Центральные органы исполнения приговора по делу декабристов

ИССЛЕДОВАНИЯ | Статьи

С. В. Кодан

Центральные органы исполнения приговора по делу декабристов

Проблемы социалистического государства и права. Иркутск, 1977. С. 178–182.

В июле 1826 г. завершился процесс по делу декабристов. Из 120 осужденных 84 ожидали ссылки в Сибирь, на каторгу. Власти опасались, что соединение дворянских революционеров, образованнейших и умудренных опытом военных походов людей, с колодниками Нерчинской каторги могло быть чревато новым восстанием. Чтобы строжайше изолировать декабристов, Николай I решил создать особую каторгу на каторге, построить специальную тюрьму для политических ссыльных и организовать учреждение для надзора за ними во главе с комендантом Нерчинских рудников. При подборе кандидатуры на эту должность выбор пал на генерал-майора С. Р. Лепарского1, и 17 июля 1826 г. начальник Главного штаба И. И. Дибич направил ему письмо с предложением царя. Поскольку «монаршья милость» не предполагала отказа, 3 августа назначение состоялось2.

По приезде Лепарского в Москву началась разработка документов, определивших состав и компетенцию Нерчинского управления. Это дело ускорилось с образованием Особого комитета3,и в середине сентября 1826 г. Николаем I был утвержден ряд законодательных актов о Нерчинском комендантском управлении. Удаленность его от «высочайшего надзора» должна была компенсироваться значительными привилегиями для служащих в нем и широкими полномочиями коменданта: «1) Положенного ему (Лепарскому. — С. К.) плац-майора предоставить ему самому избрать из армейских капитанов... 2) При назначении плац-майора дать ему следующий чин. 3) После каждых трех лет служения... производить в чины до генерал-майора. 4) Жалованье плац-майору производить четверное. 5) Двух плац-адъютантов, назначенных по его (Лепарского. — С. К.) выбору с производством в следующие чины, производить в чины... до майора. 6) Жалованье плац-адъютантам производить четверное. 7) Позволить ему (Лепарскому. — С. К.) взять из Иркутского военносиротского отделения по его выбору трех писарей; жалованье им назначить двойное... 8) Назначить к нему одного лекаря,… дав ему чин при определении». Плац-майором стал племянник коменданта капитан Северского конно-егерского полка О. А. Лепарский, плац-адъютантами — поручик того же полка В. В. Розенберг «с производством в штабс-капитаны» и «уволенный из Кирсарского Новгородского полка штабс-ротмистр Куломзин, определенный в службу тем же чином». В 1828 г. по указанию царя в штат управления был введен также священник П. Громов4.

Жалованье коменданту устанавливалось 20 тыс. руб. ассигнациями в год, плац-майору — 3120 руб. и плац-адъютантам — около 2 тыс. руб., то есть вчетверо больше предусмотренного по положению от 12 декабря 1816 года. Предполагалось такие более быстрое продвижение по службе, получение наград и денежных вознаграждений. Сам С. Р. Лепарский к 1837 г. имел уже чин генерал-лейтенанта, был награжден двумя орденами и получил в аренду на 12 лет казенную мызу, что в денежном выражении составляло 1680 руб. ежегодно. На содержание же декабристов казна отпускала в год на каждого 24 руб. ассигнациями5. Коменданту придавалась особая воинская команда. Командир Сибирского отдельного корпуса распорядился направить в Нерчинские заводы из Верхнеудинской и Нерчинской инвалидных команд две группы военнослужащих, которые, «прибыв в завод, составят одну, которая состоять будет из 3 офицеров, 2 музыкантов, 17 унтер-офицеров и 150 рядовых». Кроме того, в распоряжение Лепарского было приказано выделить «конных казаков... 12 человек при одном уряднике». На каждого сосланного декабриста приходилось в охране от двух до пяти солдат6.

19 сентября 1826 г. Николай I утвердил «Инструкцию коменданту, при Нерчинских рудниках учреждаемому», которая регламентировала деятельность управления. В ее преамбуле определялось: «Назначается... комендант собственно для присмотра и содержания сосланных... в каторжную работу государственных преступников», а в пункте 1 подчеркивалось, что декабристы «состоят в полном ведении коменданта». Нерчинское управление ставилось вне иерархической лестницы управления Сибирью, а подотчетно было только начальнику Главного штаба. С передачей в 1828 г. функций по исполнению приговора над декабристами III отделению все вопросы стали решаться по согласованию с шефом жандармов А. Х. Бенкендорфом. Коменданту в пределах его компетенции подчинялись местные учреждения. От горного начальства, например, он мог требовать усиления надзора за заключенными во время работ, изменения состава рабочих команд и т. п. В чрезвычайных случаях (бунт, заговор) местные власти обязаны были оказать коменданту незамедлительную помощь. Он мог применять оружие «не только против государственных преступников или других ссыльных», но и против поддерживавших их жителей. Кроме того, комендант контролировал внутренний порядок в тюрьме, регулировал размещение по камерам, на него возлагалась ответственность за выполнение установленных правил: «Он должен печись... за исправностью и устройством порядка»7.

Хотя Нерчинское комендантское управление было образовано, вопрос о его месторасположении оставался открытым. Особый комитет в заседании 31 августа 1826 г. решил «возложить на коменданта, чтобы он лично объехал Нерчинские горные заводы... и назначил место, которое... признано удобным будет», а «до того времени, пока казармы (имеется в виду тюрьма. — С. К.) будут устроены», осужденных содержать в Чите. В ноябре 1826 г. Лепарский выехал в Сибирь. В конце января 1827 г. управление начало функционировать в селении Чита, в старую этапную тюрьму которого стали прибывать декабристы8. Правовое положение Нерчинского управления не оставалось неизменным. Компетенция комендатуры расширялась как на основе указаний властей, так и по инициативе коменданта. В соответствии с указом Николая I о предании декабриста-черниговца И. И. Сухинова и участников зерентуйского заговора военному суду, комендант в 1828 г. получил широкие уголовно-процессуальные полномочия вплоть до утверждения смертных приговоров9. Ряд дополнений в последующие годы касался режима содержания заключенных, переписки жен декабристов, последовавших за ними, получения денежных сумм. Некоторые акты по регламентации каторги принимались по почину коменданта, например, об ужесточении мер в отношении жен декабристов10. В 1827–1830 гг. в 600 верстах от Читы, в Петровском Заводе, по утвержденному царем проекту была выстроена специальная тюрьма для «государственных преступников». В конце сентября 1830 г. строение, напоминавшее по условиям содержания крепостные тюрьмы, приняло узников: одновременно в Петровский Завод переехала комендатура. Однако и перевод декабристов в новые казармы, лишенные даже дневного света, не успокоил власти. III отделение направляло в Петровский Завод не только своих жандармов-ревизоров, но и агентов. Для сбора сведений о декабристах Бенкендорф послал сюда провокатора Р. Медокса11. В Петровском Заводе широко практиковалась перлюстрация писем. В 1836 г., например, шефу жандармов стало известно после вскрытия писем декабриста А. И. Одоевского, что тот просил продать через плац-адъютанта В. И. Клэ оставшуюся в Петровском Заводе после выхода его на поселение бричку и вырученные деньги частным порядком, минуя установленный надзор, передать ему. Проведенным расследованием было выяснено, что Одоевский поручил Клэ через А. Ф. Цейтлера (управляющего Иркутским комиссионерством, брата губернатора. — С. К.) продать кому-нибудь из поселенцев бричку и «деньги сии доставить к нему через Цейтлера так, чтобы оные не поступали по узаконенному порядку в казенную палату, и что вообще... Клэ обнаруживает участие в положении государственных преступников, несовместимое с определенною им должностью». По результатам расследования Николай I распорядился «Цейтлера и Клэ перевести на службу в какую-либо из внутренних губерний»12.

Столь пристальное внимание жандармских чинов к Нерчинскому управлению не было случайным. Оно было создано как особое учреждение военного ведомства в связи с происходившей реорганизацией системы политического сыска. Вновь образованное III отделение не было в состоянии сразу же приступить к выполнению возложенных на него функций, и поэтому Николай I воспользовался услугами армии. Однако и после официальной передачи в 1828 г. дел по исполнению приговора над декабристами из военного ведомства в жандармское царь оставил управление в фактическом ведении двух конкурирующих сторон — начальника Главного штаба и шефа жандармов13. Смерть С. Р. Лепарского в 1837 г. предоставила шефу жандармов возможность сосредоточить под своим началом всю полноту власти по исполнению приговора над декабристами. На должность коменданта был назначен жандармский полковник Г. М. Ребиндер, а армейские офицеры Нерчинского управления заменены полицейскими чинами. Плац-майора Лепарского сменил майор Я. Д. Казимирский, а плац-адъютанта Розенберга — штабс-капитан И. Ф. Баранов. С этого времени Нерчинское комендантское управление стало, по сути дела, специальным местным жандармским учреждением по надзору за «государственными преступниками»14.

Через казематы Нерчинского управления прошло 75 из 84 осужденных на каторгу декабристов, поскольку двое из них, Г. С. Батеньков и И. В. Поджио, по распоряжению Николая I были оставлены в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, а остальным еще до отправления в Сибирь по указу от 22 августа 1826 г. каторжные работы были заменены поселением. «Каземат дал нам, — писал М. А. Бестужев, — политическое существование за пределами политической смерти»15. В Чите, а затем в Петровском Заводе среди декабристов-каторжан оказались наиболее активные участники восстания на Сенатской площади — Е. П. Оболенский, В. К. Кюхельбекер, А. И. Якубович, М. А. и Н. А. Бестужевы, Н. М. Муравьев, И. И. Пущин, С. Г. Волконский, М. С. Лунин и другие. Это были не только революционеры, но и образованнейшие люди своего времени — поэты, ученые, мореплаватели, талантливые инженеры и художники. Благодаря их мужеству и величайшему самообладанию на каторге сложился актив узников, способный продолжать борьбу за свои права.

Содержались они сначала закованными в кандалы (в 1828 г. оковы были сняты), им была запрещена переписка с родственниками16, они получали скудное казенное питание и жили в условиях крайней скученности в переполненных узниками читинских тюремных помещениях, а затем содержались в темных и сырых кельях Петровского каземата. Тупое и беспрекословное выполнение охранниками Нерчинской комендатуры всех мелочных правил приводило к возникновению конфликтов между заключенными и стражей. Так, в 1828 г. на грубое обращение солдата с женой декабриста А. Г. Муравьевой узники ответили решительным протестом. Только вследствие предпринятых С. Р. Лепарским мер предосторожности назревавшие беспорядки были предотвращены17. Администрация Нерчинского управления была вынуждена считаться с высоким чувством коллективизма осужденных и опасалась возможности создания широкой огласки событий на каторге посредством переписки жен декабристов. «Настоящее житейское поприще наше, — писал М. С. Лунин, — началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призвали словом и примером служить делу, которому себя посвятили»18. Постоянная и деятельная подготовка к этому поприщу началась в казематах Забайкальской политической каторги. В период заключения в Чите и Петровском Заводе «первенцы свободы» смогли дать оценку деятельности тайных обществ и восстанию 14 декабря 1825 г., причинам его поражения, идейно закалить и практически подготовить себя к долгим годам жизни на поселении. Во многом этому способствовала действовавшая на каторге «тюремная академия». Благодаря ей часть заключенных, выходцев из малообеспеченных низших слоев городского населения и беднейшего дворянства, получивших недостаточное образование, приобщилась к сокровищнице научных знаний. Здесь читались лекции по русской и зарубежной литературе (А. И. Одоевский, П. С. Бобрищев-Пушкин, В. П. Ивашов, братья Бестужевы и др.), русской истории (А. О. Корнилович), истории русского флота (Н. А. Бестужев), высшей и прикладной математике (П. С. Бобрищев-Пушкин, Н. В. Басаргин), физике, химии, анатомии (Ф. Б. Вольф) и др. Просвещению успешно способствовали книжная и газетная артели, музыкально-поэтические вечера, семинары и горячие дискуссии, например, по истории освободительного движения в России19.

Большое внимание декабристы уделяли взаимному профессионально- техническому обучению. Талантливые умельцы учили товарищей и сами учились у них столярному, сапожному и портновскому ремеслам. Н. А. Бестужев занимался конструированием хронометров, живописью и резьбой, К. П. Торсон разрабатывал проекты сельскохозяйственных машин, Ф. Б. Вольф лечил узников20. Декабристы сообща занимались огородничеством, земледелием и садоводством, убедительно доказывая торжество человеческого разума над суровым климатом Забайкалья. Декабристы боролись и со скудными условиями своего содержания: на каторге уже в первые годы образовалась артель, позволившая более равномерно распределять средства на питание и предметы первой необходимости, а выходившие на поселение снабжались денежной суммой. Впоследствии декабристы стали инициаторами развития кооперации на «сибирских окраинах» империи21. Контакты декабристов с местными жителями заложили фундамент последующего культурно- просветительного и революционизирующего влияния передовых людей на развитие сибирского общества.

Каторга не смогла сломить стойкость дворянских революционеров. 30 из них провели на Нерчинской каторге 13 лет, поскольку рядом указов, изданных Николаем I под давлением общественного мнения, а также в результате личных просьб высокопоставленных сановников вечная каторга для первого разряда осужденных была заменена 20-летней, а затем сокращена еще на семь лет. Уменьшался срок заключения и для узников других разрядов. Нерчинское комендантское управление продолжало существовать до июля 1839 г., когда по окончании срока каторжных работ декабристы были переведены на поселение. Ребиндер, отправив последние партии осужденных под охраной солдат к месту поселения, уведомил 25 июля контору Петровского Завода об упразднении «по высочайшей воле» вверенного ему управления22.

Нерчинское комендантское управление явилось органом специальной компетенции по исполнению приговора по делу декабристов и ссылки части их на каторгу. Создание комендатуры на Нерчинской каторге означало отделение политической каторги от «общеуголовной», образование особой системы управления и законодательной регламентации ссылки политических противников самодержавия. Вместе с тем комендантское управление не смогло в полном объеме выполнить поставленные перед ним задачи. Несмотря на изоляцию декабристов от общества, совместное содержание спасло их от неминуемого физического и нравственного истребления в рудниках «общей» каторги.

ПРИМЕЧАНИЯ

1С. Р. Лепарский родился в Могилевской губернии. С 1775 г. служил в армии, с 1810 г. до производства в генералы (1826 г.) командовал Северским конно-егерским полком. Пользовался доверием Николая I. Выполнял ряд особых поручений правительства, в частности препровождал в Сибирь польских повстанцев в конце XVIII в. (В. Тимощук. С. Р. Лепарский, комендант Нерчинских рудников и Читинского острога. Русская старина. 1892, № 7).
2ЦГВИА СССР, ф. 35, оп. 9, д. 102, лл. 1–3, 7–9.
3Особый комитет был образован 31 августа 1826 г. для определения правового режима ссылки декабристов. В ходе двух заседаний (31 августа и 15 сентября) были обсуждены и представлены на утверждение императора проекты законодательных актов о политической ссылке. С выполнением своих задач комитет прекратил существование.
4ЦГВИА СССР, ф. 35, оп. 9, д. 102, лл. 72–73, 93, 328; см. также М. Н. Кучаев. С. Р. Лепарский, комендант Нерчинских рудников с 1826 по 1837 гг. Русская старина, 1880, № 8, стр. 713–714.
5Ф. И. Покровский. Расходы государственного казначейства на «декабристов». Былое. 1925, № 5, стр. 100–101; Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. М. 1902, стр. 295.
6ЦГВИА СССР, ф. 35, оп. 9, д. 102, лл. 26, 33, 57, 107; Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф. 24, оп. 3, д. 15, л. 64.
7М. Н. Гернет. История царской тюрьмы. Т. 2. М. 1961, стр. 161–163.
8ЦГВИА СССР, ф. 35, оп. 9, д. 102, лл. 57–58, 100–107, 136.
9См. М. В. Нечкина. Заговор в Зерентуйском руднике. В сердцах Отечества сынов. Иркутск, 1975.
10ЦГВИА СССР, ф. 35, оп. 9, д. 102, л. 280; см. также П. Е. Щеголев. Жены декабристов и вопрос об их юридических правах. «Исторические этюды». СПБ. 1913, стр. 430–431.
11См. ЦГАОР СССР, ф. 109, д. 61, ч. 23, 1826 г., лл. 9–16; «Полное собрание законов Российской империи» (ПСЗ). СПБ. 1830. Собр. 2-е. Т. 1, № 449; С. Я. Штрайх. Роман Медокс. Похождения русского авантюриста XIX в. М. 1930.
12ЦГАОР СССР, ф. 109, д. 177, 1836 г., лл. 1–10; ЦГВИА СССР, ф. 1, оп. 1, д. 10866, лл. 1–15; ГАИО, ф. 24, оп. 3, д, 8 б, лл. 1–5.
13С. В. Кодан. Центральные органы исполнения приговора по делу декабристов. Проблемы советского государства и права. Вып. 13. Иркутск. 1977.
14М. А. Бестужев Записки. Русская старина, 1881, № 11, стр. 600; Памяти декабристов. Вып. 3. 1926, стр. 11.
15Воспоминания Бестужевых. М. 1951, стр. 146.
16ПСЗ. Т. 5, № 3006; т. 8, N 5353; т. 12, № 16187; т. 17, № 20936.
17П. Е. Анненкова. Воспоминания. Красноярск. 1977, стр. 158–159.
18М. С. Лунин. Сочинения и письма. Птгр. — 1923, стр. 6.
19В. Гирченко. Университет декабристов в Читинском и Петровско-Заводском казематах. Известия кафедры прибайкаловедения при Прибайкальском народном университете. Верхнеудинск. 1921, вып. 1, стр. 11–15; А. Я. Айзенберг. «Каторжная академия» декабристов. Вопросы истории, 1971, № 9.
20И. Т. Филиппов. Декабристы на сибирской каторге. Известия Северо-Кавказского университета. Ростов-на-Дону. 1926, т. 8, стр. 60–70.
21С. П. Днепровский. Кооператоры. М. 1968.
22Н. Томилин. К характеристике пребывания и поселения декабристов в Петровском Заводе. Декабристы в Забайкалье. Чита. 1925, стр. 31.