А. П. Заблоцкий-Десятовский. Граф Киселев и его время. Т. I. СПб., 1882. С. 204–234
[Орфография и пунктуация приведены к современной норме. Порядок примечаний в тексте и в электронном издании не совпадает — везде, где это возможно, примечания вынесены в квадратные скобки после той фразы, к которой они относятся. В основом это касается датировок цитируемых писем. — М. Ю.]
Глава IX
Отчет по управлению армиею с 1819–1823 г. — Цель отчета и его содержание. — Устройство штаба. — Составление карт. — Собрание статистических сведений — Описание войн с Турциею. — Школа кантонистов и топографов. — Строевая часть. — Инспекторские смотры. — Сводный учебный батальон. — Наставления для командования этих батальоном. — Ограничениие телесных наказаний. — Жандармский эскадрон. — Ограничение выбора людей из полков в гвардию. — Забота о неприсылке бродяг в aрмию. — Стрельба в цель. — Гарнизонная служба. — Лагерная служба. — Линейное ученье и маневры. — Начальствующие лица и подчиненные. — Взаимные отношения войск и жителей. — Сбережение людей. — Деятельность по этой части Сабанеева. — Аттестация офицеров; испытания поступающих в юнкера. — Школа юнкеров при штабе. — Лицеи при корпусах. — Oбpaзование нижних чинов; ланкастерские шкоды. — Награды и взыскания. — Производство в чины офицеров по способности и заслугам. — Порядок производства в унтер-офицеры. — Предложение о порядке объявления Высочайших, милостей и наград. — Хозяйственная часть. — Начеты на полковых командиров. — Улучшение оружия. — Продовольственная часть. — Военно-судная часть. — Медицинская часть. — Полиция.
Тульчин. Здание Генерального штаба.Вторая армия, расположенная с самого окончания французского похода на границах Империи, вдали от столиц, оставалась чуждою улучшений, которые принимались в других частях войск. Близость Турции, с которою Россия всего чаще вела войны, давала повод предполагать, что 2-я армия, как бы временно, расположена по квартирам для отдыха, причем о постоянных заведениях и вообще о каких-либо правильных занятиях никто не думал. Такой взгляд был настолько общим, что это отражалось даже в устройстве главного штаба aрмии, который не имел ни удобного помещения, ни порядочного распределения дел.
Приготовления к смотру Государя в 1818 году и самый смотр несколько оживили деятельность, указав цели, к которым следовало стремиться. Приезд нового главнокомандующего, графа Витгенштейна, а затем и нового начальника главного штаба окончательно вывели армию из того бездействия, в котором она находилась вследствие взгляда, что положение ее в то время было лишь временное, как отдых в ожидании грядущих подвигов.
Собираясь в отпуск на продолжительное время и даже с мыслью оставить свое место, Киселев составил отчет об управлении 2-ю армиею с 15-го мая 1819 г. по 1-е января 1824 г.; отчет этот дает возможность представить полную картину преобразований, сделанных Киселевым со времени вступления его в должность начальника штаба. Преобразования эти делались не случайно, а по обдуманному наперед плану. Мы видели выше, что Киселев при самом вступлении в должность начальника штаба стал усердно учиться; тогда же он обдумывал и план будущих действий по устройству армии. В одном из писем Д. Давыдов пишет: «Каталог (план) твой о нынешних и будущих занятиях весьма хорош. Дай Бог тебе исполнить все, что предполагаешь, ибо звание твое имеет целью общую пользу».
Отчет Киселева был составлен с целью, чтобы определить: а) не было ли чего упущено из вида, и как эти недостатки исправить; б) каким образом употреблены были время и имевшиеся средства; в) вообще, в каком духи действовало управление армиею. Все сведения сгруппированы в следующие отделы: 1) устройство штаба, 2) строевая часть, 3) распорядительная, 4) хозяйственная, 5) военно-судная, 6) медицинская, 7) полиция, 8) внешняя безопасность.
В 1819 году дежурство, квартирмейстерская часть и прочие отделы штаба были размещены по жидовским корчмам, или по домам чиновников, отчего не было и не могло быть быстроты и аккуратности в исполнении служебных обязанностей.
Стараниями Киселева владелец местечка граф Потоцкий дозволил занять два большие здания под помещение штаба и школ учебного батальона.
Уложение о большой действующей армии, составленное для военного времени, устанавливало такое распределение делопроизводства, при котором в мирное время одни отделения штаба были завалены работою свыше сил, а другие бездействовали; в тоже время по некоторым делам делопроизводство распределялось между несколькими отделениями. Чтобы устранить эту неурядицу, Киселев установил правила соблюдения наружного порядка в отделениях, сделал новое распределение делопроизводства, сосредоточив в канцелярии начальника главного штаба дела, подлежащие особой обработке, секретные и требующие быстрого исполнения.
Вместе с распределением дел по отделениям, для каждого из них определены были все срочные занятия и приняты меры, чтобы все части армии своевременно доставляли в штаб необходимые сведения.
С удобнейшим помещением квартирмейстерской части, представилась возможность устроить чертежную, в которой занятия офицеров пошли с большею деятельностью.
В период с 1819 по 1824 год были составлены и вычерчены следующие карты: генеральная карта южной части России в районе расположения 2-й армии; топографические карты губерний: Подольской, Херсонской, части Киевской, и Бессарабской области; маршрутная карта пространства, занимаемого 2-ю армиею, и карта окрестностей Тульчина; топографическая карта главнейшим дорогам в части Валахии, Болгарии и Румелии; топографическая карта Европейской Турции с сопредельными ей владениями Австрии и Pocсии. Сведения по топографии собирались офицерами квартирмейстерской части во время производства съемок и обозрений.
Так как сведения по предметам, относящимся собственно до статистики, могли собираться не иначе, как при посредстве местного гражданского начальства, то Киселев отнесся ко всем гражданским властям с приглашением содействовать в труде равно полезном, как для гражданского, так и военного ведомства. Но исполнение такого требования встречало большие затруднения, как вследствие неустройства гражданской администрации в южной России, так и в невежестве чиновников, которые сочиняли свидения, не умея их внести в особо составленные для сего таблицы.
При таком положении дела, было обращено внимание прежде всего на собрание сведений, имеющих военное значение, которые могут относиться только до познания местных удобств и чрез то содействовать выгодному расположению войск, равно как и по описательной топографии, служащей к пояснению карт.
С первых же дней управления штабом, Киселев, как мы упоминали выше, приступил с жаром к описанию минувших походов против турок, причем, вследствие расположения apмии, представлялась возможность сличать составляемое описание с местоположением и поверять самое описание сведениями, которые могли доставлять участники в этих походах, находившиеся в составе 2-й армии или в краю ею занимаемом.
«Возможность успехов этом труде, — говорится в отчета, — заставила начертать для него весьма обширный план, состоявший в том, чтобы обстоятельным описанием каждого похода от времен Петра Великого, во всех частях устройства, управления, довольствия и движения apмии, показать вернейшим образом меры, принятые полководцами и последствия успешные, или неудачные, происшедшия от того. Словом, мысль была та, чтобы из прошедших опытов извлечь самое общее поучение для будущих действий.
Поэтому предпринятое описание должно было иметь полноту несвойственную прочим сочинениям, изданным военными писателями, в которых обыкновенно обращалось внимание только на тактику и стратегию. Оно должно было в отдельных частях представлять все вообще военные распоряжения и тем показывать новому полководцу то, чему он должен следовать и чего остерегаться.
Чтобы достигнуть цели в таком общеполезном деле следовало: 1) употребить усилие к обогащению возможно большим числом точных и правдивых материалов и 2) эти материалы привесть в систему, представляющую все нужное с надлежащею краткостью».
Приступая к столь серьёзному, по своему значени, труду которому предполагалось дать обширное развитие, Киселев обратился с просьбою о содействий и советах ко всем тогдашним военным авторитетам и начальствующим лицам и, между прочим, к бывшему впоследствии министром финансов, графу Канкрину.
Пользуясь пребыванием Пестеля в Петербурге (в конце 1819 и начале 1820 г.). Киселев просил его прислать ему каталог книг, относящихся до войн в Турции. Исполняя поручение Киселева, Пестель выслал ему каталоги книг (на французском, немецком, русском, латинском и итальянском языках), планов и карт, и, между прочим, писал:[От 31-го января 1820 г.] «Вы найдете в этих каталогах книги, касающиеся войн Турок с Византийцами. Об этих войнах следует иметь сведения потому, что предмет их очень близко касается того, что вы избрали для своего труда. Я весьма буду польщен всяким поручением вашим, в особенности по этому предмету, ибо я нахожу, что выбор работы, вами сделанный, превосходен во всех отношеньях. Во время мира нет для военного человека ничего почетнее, похвальнее и приличнее, как свободное от службы время посвятить занятию научными предметами, такими, как история войн, столь интересная и столь близко относящаяся к военному искусству; во-вторых, такая работа выкажет в блестящем виде штаб армии, которая, по своему положению, как бы назначена для войн с народом, о котором идет речь; — и в-третьих, польза такой работы доставит истинную славу тем, кто ею займется и преимущественно начальнику».
Получив чрез князя Волконского разрешение заимствовать сведения их всех государственных архивов, Киселев поручил это дело в Москве и Петербурге нескольким офицерам.
По мере того, как одни офицеры собирали материалы, другие приводили их в порядок и, по возможности, сводили в одно целое. Весь труд, под надзором полковника Бурцева, разделен был на четыре части, царствованиям Государей, и каждая эпоха поручена была особому офицеру, который действовал по общему плану. К этому следует присоединить, что все драгоценное собрание материалов, находящихся ныне в военно-ученом архиве главного штаба, было совершено без всяких от казны издержек.
В половине 1819 года при штабе была учреждена школа Школа кантонистов и топографов, с целью образовать рисовальщиков, способных облегчить занятия офицеров квартирмейстерской части при штабе. Впоследствии, с переименованием более способных учеников в топографы, с 1822 года начали им преподавать науки, присвоенные корпусу топографов. В летнее время топографы отправлялись с офицерами на глазомерную и инструментальную съемки в Подольской губернии, в которых приобрели весьма положительные сведения.
Карта Подольской губернии. 1821 г.По строевой части внимание Киселева прежде всего было обращено на инспекторские смотры. По мнению его, годичные занятия войск должны оканчиваться осмотром главного начальника, без чего усердие охлаждается, и все чины, привыкшие к замечаниям своих ближайших начальников, делаются равнодушными к службе. Еще более вреда, если осмотр главного начальника не влечет за собою ничего определенного. «Общие похвалы, или общие упреки, будучи в своем существе равно несправедливыми, разжигают негодование в достойных и, оковав их деятельность, лишают все войско соревнования к отличию — сильнейшей пружине во всех успехах».
В таком порядке производились смотры во 2-й армии до 1819 года. Проходили годы, что главнокомандующий не видел своей армии; при смотрах же его, обыкновенно, или все хвалилось, или не делалось никакого отзыва, ни на смотре, ни впоследствие в приказах. Поэтому и донесения Государю о состоянии армии были до того неясны, что он бывал вынужден посылать флигель-адютантов, для осмотра войск в местах их расположения. «Безнаказанность за неисправности и недостатки в полках ободряла частных начальников следовать примеру главного, и инспекторские смотры существовали лишь по название».
С переменою управления в 1819 году, осмотр войск во 2-й армии был цодчинен точным правилам, соблюдавшимся весьма строго; в них были определены все требования и установлена полная откровенность и гласность в отзывах о состоянии войск. Первые смотры 1819 года были направлены исключительно на обучение войск; прочего еще нельзя было требовать. После смотра были составляемы подробные замечания по каждой части и как недостатки, так и достоинства были тогда же обявляемы в приказах по армии. За большие упущения даже отнимались полки и батальоны. Подобный осмотр, давая верное понятие о состоянии армии, доставлял возможность составить подробное Государю донесение, в котором с полною откровенностью излагались все отличительным черты каждой отдельной части войск. Закревский писал [Письмо от 18-го ноября 1819 г.] Киселеву: «Подробное, ясное и краткое описание о состоянии армии, а равно и отданный приказ, так хороши, что ты всегда так пиши. Тут ничего не упущено и читать будут без труда. Хорошо делаешь, что благодарите дивизии, бригады и полки не по заведенному порядку, а по заслугам. От этого можно ожидать пользы; на недовольных же не смотрите».
В последующие годы постоянно соблюдались те же правила, таже взыскательность и гласность. В 1820 году предписано было корпусным и дивизионным командирам произвести инспекторские смотры, причем для сего было составлено общее руководство, извлеченное из положений, существующих на этот предмет. Руководство это было представлено
Государю. В 1821 году главнокомандующий нашел необходимыми лично опрашивать людей для поверки, исполняются ли распоряжения его относительно обращения начальникове с нижними чинами. С этого времени смотры получили вид действительно инспекторских. Польза не замедлила обнаружиться. «Нижние чины, видевшие в главнокомандующем власть, совершено для них отвлеченную, часто объявляли такие жалобы, которые скрывали от дивизионных и корпусных командиров, из опасения подвергнуться жестокому гонению.
Понятия их о близких начальниках, укоренившиеся временем, могли быть исправлены только предпринятыми мирами, и злоупотребления стали оказываться в их полном виде, за чем следовали и соразмерные взыскания. Но в противоположность этому, усердие и попечительность начальников удостаивались примерных наград.
Результатом смотров было уменыпение злоупотреблений, и довольство людей стало заметно на лицах; добрая воля возросла и усилилась безгласная покорность начальству в уверенности, что справедливость всегда восторжествует».
Усиление инспекторских смотров вызвало, однако, со стороны Сабанеева, командира 6-го корпуса, следующие замечания: остановившись на причине недостаточной боевой подготовки войск, Сабанеев находил, что она кроется в отвлечении их от прямых обязанностей службы смотрами, переделкою аммуниции и проч. Впрочем, такой неблагоприятный отзыв относился исключительно к начальникам, потому что вслед за сим Сабанеев писал: «К войне, кроме начальников, все готовы. Только надо солдата поберечь и, готовясь к смотру, не мучить. Вот это мое любимство». [Письмо 28 февраля 1822 г.]
Недостаток однообразия, необходимого условия военного устройства, заставил обратиться к устройству при главной квартире сводного баталиона, в который были взяты люди от всех полков, пионерных батальонов и артиллерийских рот. Однообразно обученные и обмундированные в нем офицеры и нижние чины должны были, по возвращении в свои части, передавать другим все правила службы и таким образом доставлять войскам средство в продолжение зимы обучаться однообразно.
Это послужило причиною, что стали обращать особенное внимание на одиночное образование солдата, а чтобы обучение могло производиться безостановочно, независимо от погоды, было вменено в обязанность всех начальников построить при штаб-квартирах, даже и при ротах, учебные домы.
Так как учебный батальон должен был сделаться рассадником учителей по всем сторонам военного образования нижних чинов, то при нем были заведены юнкерские и ланкастерские школы, школы для горнистов, барабанщиков и писарей; предполагалось со временем завести также школу для музыкантов. Для командования батальоном дано было подробное наставлении, в коем были изложены правила сбережения людей, употребления наказаний, распределения занятий и проч. В правилах, между прочим, Киселев настаивал, что ученье должно быть неизнурительно и не вселять в нижних чинах отвращения к фронтовым занятиям. Время ученья должно зависать от успехов учащихся. Средства, служащие к побуждению учеников, должны состоять в терпеливом толковании правил и более в убеждении, нежели в угрозах и наказаниях. Наказывать тесаками было совершенно запрещено; палки же сохранены для исключительных определенных случаев. За своеручные удары солдата в лицо Киселев обещал взыскивать без пощады. «Я уверен, — говорит Киселев1, — что фронтовому делу каждый солдат может быть выучен весьма легко, если учитель даст себе труд ясно растолковать и терпеливо показать все, что от обучаемаго требуется. Поэтому наказания могут определяться только ленивым, безпечным и шалунам. Ленивый солдат должен быть испытан разными способами прежде, нежели назначится ему телесное наказание. Убеждения, стыд, неочередная служба, двойное упражнение в учении — средства часто действительнее побоев, умерщвляющих честолюбие, которое я полагаю сродным всякому, а в особенности солдату». На этом основании унтер-офицерам совершенно было запрещено наказывать солдат телесно, а офицеры поставлены в этом отношении в тесные определенные границы.
Жандармский эскадрон в 1819 году представлял самое безобразное и нестройное войско. Киселев, сделав ему инспекторский смотр, был поражен состоянием, в котором он находился: ни люди, ни лошади вовсе не соответствовали своему назначению. Киселев, понимая учреждение жандармов, как отдел военной полиции, заслуживающей особенного внимания, не видел других средств к исправлению эскадрона, как его полное переформирование, т. е. замена прежних людей и лошадей новыми, что и было исполнено в 1820 году.
Вследствие многочисленного и частого выбора лучших людей из армейских полков в гвардию и гренадеры, командиры полков теряли охоту образовывать нижних чинов, а потому Киселев представил Государю докладную записку о необходимости комплектовать гвардию и гренадер из рекрутов, выбирая для сего самых видных. Согласно этому представлению, уже в 1820 году, выбор людей из армии был ограничен новым положением, по которому число выбираемых из полка ежегодно было назначено не более 5-ти человек.
Желая уничтожить вредное влияние бродяг на прочих нижних чинов Киселев просил о том, чтобы бродяги не присылались в армию, а отдавались в отдельные корпуса. Закревский писал ему по этому поводу: «Ты, желая избавить армию от бродяг, хочешь наградить отдельные корпуса, в коих, как и в армиях, множество их. Все просят не присылать бродяг. Куда же их деть? Все это имеем в виду и поэтому составлен, два года тому назад, комитет из министров военного и внутренних дел. Но по сиe время нет никакого слуха. Снабжать сими людьми крепости, значит расстроивать порядок, тогда как и крепости их удалят, ибо, по множеству таких людей, делаются непозволительные шалости, и чрез это страдают несчастные офицеры, которые не в состоянии внушить им добрые правила. Фальшиво судят на счет развратных людей. Они, со времени установления у нас военной силы, всегда отдавались в рекруты, и теперь закон позволяет это делать, следовательно, и нельзя армии наполнять святошами. Желательно с тобою поговорить о сем лично, и конечно доказал бы, что всему виноваты начальники, несмотрящие за подчиненными как должно, и что мы не имеем хороших полковых командиров, а достойных офицеров весьма мало; без них же никакая армия существовать не может» [ Письмо 1 апреля 1822 г.] .
При общем исправлении недостатков армии было обращено особенное внимание на один из важнейших предметов военного образования — на стрельбу в цель. Первое испытание стрелков на смотру 1819 года показало в каком жалком состоянии находилось искусство стрельбы и как мало в этом отношении было подготовки на случай войны. Всматриваясь в причины такого положения стрельбы в цель, оказалось, что они, кроме недостаточного внимания к этому делу начальников, заключались также в неимении положительных правил для обучения этому искусству и в неисправности оружия. Для обучения правилам стрельбы было составлено «руководство к цельной ружейной стрельбе».
Последующие смотры, на которых стрельба в цель строго поверялась, показали некоторые успехи; но оказалось, что кроме нескольких ружей, выбранных для стрелков, остальные были неисправны, что и побудило принять для сего особые меры, о которых будет говориться ниже. К смотру Государя в 1823 году стрельба усовершенствовалась настолько, что многие полки отличились, за что и получили Высочайшие награды.
Гарнизонная служба до 1819 года была в небрежении. Войска, возвращаясь из лагеря на квартиры, обыкновенно предавались праздной жизни, и начальники, для облегчения, не требовали исполнения правил, предписанных на этот случай. Между тем, для поддержания дисциплины, необходимо было строго наблюдать за всеми требованиями службы, как бы они ни казались ничтожными; с этою целью было обращено особенное внимание на соблюдение формы, порядка отдания чести и главное — на караульную службу.
И. Сабанеев
(портрет работы П. Соколова).Лагерная служба, будучи изображением военного времени и единственным случаем для приучения воиск к осторожности и перенесению трудной жизни, заслуживала еще большего внимания, чем служба гарнизонная. Несмотря на такое значение лагерной службы, начальство не могло достигнуть желаемаго результата, так как на этот предмет не существовало никаких однообразных правил. В виду сказанного при главном штабе 2-й армии приступлено было к составлению свода уставов о лагерной служба для всех родов войск, и, затем, по дополнении его извлечениями из разных сочинени, свод этот был испытан на практике в течение одного лагерного сбора. По рассмотрении доставленных на этот свод начальниками разных частей замечаний, Киселев поручил дежурному генералу составить особую комиссию из членов главной квартиры и некоторых полковых командиров, для окончательной разработки проекта и напечатания руководства.
Со времени издания устава о линейном учении, было поставлено в обязанность начальникам приучать войска двигаться в совокупности, большими массами по правилам, изложенным в уставе. Для поверки, соблюдаются ли они в точности, было составлено несколько проектов линейных учений, в которые вошли все требования уставов, и по этим проектам главнокомандующий на смотрах 1820 года приказывал исполнять учения. Вместе с тем с 1821 года признано было необходимым производить маневры, чтобы показать войскам употребления различных форм построения в зависимости от «местоположения, смешения разных родов оружия между собою для взаимной обороны и подкрепления, и наконец направление сил согласно видам войны».
В главе «распорядительная часть» прежде всего говорится об отношениях начальствующих лиц к подчиненным.
Верные сведения, полученные при помощи смотров, произведенных как Киселевым, так и корпусными, дивизионными и бригадными командирами, указали, что, к сожалению, в армии было весьма мало начальников, старавшихся, попечением о подчиненных и примером неутомимаго усердия к службе и собственного повиновения высшим, содержать свои части в порядке. Напротив, «самопроизвольные телесные наказания, употреблявшиеся над нижними чинами, от ефрейтора до полкового командира, без разбора прав и вины, доводя наказаниями до отчаяния, принуждали их к побегам и даже к самоубийствам. С тем вместе грубым и дерзким обращением полковых начальников с офицерами, последние лишались благородства и ввергались в различные пороки и преступления». Для устранения такого зла признано полезным правила, данные для сего учебному батальону, распространить на всю армию.
Право наказывать было точно определено, причем указано как согласовать наказание со степенью вины. Исполнение наказания должно было производиться при собрании товарищей и записываться в штрафную книгу.
Опыт показал, что заботливый начальник, без палок и грубого обращения с нижними чинами, может держать часть в порядка. — Корпусным командирам было предписано наблюдать за исполнением правил, не делая их известными нижним чинам. На инспекторских смотрах нижние чины опрашивались, причем обращалось самое большое внимание на жалобы, относящиеся к злоупотреблению власти и на жестокое обращение. Виновные командиры отрешались от командования и предавались суду. — Вместе с тем, обращено было внимание на то, чтобы в солдате, при облегчении положения, не вкралось непослушание; для сего все жалобы, вне инспекторских смотров, были строго запрещены.
Обращено было внимание также и на взаимные отношения войск и жителей. Частые жалобы тех и других, доказывали, что с одной, стороны войска превышали свои права, с другой, — что жители, озлобленные некоторыми привелегиями, позволяли себе противузаконные действия; следовало устранить взаимное озлобление. Достигнуть этого возможно было только строгими беспристрастием в разборе претензий, при условии, чтобы виновные были непременно отысканы и подверглись наказанию.
Впоследствии, все чины убедились, что нет ни одной жалобы, дошедшей до начальства, которая не была бы исследована строгим образом, причем все сознали, что в глазах начальства нет ничего маловажного, когда только дело идет о службе. При таком последовательном и настойчивом образе действий, все распоряжения получали особенную силу, благодаря гласности, которая была введена во все части управления. Выше уже было говорено о том значении, которое имело в войсках введенное обыкновение о всем отдавать в приказах.—Эта мера значительно усилила способы управления, и «изгоняя всякую таинственность, внушала достойным подчиненным доверие, а неисправным боязнь и опасение».
Сбережение людей, как предмет первейшей важности находилось под постоянным наблюдением Киселева. При всяком случае, когда оказывалось небрежение о людях, главное начальство принимало меры к отвращению зла. Но чтобы еще более вселить в частных начальников стремление к попечению о людях, им вверенных, было постановлено за правило, по истечении каждой трети года, объявлять в приказе по армии убыль, происшедшую в войсках, больными, умершими и бежавшими, причем тем начальникам, у которых совершенно не было убыли или была незначительная, объявлять благодарность; за посредственую убыль до 10 человек в месяц с полка, делалось замечание; при большей убыли, происходившей особенно от побегов, производилось следствие и начальники подвергались взысканиям. — Главнейшее же действие относительно сбережения людей состояло в том, чтобы уменьшить число караульных и конвойных в крепостях. — Этот вопрос уже ранее был поднят Киселевым в одну из командировок его на юг России; теперь же предстояло практически решить его. Для этого предписано было конвойным на арестантских работах составлять одну общую цепь, имея ружья заряженными, вследствие чего наряды значительно сократились.
Установить правильное управление и вкоренить в офицерах убеждение, что сбережение солдата есть их нравственный долг — составляло для Киселева весьма трудную задачу, при выполнении которой он нашел себе ревностного сотрудника в Сабанееве, с которым, впрочем, во многом другом не сходился в мнениях.
В виду описанного уже бедственного положения солдата и непонимания офицерами и начальниками служебных обязанностей, Сабанеев решился идти навстречу существующему злу, и с этою целью совершил поездку по полкам 16-й и 17-й дивизии для ознакомления офицеров и командиров с сущностью требования службы. — Киселев поддерживал его в этом намерени. Поездка эта, писал Сабанеев, в глазах большинства, сделает его «еретиком, отступником от введенного ныне порядка службы» [7-го декабря 1820 г.]. Собирая к себе командиров полков, он говорил [Письмо от 29-го ноября 1820 г.]: «Опыт 4-х летнего командования моего корпусом научил меня, что вы, гг. полковые командиры, более или менее по преимуществу заботитесь о наружности: много забот для смотра, мало для истинной службы. Многие предметы, без коих никакое войско существовать не может, оставлены в совершенном небрежении, например: внушение каждому его обязанностей, соxранение строжайшего чинопочитания, сбережение здоровых и успокоение больных, исправность боевой аммуниции, искусство цельной стрельбы, беспристрастное назначение неспособных, и пр. До сих пор изъяснял я о всем том образ мыслей моих в приказах по корпусу. Но видя, что труды мои остаются тщетными, нашелся вынужденным собрать вас и говорить с вами о предметах главнейших обязанностей ваших, имеющих целью существенную пользу отечеству и службе». Потом прочитал свои записки о служебных обязанностях, роздал их каждому из присутствующих и прибавил: «Впредь обещаю ездить без всякого предварения, и если найду где-нибудь, какое нибудь невыполнение — откажу от службы, что и сделаю непременно». — При этом Сабанеев писал Киселеву: «Знаю, что мера таковой строгости, за невыполнение правил моих, начальством не признается и вовлечет меня в неприятности, но иного средства к достижению желаемой цели не вижу» [29-го ноября 1820 г.].
Аттестация офицеров, делаемая в кондуитных списках полковыми командирами и представляемая непосредственно главнокомандующему, без участия и поверки ближайшего высшего начальства, влекла за собою большие неудобства. Часто полковые командиры не соблюдали должного беспристрастия и ставили некоторых из своих офицеров в весьма бедственное положение тем, что давали им неодобрительную аттестацию. Сделав такую аттестацию иногда под влиянием минутного гнева, они тем самым подвергали офицера позорному отставлению от службы. Были случаи, что общество офицеров, сознавая пристрастие полкового командира к одному из своих товарищей, решалось исправлять незаслуженное им зло тем, что выдавало ему одобрительное свидетельство от себя. Такое свидетельство, подрывая власть полкового командира, часто влекло за собою новые бедствия. Для отвращения таких беспорядков, приказано было полковым командирам кондуитные списки представлять по команде бригадным, дивизионным и корпусным командирам, которые, рассмотрев аттестацию офицеров, соглашались с оною, или нет; затем уже кондуитные списки представлялись в главный штаб армии, который, соображаясь с отметками всех начальствующих лиц, делал соответствующее распоряжение. Дурную аттестацию положено было давать только тогда, когда уже за всеми мерами, служащими к исправление, полковой командир был вынужден, налагая взыскание, отдавать о том в приказе по полку не менее трех раз. Офицеры, отставленные затем от службы, теряли всякое право на претензию, и товарищи не смели снабжать их одобрительными свидетельствами, подвергаясь в противном случай отданию под военный суд. После такого распоряжения с 1819 года не было более ни одной жалобы. Для того же, чтобы иметь возможность определять на самостоятельные должности офицеров, вполне отвечающих своему назначение, начиная с 1819 года, требовались от начальства секретные сведения о способностях и качествах офицеров, которые предназначались для такого назначения.
Чтобы избавиться от неблагонравных и невежественных офицеров, которые, поступая на службу из необразованных дворян, производились по праву старшинства и уже в офицерском звании причиняли вред службе, признано было необходимым подвергать молодых людей, поступающих в военную службу, серьёзным испытаниям, за чем должны были наблюдать лица, на обязанности которых было предоставлено право приемa. Для того же, чтобы иметь возможность всегда проверить, кем юнкер был принят, предписано было в списках юнкеров отмечать, кем именно они были определены на службу, и кто производил экзамен.
Такая предосторожность при приеме юнкеров еще далеко не устраняла возможности определения на службу безнравственных и невежественных дворян, которые потом производились в офицеры; а потому обращено было внимание на то, чтобы доставить юнкерам образование, нужное офицеру. С этою целью, в 1821 году, при учебном батальоне было собрано до 80 юнкеров, порученных, относительно обучения, ведению квартирмейстерской части, а по хозяйственной части командиру учебного батальона. Курс обучения в этой школе состоял исключительно из предметов, необходимых для военного. Затем составлено было предположение об учреждении более обширного заведения при главной квартире, о чем в 1821 году была подана Государю докладная записка; но как на это представлении никакого решения не последовало, то первоначальная школа оставалась в прежнем размере. Юнкера, в свободное от занятий время, упражнялись в строевой служба и тем вполне приготовлялись быть полезными офицерами. С окончанием второго года, существование школы не представлялось возможным, так как на донесение об исходатайствовани ежегодного отпуска до 10 т. рублей, поданное кн. Волконскому, разрешения не последовало, а потому школа была закрыта, впредь до нового распоряжения. Между тем, по окончании Высочайшего смотра армии в 1823 году, Киселев вторично представил о пользе этого учреждения и просил Дибича исходатайствовать Высочайшее соизволении. Это дело также не имело дальнейшего развития.
Еще во время своих командировок во 2-ю армии, Киселев проектировал устройство корпусных лицеев; один и был устроен при 6-м корпусе у Сабанеева. Киселев в 1819 году возобновил ходатайство об устройстве лицеев, на что кн. Волконский отвечал [Письмо от 14 декабря, 1810 г. из Тропау.]: «Я очень рад сообщить вам, любезный Киселев, что Государь очень доволен вашим представлениим об учреждении учебных заведений в корпусах, дивизиях, полках и баталионах, и все одобрил; но в тоже время Его Величество поручил мне передать вам, относительно лицея, что подобное учреждение, нет сомнения, принесет только пользу, если цель его будет точно выполнена и исключительно для военной службы, если не будут примешивать в преподавании молодым людям политику и разные конституционные идеи, которые теперь в большой моде. Отдавая полную справедливость вашему уму, Государь предоставляет дело собственно вашему суждению, вполне уверенный, что вы не только из чувства долга, но и из преданности к особе Его Величества, постараетесь, чтобы образование молодых людей ограничивалось лишь тем, что имеет отношение к знаниям, необходимым военному, не вдаваясь в политику. В особенности надо иметь наблюдение за предаванием истории и географии, чтобы учитель не слишком входил в подробности о разного рода правлениях».
В ответ на это письмо, Киселев писал [14 января 1821 г.]: «В моем рапорте я говорил вам о недостатках образования наших офицеров; теперь же я вам скажу, что чувствуем недостаток не только в субалтерн-офицерах, способных управлять солдатами, но и старшие офицеры — полковые командиры большею частию того же закала. Невежество этих господ ужасно, особенно когда подумаешь, что рано или поздно они будут командовать тысячами человек, обязанных им повиноваться, и которые в действительности беспрекословно повинуются только таким начальникам, которых уважают. Кадетские корпуса для армии недостаточны. Наши армейские полки в своих рядах не видят офицеров, выпущенных из корпусов, и все что в дворянстве есть мало-мальски образованного, толпами идет в гвардию и избранные войска. Контингент армейских офицеров остается пополнять лишь теми, которых бедность заставляет искать службы, как средства существования и которые нисколько не отличаются от тех, командовать над которыми они призваны. В польских и южных провинциях это зло еще чувствительнее: в первых — по причине господствующего духа, удаляющего от такой службы мало-мальски достаточных дворян; в последних — по бедности помещиков и по недостатку заведений для образования их детей. По всем этим уважениям, мне кажется необходимо учреждение школы для молодых людей, поступающих на службу из этих губернии. Лучше всего было бы учредить центральную школу для всей армии; но при недостатке средств, хорошо было бы учредить по одной школе при каждом корпусе. Лицей Сабанеева заслуживает одобрения только за намерение, так как недостаток чувствуется во всем. Что же касается до принципов, на которых он учрежден, то могу вас уверить, что нет ничего невиннее и все обучение ограничивается лишь необходимым для субалтерн-офицера. Учитель языков, географии и истории, известный полковник Кюдер — старик 65 лет, знающий только требуемое для первого класса; офицер генерального штаба преподает математику, а корпусный вагенмейстер — русский язык. Вот все, чему учат и что знают весьма несовершенно. Начальник корпусного штаба, наблюдающий за порядком и поведением, достойный офицер и человек положительного характера. В продолжение года, я видел школу три раза, и по ученикам, находящимся теперь в учебном батальоне, знаю в подробности их образование. Вообще, могу вас уверить, что дух времени не проник в apмию, политика не имеет на нее никакого влияния. Смею надеяться, что так будет и продолжаться, и что клевета, сделавшая мне много зла, не осмелится затмить истину, которую я вам высказываю». Упомянутая выше школа юнкеров и была попыткою осуществить предположение о центральном лицее.
Необходимость образования для разных служебных должностей, занимаемых нижними чинами, побудила принять меры к тому, чтобы и эти последние могли получить необходимые сведения в грамоте и счете. Предполагалось обучать унтер-офицеров и рядовых, отличившихся поведением и знанием службы, для того, чтобы приготовить из них способных писарей и фельдфебелей. Для этого в 1820 году были устроены школы по метода взаимного обучения (ланкастерская), как обещавшие скорейший успех и самые дешевые. Собственно, возникновение этих школ было делом некоторых командиров, за примером которых последовали другие.
Киселев находил необходимым все эти учреждения привести в порядок. По этому делу он писал кн. Волконскому [14-го января 1821 г.]: «Все сосредоточивается около главной квартиры и от нее же исходят все распоряжения. Офицеры квартирмейстерской части — мои главные помощники. Чрез них я в подробности знаю все, что делается. План этих школ при сем прилагаю... Положенное число учеников не будет увеличено в течение года; но только часть их, после 10-месячного учения, судя по всем данным, может выучиться читать и писать. Этого числа совершенно достаточно, потому что, по моему мнению, образование действительно полезно только для людей, призванных командовать другими; обязанные же повиноваться, могут без него обойтись и даже слушаются лучше».
Школы не дали ожидаемых результатов, потому что не вполне привились; но при всем том таких школ в 1824 году было 45, кроме школы учебного батальона, существовавшей беспрерывно. Как кажется, отдельно существующих школ не было, а если и были, то очень в малом числи; большинство же школ составляло одно целое с учебными командами.
Одним из самых деятельных учредителей ланкастерских школ был М. Орлов. Вот что он писал Киселеву по поводу инструкции об учебных командах при дивизии [Письмо 17-го ноября 1820 г]: «Инструкцию сделал давно и во многом с тобою согласен. Одна только разница: твой предмет только фронтовой, а мой и нравственный. Я хочу, чтобы все чины, выходя из сей команды, перенесли бы к себе другой образ действий и мыслей. Поймешь мли ты меня?...» На школы у Орлова было собрано 13 200 руб. в год; кроме того, лично он принимал участие в составлении руководств.
«У меня теперь много и частных занятий. Знаешь ли что? сочиняю грамматику! Вот куда черт меня дернул! Уже много сделано и применено к ланкастерской методе, которая может быть в нашем отечестве будет когда-нибудь орловскою методою, ибо я теперь все нормальное учение преклоняю к оной, что будет совершенным изобретением, ибо нигде еще не сделано в самой образованной Европе…». Ранее на значения начальником дивизии, еще в Киеве, Орлов устроил едва ли не Первые в Pocсии училища взаимного обучения для кантонистов2.
Увлечение передовых людей того времени так называемым взаимными обучением и последовавшие затем события 1825 года, в которых многие были замешаны из поборников ланкостерских школ привели к тому, что на школы эти стали смотреть с предубеждением, даже враждебно, как на источник той заразы, которая проявилась в прискорбных историях, повторявшихся разновременно в различных частях войск. Умеренность, вернее, сдержанность, с которою всегда относился к этому делу Киселев,лучше всего характеризуют его практический такт.Направляя всю деятельность свою к тому, чтобы водво-рить в армии строгий порядок и исполнительность, Киселев считал одною из действительных к тому мер награды и взыскания. После всякого смотра, усердие начальников по-лучало соответственное возмездие. Достойнейшие были представляемы к наградам за отличие, чем возбуждалось рвение прочих; а с другой стороны, нерадение подвергалось примерному взысканию. Возбуждение соревнования было постояннным предметом заботливости Высшего начальства армии.
Полагая основанием производства не старшинство, а способности и заслуги, Киселев подал Государю записку, в котоорой излагались преимущества штаб-офицерских чинов и необходимость производить в этот чин только истинно полезных для службы офицеров. Впоследствии обявлена была Высочайшая воля (в 1821 г.) о производстве в штаб-офицеры не иначе как по способностям и заслугам. Наконец, правило заслуги, а не выслуги применено было в полках 2-армии и при производстве в прапорщики (1823 год).
Обращено было особенное внимание также и на производство нижних чинов в унтер-офицеры и смещение их в рядовые, о чем представлена была докладная записка Государю. Для того, чтобы быть уверенным, что в унтер-офицеры производятся рядовые, вполне отвечающие своему назначению, требовалась от начальников дивизии строгая поверка в полках действий в этом отношении полковых командиров, и если бы оказалось при этом, что унтер-офицеры не хороши, то в таких полках поручалось производство в это звание бригадным командирам.
По поводу наград для армии, Киселев подавал Государю докладную записку, в которой высказал свое мнение о том, что приезд Его Величества в арию, весьма редко случающийся, должен ознаменовываться чем-либо, могущим оставить во всех живое, неизгладимое впечатление и чтоб «все благотворительное было относимо лично к особе Государя — источнику всех благ, разливаемых на войско» и что посредничество тех, ком передана часть власти, должно состоять лишь в применении и исполнении обявленных Его Величеством наград и милостей. Эти награды должны быть обявляемы пред войсками в присутствии Государя. При таком порядке будет награжден и начальник, и подчиненный, и неправильность в представлениях не будет иметь места. Сверх того, по мнению Киселева, «казалось бы полезным объявлять при смотрах какие-либо общие выгоды или благдеяния, напр. долговременные отпуски, улучшение пищи нижним чинам, прибавка жалованья офицерам, узаконения на счет побоев, уменьшение служебного срока, увольнение от службы слабых и изувеченных и пр. При обыкновенных порядках, подобные милости, обявляемые разновременно и разными лицами и, так сказать, сливаясь с очередными делами, не производят той живой признательности, какую видеть было бы желательно».
Обращаясь затем к перечислению наград, Киселев полагал, что исправление формуляров должно быть одною из важнейших. Солдат оштрафованный, но затем прослуживший беспорочно 10–12 лет, непременно исправился и, следовательно, держать его вечно на службе несправедливо и даже невыгодно, потому что по дряхлости и немощам он для службы скорее вреден, нежели полезен.
Из краткого очерка состояния армии в то время когда Киселев начал свою новую деятельность, сделанного нами в главе IV, видно, что все злоупотребления проистекали, главным образом, из условий, в которых находилась хозяй-ственная часть. Понятно, что на эту сторону войскового быта Киселев должен был обратить самое серьёзное внимание, тем более, что к этому подталкивала его разноголосица, существовавшая во взглядах на этот предмета, не только в нижних слоях военного управления, но и в высших, там, откуда только и можно было ожидать плодотворных распоряжений.
Общие меры, касающиеся заготовления и доставки, как продовольствия, так и вещевого довольствия войск, лежали непосредственно на интенданте армии, неподчиненном на-чальнику штаба; к обязанностям последнего относились лишь распоряжения или, скорее, наблюдение за тем, что доставлено интендантством и суммами, находившимися в ведении полковых командиров. Если Киселев и принимал участие в мерах, относившихся к заготовлению продовольствия или фуража для армии, то это он делал в исключительных случаях, сверх прямых своих обязанностей.
При тогдашних порядках ведения полкового хозяйства, беспрестанно открывались начеты на полковых командирах. Вопрос о мерах к предупреждению таких начетов занимал и главнокомандующего; он полагал, что для устранения убытков, которые несет при этом казна, было бы полезно впредь всякие начеты обращать на имущество виновных полковых командиров и тех бригадных и дивизионных началышков, которые при инспекторских смотрах упустили из виду неисправность в инспектируемых частях. Киселев соглашался с пользою изложенного предположения. Но в предположении было сказано, что в течение 4 лет, 25 полковых командиров подпали под начет, и что казна была принуждена заплатить более 600 т. руб. для пополнения открывшихся неисправностей, а это доказывало, по мнению Киселева, «что в устройстве армии есть недостаток, требующий не частного, но коренного исправления. Беспорядки, открывшиеся в 25 полках, существуют в большей или меньшей степени во всех, но только при сдачах скрываются от главного начальства под разными предлогами. Иногда бывший командир выплачивает оказавшиеся начеты из своей собственности, или экономиею. В другой раз беспорядки скрываются чрез снисхождение доброго и неопытного приемщика. Нередко приглашение со стороны начальства и обещание на будущее время пособить новому полковому командиру вели к тем же результатам. Коренное преобразование необходимо; с одной стороны, новые командиры, не имея ни достаточных средств для исправного содержания полков, ни положительного определения некоторых хозяйственных выгод, употребляют без разбора не только то, что принадлежит к их полковой экономии, но и что составляет неотемлемую собственность нижних чинов. В этом то и заключается главный источник злоупотреблений и беспорядков».
«По внимательном расмотрении средств полка, видно, что суммы, отпускаемые на вещи, будучи назначены неправильно, иногда превосходят требуемое, а гораздо чаще не удовлетворяют необходимому. Этот недостаток пополняется из разных хозяйственных средств, способных покрыть некоторую часть потребностей; с другой стороны, требования начальства беспредельны и произвольны. Каждый из начальников хочет украсить вверенную ему часть, требует и дозволяет противозаконное, известное под наименованием позволительной и благоразумной экономии, — расстроивает дисциплину, унижает порядок и, наконец, быв участником зла, теряет право карать. Отсутствие ясного и положительного руководства для инспекторских смотров имеет последствием слабое наблюдение за состоянием полкового устройства и нередко может подвергать полковых командиров незаслуженному взысканию. Из этого следует заключить, что полковые командиры затруднены в исполнении требований начальства, а начальники — в наблюдении за действиями полковых командиров».
Таково было мнение Киселева о причинах, существовавших тогда злоупотреблений. Кто знает быт наших войск еще в недавнее время, тот познакомившись с этими правдивыми мнениями, невольно придет к заключению, что долгое существовате этих печальных порядков зависело отнюдь не от отсутствия сознания в высших военных сферах о корне зла, который будто бы все узрели только благодаря восточной войне, — а от других причин, источник которых скрыт от глаз непосвященных.
Для водворения прочного порядка и для предупреждения начетов, открывавшихся на полковых командирах, Киселев предлагал следующие меры:
1) «Составить новые штаты на аммуничные вещи и определить им правильные цены и сроки.
2) Утвердить законом хозяйственные (экономические) средства полковых командиров.
3) Обеспечить собственность нижних чинов постановлениим об артельных деньгах и прочих суммах, могущих им принадлежать.
4) Ограничить требования начальства под строжайшею ответственностно и
5) Начертать полное руководство для инспекторов, с показанием каждому обязанностей его и меру ответственности».
При занятии войск стрельбою в цель оказалось значительное число негодных ружей и притом ружья были разных калибров.—Для исправления этого важного недостатка, во все полки были посланы артиллерийские офицеры и для замены ружей, оказавшихся негодными, исходатайствован отпуск новых 13 т. из Тульского оружейного завода.
Этими мерами вооружение армии приведено в исправность, и вместе с тем, по приказанию Киселева, особая комиссия составила правила о ежегодном, чрез особо назиаченных артиллерийских офицеров, осмотре ружей, и сделано распоряжение о починке в полках ружей, посредством подвижной мастерской команды, скомплектованной из оружейников, возвратившихся с Ижевского завода, куда они были посланы в 1819 году для обучения.
Одним из больных мест 2-й армии была часть продовольственная. Жуковский, присланный в армию для поправления дел, запутал их еще более и был причиною многих неприятностей, окончившихся его удалением. Сталь, исправлявший короткое время должность интенданта после Жуковского, не сделал ничего, а затем граф Витгенштейн не мог остановиться на выборе способного интенданта. Ему предлагали многих и в числе их того же Жуковского; но Витгенштейн, вполне признавая ум и способности этого чиновника, не желал его брать, «потому что он на руку нечист» [Письмо графа Витгенштейна к князю Волконскому]. Наконец, на должность интенданта был назначен Юшневский, и при нем интендантская дела все таки не поправлялись, главным образом потому, что министерство не исполняло своих обещашй, поставив интендантство в невозможность быть аккуратными, а чрез это и требовательным к поставщиками.
Затруднения по продовольственной части были следствием, частью злоупотреблений чиновников, частью происходили от того, что армия не получала благовременно от министерства финансов назначенных сумм, а потому при медленности уплат, подрядчики возвышали цены. Киселев старался, сколько зависало от частных его сношений, понижать цены и тем содйствовать к значительному сокращени расходов казны.
В 1822 году было велено по военному министерству уменьшить бюджет на 1823 год на 37 м. р. Князь Волконсикй сообщая об этом Киселеву, писал, что надо изы-скать все средства к уменьшение расхода по 2-й армии. При содействии Киселева успех торгов на 1823 год в Киеве и Одессе превзошел всякое ожидание: на них сметное исчислении было понижено на 1.600000 р.
Средством к уменьшению расходов на будущее время, по мнению Киселева, могло служить продовольствие войск от жителей, с производством им за это чрез гражданских губернаторов платы наперед установляемой и периодически изменяемой.
«Если Государь, — писал Киселев — согласится на способ прокормления войск от жителей, то я уверен, что пагубная наша система продовольствия изменится и запутанность по этой части уничтожится. Пища солдатская останется тою же, ибо солдат и теперь довольствуется от хозяина, отдавая ему свой паек, по истечении месяца. Паек же этот до крестьянина редко доходит; но переходя из рук в руки и убавясь на половину, поступает к помещикам на винокурню, или к членам земского управления. В Бессарабии уже 10 месяцев производится жителям плата деньгами, отчего и жители и солдаты довольны, а казна сохранила сотни тысяч».
Составленная под председательством Киселева комиссия для обсуждения этого предположения была того мнения, что лишить солдата пайка — значит поставить его в полную зависимость от квартирного хозяина, который, зачастую, по весне, даже в двух таких губерниях, как Киевская и Подольская, сам нуждается в помощи. Кроме того, комиссия указала на тот пример, что когда в 1821 году, по случаю скопления войск в Бессарабии, принят был способ довольствия от жителей натурою, с платою им за это денег, то солдаты, привыкшие кржаному, кислому хлебу, должны были все время довольствоваться мамалыгой и вообще пресною пищею, потому что у жителей, кроме проса и кукурузы, ничего нельзя было достать. Вероятно вследствие такого мнения комиссии, изложенное предположение Киселева осталось без последствий.
Мы видели выше, что Киселев еще в начале своей деятельности обратил внимание на необходимость улучшения военно-судной части. По его настоянию учрежден в 1822 году при 2-й армии полевой аудиториат и сделано распоряжение, чтобы чиновники, представляемые в аудиторы, были испытываемы в правоведении дивизионными и корпусными аудиторами. Он строго наблюдал за тем, чтобы наказания виновных были соразмеряемы с преступлениями, и чтобы с другой стороны малейшее злоупотребление не оставалось без должного взыскания.
Трудное содержание караулов по крепостям, непривычка молодых рекрутов, приходивших из внутренних губерний, к жаркому климату, и частые перемены полков, находив¬шихся в составе 2-й армии, были поводами к порождению тяжелых между солдатами болезней. Посему почему, по прибытии к армии, Киселев обратил особенное внимание на эту часть. По его настоянию, в августе 1819 года, был открыт дивизюнный госпиталь в местечке Махновке, а в 1821 году ассигновано было 173 т. р. на устройство госпиталя в Тульчине при главной квартире; наконец в Одессе было устроено госпитальное отделение на 120 человек.
Масса всякого рода злоупотреблений, существовавших в армии и против которых Киселев ратовал, вызывала необходимость тщательного наблюдения за всем, что делается в войсках. В этих видах Киселев обратил особенное внимание на учреждение правильно организованной полиции, которая, чтобы следить за всеми противозаконными дейстиями, всегда разсчитанными на тайну, — сама должна была действовать чрез посредство тайных агентов, неизвестных тем лицам, над которыми она должна была наблюдать.
При армии не было генерал-полицмейстера; но Высочайшим повелением назначен был директором, так называемой, высшей полиции чиновник Достанич, который, по поручению Киселева, и составил «положение об учреждени при 2-й армии высшей полиции».
Предполагалось, чтобы вся высшая полищя была непосредственно подчинена начальнику главного штаба армии. Относительно выбора агентов Достанич представлял Киселеву несколько предположешй, указывая, между прочим, на необходимость «угощения, обольщения» и, вообще, заманивания агентов, Из среды всякого рода людей, и преимущественно евреев.
Киселев же, признавая необходимость агентов, смотрел на них с совсем с другой точки зрения, которая и выразилась в проекте следующим образом: «чтобы чиновники, кои будут служить в составе высшей полиции», были хорошо награждены, «дабы сим способом привлечь к содействию людей благородных и по хорошему воспитанию способных быть верными орудиями для отвращения зла, а не бесчестными клеветниками, годными только для размножения оного».
Проект был одобрен главнокомандующим и представлен начальнику главного штаба, но не получил утверждения в высших сферах, как видно из надписи, сделанной рукою Киселева на черновой: «отношение сие осталось без ответа».
В учреждении высшей полиции принимал особенно деятельное участие Сабанеев, который по этому поводу писал:
«... Учреждение тайной полиции весьма благоразумно; только повторяю, что гонения по подозрениям ускорят распространете заразы и придадут силы беспокойному брожению умов». [Письмо Киселеву 22—26-го декабря 1821 г.]
Хотя правильная организация полиции не была осуществлена, но деятельность нескольких избранных агентов у Сабанеева и Киселева доставляла свдения, которые могли если не раскрывать полностью существующее зло, то, по крайней мере, знать о его существовании и принимать соответствующая меры. Главными деятелями по учреждению во 2-й армии тайной полиции были штабные чиновники: генерал-вагенмейстер, подполковник Макаров, и старшие адютанты по управлению дежурного генерала, подполковник Чепурнов и майор Давыденков. Кроме того, в наблюдении принимали участие находившиеся при корпусах жандармские офицеры, Из числа которых особенною ревностью отличался Данненберг, заведывавший жандармскою командою при 6-м корпусе.
Вообще, в третьем десятке настоящего столетия устройство тайной полиции является какою-то маниею, от которой не могли избавиться даже такие либеральные люди, как Михаил Орлов, представивипй проект устройства тайной политической полиции из евреев.
Сущность этого предложения, изложенного в рапоре М. Орлова к Сабанееву заключалась в следующем:
«В прошлую отечественную войну был составлен се-кретный еврейский кагал, и старшие опытные члены сего общества находились всегда безотлучно при главной нашей квартире, между тем, как таковые же частные кагалы ус¬троены были повсюду, где евреи имели свое местожитель¬ство, и в самом кругу расположения неприятеля. Сии кагалы действовали под предлогом коммерческих сношений и все известия доставляли в главный кагал, учрежденный при армии, который собирал оные и приводил в порядок, передавал их военным начальникам, отвечая за каждое дейстие шпиона и жизнью, и имуществом своих членов и членов других частных кагалов.
Такого рода тайного деятеля можно учредить во всех местах, где существуют евреи; в Бессарабии, как например: главный в Кишиневе, а потом частные в Бельцах, Фанештах, Липчанах, Скулянах и других местах. Когда сии кагалы составлены будут из главнейших и богатейших евреев, коим должно обещать медали и другие награждения, можно будет, под ответственностию оных, послать расторопных людей, ими самими выбранных, заграницу, для получения новостей и учреждения заграничных кагалов. кои с удобностью распространятся и до самаго Царьграда».[11-го декабря 1822 г.]
Представляя свое предположение Сабанееву, он, вместе с тем, просил его представить таковое на благоусмотрение главнокомандующего, «ибо сия вещь весьма важна сама по себе и заключает детище, которое, по моему мнию, — пишет Орлов, — может быть весьма полезным и в военное время».
Осуществление своего предложения он принимал на себя!