рожденных своей матерью во втором браке) Изабелле-Казимере (Казимире) (ум. в 1845 г.) и Идалии (ум. в 1883 г.), о собственных троих детях (см. о них коммент. 12 к «Дневнику...») и др. За уточнение подробностей по ряду из указанных персоналий комментатор выражает благодарность доктору Я. Трынковскому.

8Автором «Дневника...» подразумевается связь описываемого периода с празднествами католического и православного Рождества и Нового года, объединяемыми 12-дневным периодом (вплоть до Крещения; 25 декабря (7 января) 6 (19) января), именуемым в народной традиции Святками.

9В описываемую в дневнике пору священнослужители католического костела в Иркутске, при котором первоначально остановился Ю. Сабиньский, принадлежали к монашескому ордену бернардинцев. Ими являлись ксендзы Д. Хачиский и К. Шайдевич.

10Имеется в виду Поджио Иосиф Викторович (1792–1848), старший брат Поджио Александра Викторовича (1798–1873), декабрист, отставной штабс-капитан, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, член Южного общества.

11Немировский Леопольд — конарщик, товарищ Ю. Сабиньского по сибирской ссылке. Давал уроки рисования детям из семей высшей администрации региона. Пятницкая Любовь Александровна — супруга иркутского гражданского губернатора А. В. Пятницкого.

12«Своими сиротами» Ю. Сабиньский называет оставшихся на родине своих троих детей (сыновей Земовита (род. 1835), Ольгерда (род. 1837) и дочь Хэмильду (род. 1838). В начальный период ссылки автора «Дневника...», в 1839 г., умерла их мать и его жена — Пелягья (урожд. Даровская), оставив детей малолетними сиротами.

13Речь идет о Даровской Катажине (урожд. Машкевич). Жена Кароля Даровского и мать Пелягьи, жены Юльяна Сабиньского, она доводилась тещей автору «Дневника...» За сведения об этой персоналии комментатор выражает благодарность доктору Я. Трынковскому.

14Тэодора Хмелёвская — двоюродная сестра Ю. Сабиньского по брату его матери, Тадеушу Рачиньскому. Была замужем за Юзефом Хмелёвским. За сведения об этой персоналии комментатор выражает благодарность доктору Я. Трынковскому.

15Олизар Филипп (ок. 1806 – после 1857) и Голыньский Яцек (1804–1846) — политические ссыльные конарщики, отбывавшие каторгу на Александровском винокуренном заводе. Ф. Олизар в ноябре 1845 г. переведен на поселение в Олонский участок (сел. Олонское) Идинской волости Иркутского округа. После 1847 г. переведен назад в Александровский винокуренный завод (см.: Шостакович Б. С. История поляков в Сибири (XVII–XIX вв.).- Иркутск, 1995. — С. 88). Я. Голыньский в ноябре 1843 г. обращен на поселение и причислен в сел. Максимовском Жилкинской волости Иркутского округа (Там же. — С. 84).

16Александровск (с. Александровское) населенный пункт, где располагался Александровский винокуренный завод, служивший местом отбывания каторжных работ политическими ссыльными.

17Новицкий Наполеон (1800–1870) — политический ссыльный конарщик. По отбытии каторжных работ в Александровском винокуренном заводе и в Нерчинском заводе «перечислен» на поселение в июле 1811 г. в сел. Смоленское Жилкинской волости Иркутского округа, а в апреле 1842 г. переведен в сел. Максимовское тех же волости и округа (см.: Шостакович Б. С. Указ. соч.— С. 87).

18По всей вероятности, имеется в виду Панкевич Винценты врач, выпускник Виленской медико-хирургической академии (1838 г.), в качестве «казенного» стипендиата направленный на службу в Иркутск и пребывавший там до 1851 г. В 1886 г. упоминался как вышедший в отставку штабс-лекарь, надворный советник. За сведения об этой персоналии комментатор выражает свою признательность доктору Я. Трынковскому.

19Янишевский Людвик политический ссыльный конарщик.

20Речь идет о традиционном католическом обряде взаимного преломления родными и близкими во время совместного рождественского ужина облатки тонкого листка из пресного теста, служащего для причащения в католических храмах хлебом под видом тела Христова.

21Кароль Мархоцкий (1794–1881) принадлежал к волынскому отделению СПН. В ссылке снискал себе известность как прекрасный пианист. Поддерживал контакты с декабристами.

22Персин Иван Сергеевич (1804–1858) — врач, первоначально работавший в Кяхте и лечивший декабристов в Петровском Заводе. Затем служил в Иркутске, был в добрых отношениях с кругом местных декабристов. Являлся другом семьи Трубецких и был уполномоченным Е. И. Трубецкой по делу о разделе наследства, оставшегося после смерти ее матери А. Г. Лаваль.

23Согласно выявленным официальным документам. Ю. Сабинький был переведен из каторжных работ на поселение в ноябре 1843 г. и причислен в сел. Грановское Кудинской волости Иркутского округа (см.: Шостакович Б. С. Указ. соч. — С. 89).

24Сабиньским проводится сравнение между братьями-декабристами Муравьевыми: Александром Михайловичем (1802–1853) корнетом, членом Северного общества, и его братом (ко времени занесения автором «Дневника...» данной записи незадолго до того умершим и похороненным в сел. Урике (28 апреля 1843 г.) Никитой Михайловичем (1795–1843), капитаном, участником заграничных походов, одним из основателей Союза спасения и Союза благоденствия. Н. М. Муравьев являлся также одним из правителей Северного общества и автором проекта конституции будущего Российского государства. Супругой А. М. Муравьева (с 1839 г.), которую Ю. Сабиньский по ее качествам расценивает «значительно ниже княгини М. И. Волконской», являлась Жозефина Атамовна Бракман (ок. 1814–?), уроженка Эстляндии, служившая гувернанткой в семье иркутской купчихи Е.Медведниковой.

25Яжына Леопольд (ок. 1817–1850) — политический ссыльный конарщик. По отбытии сокращенного ему срока каторжных работ был причислен на поселение в ноябре 1843 г. в сел. Новоямском Жилкинской волости Иркутского округа (см.: Шостакович Б. С. Указ. соч.— С. 88).

26Учитель Иркутской мужской гимназии Алексей Филадельфин обучал сына С. Г. и М. А. Волконских частным образом.

27Скарга Пётр (подлинная фамилия Повэнский) (1536–1612) деятель религиозной контрреформации, теолог, проповедник, писатель. Происходил из мещан. С 1569 г. — член ордена иезуитов. Организатор иезуитских коллегий в Польше и Лифляндни. Первый ректор Виленской академии (1579–1584). Придворный проповедник польского короля Зыгмунта III (1588 1612). Сторонник усиления королевской власти в Польском государстве и противник религиозной веротерпимости.

28Грохольская Ксавера (урожд. Бжозовская) (1807–1872) — польская помещица из Винницкого уезда (повята) Подольской губернии. Ее родовое имение Петничаны управлялось, наряду с аналогичным же - Василювкой, владением ее подруги и единомышленницы Ружи (Розалии) (урожд. Лубеньской) Собаньской (1799–1880), родным братом Ксаверы, Каролем Бжозовским, и оба были превращены в материальное и организационное средоточие созданного ими совместно нелегального Коми-тега Опеки над польскими политическими ссыльными. С 1843 г. этот комитет осуществлял активную деятельность но пересылке денежной и вещественной помощи репрессированным деятелям польского национально-освободительного движения в Сибирь, Приуралье и на Кавказ. За это К. Грохольская и Р. Собаньская подвергались преследованиям властей. Первая вместе с мужем была в 1852 г. подвергнута тайному надзору полиции, а в 1855–1856 гг. высылалась в Ярославль. Вторая — последовала за своим мужем Людвиком Собаньским (1791–1837), членом Польского Патриотического общества, в ссылку в Пермь (1831–1833 гг.), где уже начала проявлять свою заботу о польских политссыльных. (См.: Sliwowska W. Op. cit.- S. 189–190; 560.)

29«Revue de Paris» — «Парижское обозрение» название французского периодического издания.

30Скарбэк Фрыдерык (1792–1866) — экономист, историк, педагог, писатель-публицист. С 1818 г. профессор Варшавского университета. Идеолог либерализма, теоретик капиталистических общественных отношений, пропагандист принципов английской политической экономии. Автор многочисленных работ.

31Родзевич Игнацы (ок. 1797/1800 – после 1857) политический ссыльный конарщик. Первоначально был распределен для отбывания каторжных работ «в Нерчинские заводы», но, по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири В. Я. Руперта, оказался оставлен в Александровском винокуренном заводе «для призрения» своего престарелого родственника (отчима) Ежи Олеши, также ссыльного конарщика. Об этом см. подробнее: Шостакович Б. С. Указ. соч. — С. 60, 65–66, 158 (гл. 1.4; примеч. 6).

32Фрыдерыкова имеется в виду жена Фрыдерыка Михальского (ср. с коммент. 5 к фрагментам данного «Дневника...»), Франчишка Ксавэра.

33Сын Фрыдерыка Михальского.

34Мевиус Андрей Павлович (?–1851). По источникам, выявленным автором данного комментария, установлено, что в описываемое мемуаристом время он имел чин подполковника, а не майора, как говорится в воспоминаниях. Умер в 1851 г. в Иркутске, будучи полковником корпуса горных инженеров. Дейхманова — супруга горного инженера Дейхмана Оскара Александровича.

35Михайлов — усольский полицмейстер, обучался у Сабиньского польскому языку. В 1844 г. он занял должность геометра на частных золотых приисках в Енисейске. За уточнение сведений об этой персоналии публикатор выражает признательность доктору Я. Трынковскому.

36Брон[н|иковский Ян (в русскоязычной версии Иван Викентьевич) иркутский полицмейстер с 1840 г. Позднее — управляющий Тельминской казенной мануфактурой. Происходил с украинской Подолии. Ю. Сабиньский был с ним знаком еще по Каменец-Подольскому. За уточнение сведений об этой персоналии публикатор выражает признательность доктору Я. Трынковскому.

37Своим «экс-учеником» К. Сабиньский именует ранее упомянутого усольского полицмейстера Михайлова.

38Вадковский Федор Федорович — декабрист.

39Щепковский Вольфганг (1801(1807)–1857).

40Орачевский Ян (1806(1809)–?) — политический ссыльный конарщик, врач по специальности. Отбывал ссылку «на житьё» вначале в Киренске, а затем в Верхнеудинскс (ныне — Улан-Удэ). Разрешение возвратиться на родину получил в октябре 1843 г. (см.: Шостакович Б. С. Указ. соч.— С. 92).

41Сутгоф Александр Николаевич (1801–1872) — декабрист, поручик лейб-гвардии гренадерского полка. Член Северного общества. Участник восстания 14 декабря 1825 г. По отбытии срока каторги обращен на поселение в Иркутской губернии: в слободе Введенщине Жилкинской волости (июль 1839 г.), с. Куде (апрель 1841 г.), с. Малая Разводная (с июля 1842 г.). В мае 1848 г. отправлен из Иркутска — рядовым в Кавказский отдельный корпус.

42Бечаснов (Бечасный) Владимир Александрович (1802–1859) — декабрист, прапорщик 8-й артиллерийской бригады. Член Общества соединенных славян. По окончании срока каторжных работ обращен на поселение в с. Смоленщине Жилкинской волости Иркутского округа. После амнистии (в августе 1856 г.) остался в Сибири. Жил и умер в Иркутске.

43Сабиньским в «Дневнике...» написано буквально: «Зверова». Речь идет об управляющем Александровским винокуренным заводом, где отбывали каторжные работы наряду с уголовными заключенными также и политические, в большинстве своем поляки.

44Поджио Александр Викторович (1798–1873) — декабрист, подполковник в отставке, член Северного и Южного обществ. Поджио Иосиф Викторович, декабрист.

45Myханов Петр Александрович (1799(1800)–1854) — декабрист, штабс-капитан, член Союза благоденствия. По отбытии каторжных работ в 1832 г. обращен на поселение в Братский острог Нижнеудинского округа Иркутской губернии. В 1842 г. переведен в с. Усть-Куда Иркутского округа. Разрешено по болезни пребывать в Иркутске, где и умер.

46Раевский Владимир Федосеевич (1795–1872) — декабрист, майор. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. Член Союза благоденствия и Южного общества. С 1822 г. находился в заключении. В 1827–1856 гг. — на поселении в сел. Олонском (совр. Олонки) Иркутского округа.

47Олизар Густав (1798–1865) — граф, представитель польской шляхетской землевладельческой аристократии, общественный деятель, издатель, литератор, поэт, публицист, коллекционер произведений искусства, путешественник. Политссыльным в Сибирь братьям Каролю и Филиппу Олизарам он доводился двоюродным братом. В молодости испытал безнадежную любовь к Марии Раевской, будущей жене декабриста С. Г. Волконского. Несколько лет провел в Крыму, где приобрел в собственность земельный надел (в этой местности в наши дни располагается знаменитый детский лагерь Артек). Именно там состоялось знакомство Г. Олизара с поэтами А. Мицкевичем и позднее — А. С. Пушкиным. В 1823—1826 гг. он избирался предводителем дворянства Киевской губернии. Находился в контактах с участниками польских масонских организаций данного региона и Южного общества декабристов. За это в начале 1826 г. подвергся аресту и следствию в Киеве, а затем в Петербурге, однако был освобожден от дальнейших репрессий за отсутствием прямых улик. Известно, что знакомство Ю. Сабиньского с Г. Олизаром состоялось еще перед сибирской ссылкой первого, но более конкретные его обстоятельства не до конца выяснены.

48Давыдов Василий Львович (1793—1855) декабрист, отставной полковник, поэт. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. В 1812 г. был адъютантом при князе Багратионе. Член Союза благоденствия и Южного общества. Осуществлял связь Южного общества с Северным. По отбытии срока каторжных работ (приговор к вечной каторге изменен на 20 лет в 1826 г., до 15 лет — в 1832 г., до 13 лет — в 1835 г.) в июне 1839 г. обращен на поселение в г. Красноярске, где и умер.

49Названия упомянутых в дневнике французских периодических изданий, поступавших к польским ссыльным через их окружение: «Жорналь де Деба» — «Дискуссионная газета», «Ле Сьекль» — «Век»

50В составе упомянутых в данном списке лиц, получивших в конце 1843 г. право возвращения из ссылки на родину, имелись в виду участники польского освободительного движения, высланные из пределов исторической Речи Посполитой (то есть из регионов Великого княжества Литовского, включая Украину, Литву и Белоруссию) в различные внутренние регионы Российской империи, не ограниченные пределами Сибири, но и включающие ряд европейских областей. Козловский Миколай (ок. 1796–1849), ссыльный за причастность к Обществу филаретов. После различных перемещений властями по отдаленным регионам России, где он главным образом учительствовал, в 1839–1849 гг. до конца жизни преподавал в тобольской гимназии латинский язык (см.: Sliwowska W.;& Op. cit.— S. 300–301). Станкевич Александр (1799–1879) — врач, происходил из Подолии. В 1838 г. «за контакты с лицами, которые обвинены в преступных антиправительственных замыслах», был отправлен в Симбирск, где занимал должность врачебного помощника. В 1843 г. получил высочайшее соизволение на возвращение в Киев (см.: Sliwowska W. Op. cit.— S. 571). Фэльштыньский Станислав (род. ок. 1804 г.) — польский дворянин из Подолии, адвокат. В 1840 г. ссылался под надзор полиции в Олонецкую губернию за «неподобающий образ мыслей». В октябре 1843 г. получил помилование и право возвращения на родину. Полицейский надзор был снят с него лишь в 1856 г., но при этом оставлен запрет выезда за границу (см.: Ibid. S. 160). Верчиньский Юзеф (ок. 1783(1785)–1849) — польский дворянин с Волыни, «по политическому подозрению» высылавшийся «во внутренние губернии» Российской империи. Осенью 1843 г. возвращен на Волынь, где подвергнут тайному полицейскому надзору (Ibid.— S. 664).

51По всей вероятности, речь шла о Козловском Миколае (ок. 1796–1849) — воспитаннике Виленского университета, участнике общества филаретов. Первоначально учительствовал в Ковно и Житомире. Был выслан во внутренние российские губернии, отдаленные от региона исторической Речи Посполитой. Преподавал в Пермской гимназии латинский и французский языки, но после рапорта местного губернатора о поддержании им отношений со ссыльными участниками польского Ноябрьского восстания и выражения своей откровенной симпатии их деятельности был в 1831 г. выслан в Якутск, а затем переведен в Тобольск, где вплоть до своей смерти продолжал служить учителем латинского языка в тамошней гимназии и пользовался уважением и признанием школьного начальства. (См.: Sliwowska W. Op. cit. — S. 300–301.)

52Здесь и далее Ю. Сабиньским упоминается Вольф Фердинанд (Христиан-Фердинанд) Богданович (Бернгардович) (1796(1797)–1854) — декабрист, коллежский асессор, штаб-лекарь, доктор при полевом генерал-штаб-докторе 2-й армии. Член Союза благоденствия (1820) и Южного общества.

53Медведникова Александра — представительница иркутской купеческой династии, известной своей состоятельностью и благотворительностью. По всей вероятности, речь идет об Александре Ксенофонтовне Медведниковой (ок. 1824–1899) — дочери купца К. М. Сибирякова и жене Ивана Лог[г]иновича Медведникова (1807–1889) — иркутского купца 1-й гильдии, крупного золото-промышленника-миллионера и мецената, коммерции советника (с 1839 г.), потомственного почетного гражданина (с 1887 г.). В 1841–1844 гг. он являлся иркутским городским головой. По завещанию своей матери Елизаветы Михайловны и в память о ней вместе с братом Лог[г]ином Лог[г]иновичем он стал учредителем и попечителем известного Сиропитательного дома для девочек им. Е. М. Медведниковой и одноименного банка при нем, приобретшего значение первого общегородского банковского учреждения. Перебравшиеся в середине 1840-х гг. в Москву, супруги Медведниковы не оставили попечением свои иркутские дела, параллельно активно занимаясь благотворительством и в Москве (сооружение там нескольких больниц, богаделен, храмов и школы). В 1901 г. в Иркутске на средства А. К. и И. Л. Медведниковых была создана больница для хроников. Александра Ксенофонтовна стала первой женщиной в Иркутске, удостоенной в 1899 г. звания почетной гражданки. Большая часть капитала была завещана ею на благотворительные цели. (Основано на: Энциклопедический словарь Иркутск. Издание осуществлено для общественного обсуждения. — Иркутск, 2006. — С. 218–219; Зуева Е. А., Гаврилова И. И. Медведникова Александра Ксенофонтовна // Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири.— Т. 3 (Л.-М). Кн. 1 / под ред. А. С. Зуева, В. П. Зиновьева.— Новосибирск: РИПЭЛ, 1996.— С. 97.

54Янушкевич Адольф Юльян (1803–1857) — ссыльный повстанец 1831 г., имел по женской линии родственное отношение к Тадеушу Костюшко. Обучался в Виленском университете, был в близком знакомстве с Адамом Мицкевичем. Ссылку на поселение отбывал в Западной Сибири (Тобольск, Ишим; 1832–1841 гг.). В 1841 г. переехал в Омск и поступил на службу в Пограничное управление «сибирскими киргизами» (казахами). В течение более чем десятилетней службы неоднократно выезжал в казахскую степь, хорошо узнал и полюбил казахский народ и природу края, оставил ценные материалы по его истории.

55Уоренд — имеется в виду англичанин, находившийся в свите сенатора И. Н. Толстого, проводившего ревизию Восточной Сибири. Более подробные данные о нем пока не удалось установить. Исходя из написания этой фамилии, не вполне типичной для английской фонетики (Warrand), публикатор допускает, что в оригинале она могла писаться как Warran — Уор[р|ен.

56«Из России и Франции беседы о политике |от| неизвестного. 1842».

57Заморянами (заморцами) Ю. Сабиньский иносказательно называет товарищей по ссылке на каторгу, отбывавших ее за Байкалом. Это озеро в сибирской традиции почтительно именуется «морем». Отсюда и происхождение данного слова.

58Речь идет о перемещении в Забайкалье группы ссыльных конарщиков из общего числа первоначально размещенных для отбывания каторжных работ на так называемом Иркутском солеваренном заводе, в Усолье, распределенных по различным центрам Нерчинских горных заводов.

59Грабовский Фортунат — политический ссыльный конарщик. Яжына Нарцыз (ок. 1812–1859), брат Леопольда Яжыны — католический священник (с 1832 г.), политический ссыльный конарщик. После краткого пребывания в с. Усолье на Иркутском солеваренном заводе отбывал каторжные работы на Култуминском руднике Нерчинских заводов. По двукратном сокращении срока каторги был причислен на поселение вместе с братом — в ноябре 1843 г. в сел. Новоямском Жилкинской волости Иркутского округа. В июне 1857 г. выехал на родину в Житомир (см.: Шостакович Б. С. История поляков Сибири (XVII–XIX вв.).— Иркутск, 1995.— С. 89). Там был отдан под тайный надзор полиции и умер в 1859 г. от туберкулеза легких (см.: Sliwowska W. Zeslancy polscy w Imperium Rosyjskim w pierwszej polowie XIX wieku. Stownik biograficzny.— Warszawa: Wyd-wo DiG, 1998.— S. 289)