«Помещик Щепилло сельца Кловки» — мещанин во дворянстве

ИССЛЕДОВАНИЯ | Статьи

Ек. Ю. Лебедева

«Помещик Щепилло сельца Кловки» — мещанин во дворянстве

Усадьбы Смоленщины, соседних и приграничных территорий как центры хозяйственной и культурной жизни. Сборник материалов VIII научно-практической конференции (с международным участием). Смоленск, 2023. С. 95-104.

На двух предшествующих конференциях мои доклады были связаны с декабристской тематикой. Исходной точной для нынешнего сюжета также послужили декабристские штудии, но выявленная история попадает в более широкий контекст, представляя собой любопытный казус из истории смоленского дворянства.

Несмотря на то, что тема декабристов исследуется учеными уже более ста лет, многое пока остается невыясненным, в частности в биографиях членов тайных обществ. Некоторые трудности их изучения были заложены еще во время следствия 1825–1826 гг. Так, Следственный комитет довольно мало внимания уделял тем, кто (по какой бы то ни было причине) скончался до начала следствия; в частности, не запрашивались их формуляры и другие документы, которые могли содержать биографическую информацию. И в дальнейшем то, насколько подробно можно узнать биографию такого человека, зависело уже от конкретных обстоятельств.

Так, 3 января 1826 г. в день поражения восстания Черниговского полка, погибли три офицера из восставших: поручик Михаил Щепилло1 был убит одним из картечных выстрелов правительственных войск, а прапорщик Ипполит Муравьев-Апостол 2 и поручик Анастасий Кузьмин застрелились. Об И. Муравьеве-Апостоле, несмотря на его молодость, все же можно собрать определенную информацию: он принадлежал к достаточно известному семейству, а кроме того, несколько лет провел в Петербурге. А вот данные, доступные к настоящему времени об А. Кузьмине, содержатся только в следственных показаниях его товарищей и, позволяя узнать что-то о его характере и образе действий, не дают никакой информации о его семействе. Сведения об Анастасии Кузьмине были обобщены в статье: Ек. Ю. Лебедева (@Kemenkiri «Знаете, каким он парнем был? (или Кузьмин под микроскопом)». С его сослуживцем Михаилом Щепилло дело обстояло примерно так же и даже хуже: обладая, по-видимому, менее ярким характером, чем А. Кузьмин, он реже упоминался в показаниях товарищей. ]

Однако зацепкой для дальнейшего поиска стало то, что в том же полку несколькими годами раньше служил его младший брат Сергей [4, с. 240–243]. К тайным обществам он отношения не имел, мало того, в 1820 г. оказался под судом и был уволен в отставку за жестокое обращение с унтер-офицером. Но именно военно-судное дело и содержало его ответ на стандартный вопрос о происхождении:

«В службу вступил я… из дворян Смоленской губернии… за отцом моим состоит Смоленской губернии и уезда в деревне Коловке 25-ть душ крестьян»3 [15, л. 62].

При обращении к ревизским сказкам 1811 и 1816 гг. вначале возникает впечатление, что у находившейся рядом с западной границей Смоленска Кловки в то время другие владельцы — купцы Шипулины. Однако подробное изучение документов показывает, что речь идет о том же самом семействе, которое при следующей ревизии, в 1834 г. будет записано как дворяне.

Михаило-Архангельская церковь до реставрации.

Рассмотрим их историю с середины XVIII в. — со времени, когда ее можно проследить по материалам Смоленского архива. Сельцо Кловка, ныне входящее в окраинную часть Смоленска, ранее находилось вне города, но непосредственно рядом с ним, а потому в XVIII в. относилось к приходу городской Михайло-Архангельской церкви, существующей с домонгольского времени. В ее метрических книгах в 1766 г. впервые отмечен «смоленский мещанин Иван Федоров сын Шипулин» [12, л. 44], и далее его семейство неоднократно упоминается вплоть до 1788 г. — это записи о его браке, а затем о детях. С 1774 г. их крестным не раз становится «Алексей Никитин», или «Алексей Шипулин», упоминающийся сначала как мещанин, затем как купец [12, л. 85, 105 об., 113 об., 144 об., 157 4. По-видимому, речь идет об одном и том же человеке: в родословной семейства Щепилло (речь о ней пойдет позже), присутствуют Никита и его сын Алексей [17, л. 14 об.]. (Михаилу Щепилло они приходятся прадедом и дедом). Его переход из мещанства в купечество не должен нас удивлять. Такая смена сословия, в отличие от приобретения дворянства, зависела только от возможности заявить определенный капитал (для купца), и могла происходить неоднократно в течение жизни одного человека. Так, с 1794 г., когда Иван Федорович уже не упоминается в метрических книгах прихода, здесь явно поселяется семейство сына Алексея Никитича, Алексея Алексеевича Шипулина, который вначале назван смоленским купцом, в 1795 и 1797 гг. — мещанином, а с 1798 вплоть до войны 1812 г. — вновь купцом [12, л. 236 об, 249, 259, 406].

К 1 ноября 1794 г. относится запись о рождении его сына Михаила — по-видимому, старшего ребенка в семье5 [12, л. 230]. Далее по записям о рождении детей (часть из которых умерли в детстве) можно проследить расширение круга общения семейства. Вначале восприемниками выступают чиновники невысоких степеней: секретарь, регистратор [12, л. 230, 236 об., 249]. С 1798 г. (вместе с новым переходом в купечество) появляются чуть более заметные люди: «полковник прантмейстер» и другие военные (1798–1802 гг.) [12, л. 256, 2706, 294 об.], затем «Смоленской Гражданской палаты заседатель Иван Ильин» (1806 и 1807 гг.) [12, л. 357, 376] и наконец в 1808 г. — «смоленский гражданский вице-губернатор Аркадий Иванов господин Алымов» [12, л. 393]. Такое постепенное возрастание в кругах провинциального общества тоже не представляло ничего удивительного.

При этом, если упоминавшиеся вначале И.Ф. и А.Н. Шипулины названы просто «смоленскими мещанами», то есть, по-видимому, жили именно в городе, то у А.А. Шипулина уже в 1795 г. упоминается брак его дворовых. А в дальнейшем он возникает в таких формулировках: «вотчины Смоленского купца Алексея Шипулина у дворового человека его…», «у смоленского купца в сельце Кловке…» [12, л. 443, 443 об.]. Мы не знаем точно, как именно купеческое семейство оказалось владельцами усадьбы7 и крестьян, несмотря на то, что высочайший указ «О непокупке купцам и прочим разночинцам, состоящим в подушном окладе, людей и крестьян» был издан еще в 1746 году [6, с. 523–528]. Однако то, что такие указы издавались впоследствии неоднократно, показывает, что явление продолжало существовать и данный случай вовсе не был уникальным8.

Данные ревизских сказок вполне согласуются с метрическими книгами. В 1811 г. девятью крестьянами владеет «смоленская купецкая жена Авдотья Сергеева по муже Шипулина», подписывает документ «по нездоровью» Авдотьи ее муж, «смоленский купец Алексей Алексеев сын Шипулин», ему принадлежат еще 2 крестьянина [8, л. 1309–1312 об.]. В 1816 г. все эти крестьяне уже находятся во владении «сельца Кловки малолетных умершей купеческой жены Авдотьи Шипулиной детей Любови, Прасковьи и Елисаветы Алексеевых Шипулиных», «за неумением сестер… грамоте» за всех троих подписывает документ Любовь Шипулина [9, л. 36–38, 41–43, 102–104].

В семействе есть любопытная разница в образовании детей, причем в пользу старших: Любови Шипулиной в это время 18 лет, Прасковье — 14, а Елизавете — 9 [12, лл. 256, 294 об., 376]. Для семьи, где девочек в принципе могут учить грамоте, неумение писать в 14 лет скорее странно. Схожая ситуация и с сыновьями: Михаил Щепилло, согласно формуляру, «по-русски, по-немецки и по-французски читать и писать умеет» [14, л. 141 об. – 142], а в списке о поведении, находящемся в военно-судном деле Сергея Щепилло, отмечено: «какие знает иностранные языки — не знает» [15, л. 68 об. – 69]. Причем знание французского Михаилом Щепилло подтверждается следственными показаниями Д.М. Грохольского, о том, как в декабре 1825 г. он читал и переводил товарищам французское письмо С.И. Муравьева-Апостола [2, с. 311]. Возможно, в годы взросления старших детей в семье были более благоприятные условия для получения ими образования.

Серьезнейшее разорение, пережитое Смоленском во время военной кампании 1812 г., видно и по данным метрических книг. Записей за 1812 и 1813 гг. в Михайло-Архангельской церкви просто нет, а в 1814 г. их очень мало; причем мало в том числе записей о смерти — скорее всего, в приход в это время вернулись лишь немногие жители. Но уже с 1815 г. мы встречаем упоминания того же семейства, но только в новом статусе — в записи относительно «дворянина Алексея Алексиева Щипиле 9 дворового человека» [12, л. 465 об.]. В записи 1817 г. еще об одном дворовом видно колебание того, кто вел книгу: «сельца Кловки у бывшего мещанина, а ныне называющегося дворянином Алексея Щипиллы…» [12, л. 494]. Однако далее до 1823 г. продолжаются упоминания «помещика Алексея Алексеева Щипиллы сельца Кловки» [12, л. 534, 505, 534, 542 об., 554, 572] — в том числе в записях о детях, рожденных уже во втором браке (начиная с 1818 г.).

Однако в 1824 г. вновь появляется упоминание «смоленского мещанина Алексея Алексеева Шипулина» — и продолжаются в дальнейших записях (например [12, л. 578 об., 676]), при этом продолжают упоминаться его дворовые. С сословной принадлежностью четко увязаны версии фамилии: Шипулины — купцы или мещане, Щепилло — дворяне. Впрочем, у составителей ревизской сказки 1834 г. колебания возникают именно с фамилией: дворовыми владеет «сельца Кловки дворянка Надежда Осипова Щепилова» (вторая жена А.А. Щепилло), а крестьяне — во владении «дворянина Алексея Алексеевича Щипулы»; фамилия в заголовке документа исправлена из первоначального написания «Шипулы», карандашом ниже подписано «Шипулина». [10, л. 193, 195 об. – 196, 343, 351]

Своеобразный итог подводит исповедная ведомость, сохранившаяся для данного прихода за 1837 г.:

«В уезде живущие в сельце Кловке:

Доказывающий дворянство Алексей Алексеев Шипулин — 71 год

Жена его Надежда Иосифова – 37

Дети их: Евгения – 18

Епафродит – 14

Глафира – 7»

В ведомости также отмечено 16 человек их дворовых.

Кроме них в той же Кловке, помимо экономических (т.е. государственных, ранее монастырских) крестьян, значится еще одно семейство: «мещанин Петр Алексеев Шипулин — 51», а также его жена, дети от двух браков и находящаяся у них в услужении солдатская дочь [11, л. 417 об. – 418].

Таким образом, после Отечественной войны 1812 г. купец Алексей Шипулин на каких-то основаниях начал именовать себя дворянином Щепилло, и как раз в эти годы два его сына поступают на армейскую службу (Михаил Щепилло — в ноябре 1814 г., его брат Сергей — годом позже.)

Когда к 1824 г. его притязания все же не были признаны, оба сына (в том числе находившийся в отставке Сергей10) уже имели офицерский чин, т.е. основание для дворянства, поэтому на них это, по-видимому, никак не сказалось. При этом отец их не оставлял попыток доказать дворянство и в конце 1830-х гг. Одновременно мы видим в той же Кловке, по-видимому, семейство его младшего брата, так и остававшееся в мещанстве и не принимавшее участия в попытках стать дворянами.

О том, как именно мещанин Шипулин пытался стать дворянином Щепилло, мы можем узнать из документов Департамента Герольдии, хранящихся в Российском государственном историческом архиве (г. Санкт-Петербург).

Представители шляхетской фамилии Полесских-Щепилло были в XIX в., по-видимому, достаточно многочисленны: в фонде отмечено 7 дел, относящихся в основном к Могилевской губернии [16, д. 4421–4427]. Элемент «Полесские», как и в других подобных фамилиях, обозначает территориальную привязку (ср., например, Друцкие-Соколинские). Дело, созданное для переписки по прошениям А.А. Щепилло — единственное, находящееся среди фамилий на букву «Щ», а не «П». И действительно, хотя оно имеет официальный заголовок «О дворянском происхождении рода Полеских-Щипиллов» [17, л. 1], следует отметить, что Алексей Алексеевич, судя по документам, претендовал только на краткую форму «Щепилло».

Аттестат, выданный 15 февраля 1815 г. по итогам определения Белорусско-Могилевского дворянского собрания «Белорусско-Могилевской губернии Чериковского повета дворянину Алексею Алексееву сыну из Шипулиных Щипиле», возводит его род к Герониму Щепилло и его сыну Иосифу, жившим в XVII в., и так описывает основания и саму процедуру признания его дворянином:

Богородицерождественская церковь в Черикове.
Она переделана из каменного дома XVIII века,
который мог быть присутственными местами.

«И сказанный Иосиф Щипило имел одного сына Ивана, который во время бывшей в здешнем крае военной революции вышел в Смоленскую губернию, где пользовался преимуществами дворянскими, и сочетавшись браком с дочерью смоленского жителя Шипулина, в течении времени по простонаречию прозван Шипулиным, и для лучшего способа к житью записался в мещанский оклад, — из коего он Алексей с сыном своим Сергеем уволен, что явствует из свидетельства, выданного сего 1815-го года Генваря 25-го дня от Смоленской градской думы, — и их из Шипулинов11 Щипило здешней губернии по Чериковскому повету жительствующие Щипилы признали за однофамильцев своих, и от одного происходящих предка» [17, л. 4].

В последующей переписке упоминается и более ранний, видимо, исходный документ: «Свидетельство Чериковского повятового земского суда, удостоверяющее о дворянстве Алексея Щипилы», от декабря 1814 г. [17, л. 58 об.]. Строго говоря, выдача свидетельств о дворянстве едва ли входила в компетенцию поветового (аналог уездного) суда, но в тот момент этот документ был принят. Мало того, обе эти бумаги были выдали в Могилевской губернии, где само семейство не жило, но зато проживали многочисленные признанные во дворянстве представители фамилии Полесских-Щепилло.

Примерно в то же время А.А. Щепилло взял увольнение из купечества в Смоленской городской думе для себя и младшего сына Сергея — для зачисления в дворянство. Михаил Щепилло в это время уже служил в полку, куда поступил еще до получения бумаг о дворянстве, поэтому начинал службу рядовым. (Благодаря этому нам известно описание его внешности: «Лицом бел, мало рябоват, волосы русые, глаза серые, нос посредственный», рост 7 4/8 вершков (примерно 175 см) [14, л. 141 об. – 142].)

Однако выданное определение о дворянстве явно сказалось и на его военной карьере: в ноябре 1815 г. он получает чин подпрапорщика (аналог унтер-офицерского чина для дворян)12 [14, л. 244, 252 об., 254], а уже в декабре — портупей-прапорщика [13, л. 3]. Его брат, поступавший на службу в ноябре 1815 г., сразу принят в полк как подпрапорщик (т.е. дворянин) [14, л. 244].

Напрямую увязывает поступление сыновей в военную службу и получение дворянского аттестата сам А.А. Щепилло в одном из более поздних прошений, в 1830 г.:

«По определению, учиненному прошедшего 1815-го года февраля 15-го дня в Могилевском дворянском депутатском собрании… о дворянстве моем дан мне… аттестат, что я есть Щипило и дворянин, по поводу чего сына своего Сергея Щипило определил на службу Вашего Императорского величества в прошедшем 1815 году, и оный сын мой… дослужился до обер офицерского чина» [17, л. 3]/

Мы не знаем, как разворачивались события в 1820-х годах, когда Алексея Щепилло вновь стали упоминать в документах как мещанина Шипулина, но в 1830–1836 гг. он написал по меньшей мере пять прошений о признании его во дворянстве.

В Смоленске его притязания имели порой определенный успех: к одному из прошений прилагалось свидетельство о том, что «дворянин Щепилло» состоял в 1830–1831 гг. помощником попечителя по Смоленскому уезду «Смоленского губернского предохранительного от холеры комитета»; в другом он указывал, что его сыновья (видимо, Сергей Щепилло и один или несколько сыновей от второго брака) после его прошения в 1832 г. были «исключены из оклада», т.е. не платили подати как дворяне [17, л. 29–29 об., 49].

Наконец вспомним, что если в 1816 г., когда в метрической книге А.А. Щепилло обозначается как дворянин, в ревизских сказках он назван купцом, то в 1834 г. ситуация обратная: там и не получив утвержденный документ о дворянстве, в документах ревизии он и его жена упоминаются как дворяне. И это — притом, что Герольдия до получения всех необходимых документов требовала «уведомить Смоленскую палату уголовного суда с тем, дабы благоволила объявить ему Шипулину с подпискою, дабы он впредь, доколе не будет утвержден высшей властию в дворянстве, сим достоинством не именовался» [17, л. 21–21 об.]. В случае с ревизскими сказками ситуация, возможно, определялась и тем, что к этому времени ужесточились не только требования к документам на подтверждение дворянства, но и карательные меры для недворян, каким-либо образом ставшими владельцами крепостных [7, с. 942–948].

Несмотря на неоднократные прошения, направленные в Могилевское дворянское собрание и в Герольдию, просьба А.А. Щепилло не была удовлетворена, поскольку в 1830-х обнаруживались все новые несоответствия решения 1815 г. установленному порядку [17, л. 29]. От самого Щепилло требовали документы о том, почему его предки записались в податное сословие, а также родословную с доказательствами дворянства указанных в ней лиц.

Из всего перечисленного он представил только родословную. Основной костяк ее совпадает с той, что можно встретить и в других делах о дворянстве фамилии Полесских-Щепилло: вначале обозначены два брата, Героним и Александр (интересно, что не назван их отец), а различные ветви семейства происходят от одного или другого брата, далее эти две части родословного дерева никак далее между собой не пересекаются. Сыновьями уже известного нам Алексея Никитича Щепилло в ней названы: Алексей [проситель], «Платон умре 1822 года», «Петр неизвестным пропал 1812 года».

У Алексея Алексеевича отмечено три сына:

— «Михаил 1826 года в мятеже убит в Черниговском полку»13 ;

— «Александр умре в 1813 году волею Божию»14;

— «Сергей поручик в отставке». [17, л. 14 об. – 15].

Здесь интересно не только упоминание о восстании Черниговского полка и гибели Михаила Щепилло, сохраняющееся в бумагах николаевского времени. Семейной памяти, даже вроде бы о «неудобном» событии, противостоит обратная ситуация с «пропавшим неизвестным» братом Алексея Петром. Событие выглядит вполне достоверным для военного 1812 года. Однако в 1837 г. в Кловке, как мы видели, проживает в том числе семейство «мещанина Петра Алексеева Шипулина», который по возрасту вполне может быть младшим братом Алексея. Почему же он не стал «воскрешать» его в документах? Может быть, он вернулся не сразу, и по крайней мере ко времени первоначальной подачи документов в 1815 г. еще отсутствовал? Однако в родословную, как показывает упоминание о гибели Михаила, вносились и последующие изменения. Возможно, мещанин Петр Шипулин, в отличие от «доказывающего дворянство» Алексея, будучи вполне доволен существующим положением в обществе и не занимаясь добычей бумаг о благородном происхождении, был не слишком выгоден в родословной, составленной для его подтверждения.

Последнее прошение от Алексея Щепилло, находящееся в деле Департамента Герольдии, относится к 1844 г. [17, л. 29–30 об.] Могилевское дворянское собрание, рассмотрев в следующем году представленные документы, в том числе родословную, писало в Герольдию о ее несоответствии известным им вариантам:

«Дворянское собрание, поверив копию... с актовыми, хранящимися у себя, и не найдя сходства, ибо по книге сего собрания значится - Фелициян Петров сын Щипила имел одного сына, а в выписи представленной показано от того же Фелицияна четыре сына – Казимир, Петр, Иван и Фома, заключила по вышеизъясненной причине Щипиле в прозьбе отказать и дело из числа нерешенных исключить...» [17, л. 32 об.].

Строго говоря, причину, выбранную для отказа, можно назвать формальной. Как уже говорилось, родословное древо Полесских-Щепилло — это фактически два отдельных древа, расходящихся от родных братьев, Геронима и Александра. Алексей Щепилло претендовал на происхождение от Геронима, но упомянутый «Фелициян Петров сын» находится среди потомков Александра и количество его сыновей никак не влияло на происхождение А.А. Щепилло.

Возможно, причина могла быть в том, что в ином случае пришлось бы, например, обвинить во лжи и подлоге шляхтичей-«однофамильцев», признавших его родней, причем возбуждать это неприятное и хлопотное дело по прошествии нескольких десятилетий.

Последующая переписка вплоть до 1848 г. происходила уже исключительно между учреждениями. От А.А. Щепилло не поступало никаких бумаг после 1844 г., когда ему должно было исполниться 78 лет. Возможно, ко времени последующих требований его уже не было в живых, а никто из родных продолжать подобные хлопоты не желал или не смог.

В таком случае они должны были вновь стать по всем документам просто мещанами, возможно, сохранив саму форму фамилии. Детям Алексея Щепилло от второго брака, по-видимому, не удалось воспользоваться «дворянскими» преимуществами: один из сыновей, Епафродит, скончался в 1884 г. в Москве в невысоком чине отставного канцелярского служителя 2 Градской больницы [18, л. 626 об. – 627].

В различных свидетельствах о смоленской жизни второй половины XIX - начала XX в. несколько раз упоминаются носители фамилии Щепилло, но всегда в форме «Полесские-Щепилло»14, поэтому речь скорее всего идет о приезжих, например, из соседней Могилевской губернии. Потомки интересующего нас семейства, по-видимому, никакой заметной роли в жизни города не играли.

Тем не менее, именно не удавшаяся в итоге попытка смоленского купца сменить фамилию и стать дворянином оказалась в частности причиной тому, что в Черниговском полку появился офицер Михаил Щепилло.

Мы не можем уверенно сказать, имело ли семейство Шипулиных в самом деле какое-либо отношение к шляхтичам Полесским-Щепилло, как не можем и утверждать, какими мотивами руководствовался А.А. Шипулин, доказывая свое благородное происхождение: соображениями практической выгоды, желанием во что бы то ни стало повысить свой статус в обществе, воспользовавшись удобным моментом, или искренней уверенностью в истинности семейного предания, которое могло иметь отношение к судьбам смоленской шляхты? И все же теперь, говоря о Михаиле Щепилло, мы можем увидеть его не только офицером конкретного полка и участником тайного общества, но и членом вполне определенной смоленской семьи с не самой обычной историей.

 

Лебедева Екатерина Юрьевна, м.н.с. Научно-отраслевого архива ФГБУН Институт археологии РАН, Россия, г. Москва

 

Список литературы

1. Валуев Д. Лишенцы в системе социальных отношений (1918–1936 гг.) (на материалах Смоленской губернии и Западной области). Смоленск, 2012.

2. Восстание декабристов. Материалы. Т. VI. М.-Л., 1929.

3. Костицын В.А. «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. М., НЛО, 2017. Том 1.

4. Никитин А.О. Новое о декабристе М. А. Щепилло // Рязанская старина. 2004–2005. Рязань: Край, 2006.

5. Полесский-Щепилло М.П. Раскопки развалин древнего храма св. великомученицы Екатерины в восточном предместье г. Смоленска // Памятная книжка по Смоленской губернии на 1870 год. Смоленск, 1870.

6. Полное собрание законов Российской Империи c 1649 года. Том 12, 1744–1748. Спб., 1830.

7. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе (1825–1881). Том 3. СПб., 1830.

 

Архивные источники:

8. ГАСО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 67. Ревизские сказки по Смоленскому уезду. 1811 г.

9. ГАСО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 224. Ревизские сказки по Смоленскому уезду. 1816 г.

10. ГАСО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 762. Ревизские сказки по Смоленскому уезду. 1834 г.

11. ГАСО. Ф. 48. Оп. 1. Д. 1571. Исповедные ведомости церквей г. Смоленска и Смоленского уезда за 1836–1838 г.

12. ГАСО. Ф. 48. Оп. 5. Д. 351. (св. 71). Метрическая книга записи родившихся, бракосочетавшихся и умерших Михаило-Архангельской церкви г. Смоленска за 1743–1837 г.

13. РГВИА. Ф. 395. Оп. 75. Д. 325. (1822 г.). Дело об определении на службу отставного штабс-капитана Щипилло 1-го в Черниговский пехотный полк.

14. РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1041. Формулярные списки офицеров и солдат Черниговского полка, 1 июля 1815 – 1 января 1816 гг.

15. РГВИА. Ф. 16231. Оп. 1. Д. 436. Судное дело о пехотного полка поручике Щепилле за жестокое наказание фельдфебеля Савицкого. 1821 г.

16. РГИА. Ф. 1343. Оп. 27. О сопричислении к дворянскому состоянию. Литера "П".

17. РГИА. Ф. 1343. Оп. 34. Д. 432. О дворянском происхождении рода Полеских – Щипиллов.

18.ЦИАМ. Ф. 203. Оп.771. Д. 13. Метрические книги Замоскворецкого сорока г. Москвы. 1884 г.

ГАСО – Государственный архив Смоленской области.

ЦИАМ – Центральный исторический архив г. Москвы.

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В документах существует много вариантов написания этой фамилии. Далее я использую (за исключением цитат) вариант «Щепилло», закрепившийся в научной литературе о декабристах.
2 Не был офицером Черниговского полка, но присоединился к восстанию, приехав к старшему брату (по дороге на место службы) в момент его начала.
3 Или «в деревне Коловне»; поэтому вначале были проверены данные по Колодне Смоленского уезда, где однако находился только постоялый двор.
4 Точно неизвестно, в каких именно родственных отношениях состояли И.Ф. и А.Н. Шипулины.
5 Таким образом, указанный в формуляре М.А. Щепилло [14, л. 140–141] возраст 19 лет относится не ко времени его составления — 1 января 1816 г., а к 1814 г., когда он поступил на военную службу.
631 мая 1800 г. родился Сергей Шипулин.
7 На что указывает именование Кловки «сельцом».
8См. например указ от 25 октября 1828 г. «О распространении указа 6 февраля 1758 года на все без изъятия случаи по открытию владения крестьянами таких лиц, кои не имеют по законам на то права» [7, с. 942–948]. Небезынтересно, что конкретный случай, ставший поводом к принятию этого указа касается мещан г. Велижа Витебской губернии, которые, в частности, продавали кого-то из своих крестьян смоленскому купцу.
9 Так в документе.
10 Отставной поручик Сергей Щепилло, по-видимому, также проживал в Смоленске: в 1822 г. он выступает крестным своей единокровной сестры Александры.
11 Так в документе: две фамилии, «мещанская» и «дворянская», были трактованы как двойная фамилия на польский манер, с указанием происхождения.
12 В формуляре М.А. Щепилло [14, л. 141 об. – 142] ошибочно написано, что он в феврале 1815 г. сразу произведен в подпрапорщики.
13 В более поздней версии родословной: «Михайло Алексеич поруч. Чер. полка убит 1826 г.» [17, л. 50–51].
14 Родился в 1797 г. [12, л. 249].
15 См., например: [5] (публикация преподавателя Смоленской гимназии М.П. Полесского-Щепилло), [1, с. 116] (супруги А.М. и Е.М. Щепилло-Полесские, жители хутора в Ельнинском уезде), [3, с. 689–690. прим. 83] (ученик Смоленского реального училища Константин Щепилло-Полесский, сын чиновника).