1818–1819

Ваш отъезд, мой дорогой Поль, огорчил меня более, чем вы можете себе вообразить; - но поскольку во всех случаях я полагаюсь на волю Всевышнего, я утешаюсь глубокой уверенностью в том, что все, что устроено Провидением, ведет к лучшему. Быть может, необходимо, чтобы мы были вновь разлучены, и чтобы вы находились среди чужеземцев – быть может, это необходимо и даже полезно. Несмотря на это, я не могу помешать себе быть крайне удрученным этой новой разлукой. И то, что удручает меня более всего – это неведение относительно срока, на который мы разлучены. Мои пожелания вашего счастья, мои благословения следуют за вами повсюду. Засим я вас нежно обнимаю!!!

С вечера позавчерашнего дня я чувствую недомогание во всем теле. И сегодня я остаюсь в городе, чтобы принимать лекарство, которое Шибаль¹ (по причине отсутствия Герцога²) мне прописал. Это всего лишь простуда, и я надеюсь //л. 64 об. избавиться от нее к завтрашнему дню и вернуться на Крестовский³. Все наши, которые нежно вас любят, очень о вас сожалеют и чувствуют себя хорошо. Вчера на гулянье на Крестовском была огромная толпа гуляющих и экипажей, больше, чем было за все лето. Жорж⁴ провел вчерашний и позавчерашний день у нас, я отвез его вчера вечером обратно в пансион. Если вы будете говорить с его родителями, скажите, что он ведет себя как нельзя лучше, и чем больше я его наблюдаю, тем лучше вижу, что у него прекрасное сердце, что его очень легко воспитывать, и что если за ним немного присматривать, из него выйдет прекрасный молодой человек, годный к службе. Он сам говорит, что младший сын Биля подает ему дурной пример, и мне кажется, что Биль-отец⁵ не самым деликатным образом обходится с Жоржем, так как он озлобляет его тем, что бранит, в то время как с ним можно делать все, что угодно, действуя лаской. Я предполагаю брать его каждую субботу к нам. Судите, мой милый друг, устраивает ли это родителей, и в этом случае нужно будет предупредить Биля или Годениуса⁶. Я вполне //л. 65 убежден, что пребывание Жоржа в нашем доме принесет ему большую пользу. Он бесконечно привязан к маменьке, и она делает с ним все, что хочет.

Гр[афиня] Кочубей⁷ прислала мне маленькие золотые часы с цепочкой, которые бабушка послала через нее Софи. К ним приложено также письмо для маменьки, которое графиня обещает прислать, как только она найдет его среди своих бумаг, которые она еще не успела распаковать. По-прежнему предполагают, что гр[аф] Кочубей займет место Мин[истра] полиции⁸, но говорят в то же время, что он отказывается его принять. Нужно тем не менее, чтобы вопрос вскорости решился. В остальном еще нет никаких изменений из всех тех, которые были обещаны, и которые ожидались петерб[ургской] публикой.

Сообщайте нам, мой дорогой Поль, известия о вас так часто, как вы сможете. Мы (маменька и я) будем писать вам регулярно каждые две недели, а газету, здесь прилагаемую, я буду посылать вам с каждой почтой, то есть каждую неделю.

Прощайте, мой милый друг, я вас нежно обнимаю и благословляю от всего сердца.

Посылая вам газеты, я спешу, мой дорогой Поль, сообщить вам некоторые здешние новости. Граф, ваш Генерал, также как и граф Сакен, только что были назначены членами Государственного совета¹. Кажется, что Е[го] В[еличество] Имп[ератор] находит уместным, чтобы главнокомандующие(*2) являлись также членами Государственного совета. Окажите мне любезность, передав мои поздравления госп[одину] Графу и засвидетельствуйте мое почтение госпоже Графине. Недавно появился также указ(*3), чтобы брали рекрутов по всей Империи, и с 500 двоих. Les военные поселении(*4) и уезды, где они будут иметь место, соответственно исключаются.

Уже в течение некоторого времени Марченко² плохо принят гр[афом] Аракчеевым, и хотя он говорит, что причина ему неизвестна, я не могу себе вообразить, чтобы она не была серьезной, и что Графу удалось узнать этого человека, и что какое-либо покровительство, оказанное на его манер, заставило его потерять его доверие. До своего отъезда Е[го] В[еличество] Имп[ератор] подписал указ(*5) //л. 67 об. о том, что Марченко должен сдать дела комитета Мин[истров] следующему по старшинству после него, который сейчас является статским советником, Колосову³, а Марченко будет назначен статс-секретарем по гражданским делам в департаменте совета по этим делам. Теперь он находится под начальством госп[одина] Оленина⁴ и лишен всякой работы, непосредственно связанной с Имп[ератором]. Это событие нисколько меня не удивляет.

Имп[ератор] отбыл на конгресс 27-го рано утром из Царского Села, Имп[ератрица]-мать 28-го, а Имп[ератрица] Елизавета – 29-го. Вот и все здешние новости.

Мы все чувствуем себя очень хорошо. Ваша маменька уехала с Софи в Царское Село вчера утром, и она вернется только завтра.

Прощайте, дорогой друг, я вас обнимаю так же, как и люблю – от всего сердца.

P.S. Со времени вашего отъезда я не видел более ни кн[язя] Трубецкого⁵, ни Новикова⁶.

С огромным удовольствием мы получили ваше первое письмо из Тульчина от 6-го сего месяца. Слава Богу, что вы наконец-то прибыли, но то, что отнюдь не является приятным, это то, что вы были вынуждены сразу же вновь отправиться в путь. Мне известно, что эти постоянные разъезды под конец смертельно надоедают. Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой, так как никто не может ненавидеть путешествия более, чем я, ввиду того, что я путешествовал лишь по России, где они самые неприятные, какие только можно себе вообразить, не находя нигде ничего, что бы могло сделать их более переносимыми. Несмотря на это, я полагаю, что ваши путешествия будут вам полезны, так как вы сможете узнавать интересные местности – я предполагаю, что в этот раз вы увидите Одессу, - город, такой интересный во многих отношениях¹.

То, что вы пишете о ваших отношениях с различными партиями, которые находятся в вашей армии, является без сомнения щекотливым². //л. 68 об. Но, следуя плану, который вы для себя наметили, вы закончите тем, что будете хорошо приняты, приобретя уважение всех партий, именно потому, что не принадлежали ни к одной. Я желаю всем сердцем, чтобы вам это удалось, хотя, зная живость вашего характера, я полагаю, что вам будет весьма затруднительно следовать вашему плану. Часто будут иметь место отклонения, в которых вы будете раскаиваться время от времени. Да будет угодно Господу, чтобы различные положения, в которых вы будете находиться во время вашей службы, послужили вам уроками на будущее, когда вы сами станете командиром!!! Я нисколько не сомневаюсь, что так случится, и в этом отношении я нахожу, что опыт, который вы приобретете, научит вас узнавать людей, а это знание является крайне полезным и необходимым.

Ваша маменька вас обнимает. У нее нет времени //л. 69 сегодня вам писать, так как она только что переехала с дачи в город, и насколько занята различными приготовлениями, которые нужно сделать, что у нее нет ни одной свободной минуты.

Так как я подписался на газ[ету] Сената³ и на «Сын отечества»(*6)⁴, я вам их буду посылать после прочтения. Я начинаю с того, что посылаю вам сегодня два номера газеты и журнала.

У нас все здоровы и передают вам свои приветы. Зейдель находится в их числе. Он отложил свою поездку в Германию до следующей весны. Его дело с евреем закончено. Еврей отпущен на свободу. Мин[истерство] полиции сообщило все подробности этого дела всем российским губернаторам, чтобы предупредить подобные правонарушения, а Зейдель получил 2000 руб. за то, что он кормил еврея!!! Он продолжает надеяться, что дело не ограничится этим, //л. 69 об. так как ему обещали по возвращении Имп[ератора] сделать что-либо для него. Вы видите, что перспектива блистательна!!!⁵

Я не могу сообщить вам ничего интересного о здешней жизни. Все идет своим обычным чередом. Прощайте, дорогой Поль, я вас благословляю и обнимаю от всего сердца.

Хотя я не могу сообщить вам ничего интересного, мой дорогой Поль, я принимаюсь вам писать, чтобы сообщить вам известия о нас. У нас все чувствуют себя хорошо, слава Богу, и даже Александр, которого на четыре дня постигла лихорадка. Теперь [он] от нее избавился, но он чувствует еще некоторую слабость. Ваша маменька, которая вас нежно обнимает, чувствует себя так же лучше, и уже несколько дней как она выходит, чтобы делать визиты, которых она еще не делала с тех пор, как она вернулась в город. Мои дела находятся все в том же положении неопределенности и нерешенности. Так будет продолжаться до возвращения Имп[ератора]. Да будет угодно Господу, чтобы все завершилось благополучно, и чтобы я был освобожден от моей должности в Сибири. Пока я буду ее занимать, не будет надежды, что я смогу жить спокойно. Это страна, в которой все самые большие мошенники империи собрались вместе. Возможно ли, чтобы они были довольны и оставили бы в покое честных людей, которые им //л. 70 об. не позволяют оскорблять порядочных людей? Но не будем об этом говорить. Это тема настолько избитая, что она не стоит того, чтобы о ней говорили!!!

Дело Воло¹ также не решено, так как судьи еще не утверждены Имп[ератором]. Я надеюсь, что это дело закончится без серьезных последствий для кого бы то ни было.

Случевский пишет вам через фельдъегеря, которого к вам посылают ежемесячно один раз. Что касается меня, то я вам посылаю письма, газеты и журналы каждую неделю. И маменька и я пишем вам поочередно. Сегодня моя очередь, и я с удовольствием ею воспользовался.

Старший сын Трескина прибыл сюда, и отец поручил его моим заботам². Новая ответственность, к которой обязывает меня дружба. Этот молодой человек, кажется, очень умен и имеет сильный характер. Я не знаю его еще достаточно, чтобы хорошо о нем судить. Ему 19 лет, и он совсем еще не знает свет, тем не менее я вижу, что он хорошо наблюдал и многое видел в течение //л. 71 двух лет, которые он провел в домах своего дяди и дедушки. Первый служит на почте в чине коллежского советника, а другой – сенатор в одном из московских департаментов³.

Простите, мой дорогой, что я не посылаю вам причитающийся терциал. Я сделаю все возможное, чтобы выслать его вам без опоздания, и тогда я воспользуюсь отъездом Фельдъегеря.

Прощайте, мой дорогой Поль. Я вас обнимаю очень нежно и так же благословляю.

Я начинаю беспокоиться, мой дорогой Поль, так долго не имея от вас никаких известий. Ваше последнее письмо, полученное нами, было от 6 сент[ября], накануне вашего отъезда из Тульчина. Я не могу себе вообразить, что вы так долго не сообщали о себе известий, и я полагаю, что ваши письма были жертвой неаккуратности почты, подобно многим другим. Да будет угодно Господу, чтобы вы были здоровы и довольны вашим путешествием и в полной мере счастливы. Можно и должно быть лишенным даже тех вещей, которые люди полагают необходимыми для своего счастья, но для этого нужно быть истинным христианином. Я надеюсь, что однажды вы станете таковым, ибо я увидел с превеликим удовольствием росток его в вашем сердце¹, по своей природе добром, честном и благородном. Милостью Божьей я часто имею это чувство счастья в своей душе, хотя я лишен почти всего, что необходимо, чтобы быть счастливым в этом мире. В настоящий момент Ком[итет] мин[истров] занимается делами, которые вам известны. Пока нет никакого решения, по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Но я убежден, что мои враги сделают все от них зависящее, чтобы доставить мне огорчение. Ну! Что ж, я их прощаю. //л. 72 об. И я хотел бы иметь возможность сделать им столько же добра, сколько они причинили мне зла, и даже столько, сколько они хотели бы мне причинить, так как я в полной мере убежден, что Провидение не позволит причинить мне столько зла, сколько бы им хотелось.

Дело Воло все еще продолжается. Он подготавливает бумаги, которые еще не представил, и его оправдание будет простым, благородным и в то же время справедливым.

Маменька вас обнимает. Она чувствует себя не очень хорошо, я приписываю это ее частым выходам и ночным бодрствованиям, к которым она не привыкла. Ваши братья и Софи делают то же, то есть вас обнимают. Они чувствуют себя хорошо. Александр уже представлен на офицерский чин², и бумага отправлена Е[го] В[еличеству] Имп[ератору]. L’Инспекторской департамент(*8) отправил ее утвержденной, чтобы подписать le приказ(*9).

Два дня тому назад оба старших графа Витгенштейна³ обедали у нас. Они не имеют известий об отце со времени его отъезда из Тульчина. Они последний раз получали известия от своей матери в письме от 16-го сентября. Жорж бывает у нас //л. 73 каждую субботу и остается до воскресного вечера, когда он возвращается в пансион. Мы заставляем его работать у нас, чтобы подготовиться к понедельнику, и госп[один] Годениус находит, что он гораздо более прилежен в занятиях с тех пор, как он не находится больше у Биля. Софи экзаменует его, когда он должен выучить что-либо наизусть, и это делается с такой серьезностью, как будто бы Софи была по меньшей мере на десять лет старше Жоржа. Она бесконечно более образована и более успевает во всем, чем он. В остальном это замечательный юноша, который очень послушен и покладист, но легкомыслен, насколько только можно себе вообразить.

Катерина Дмитр[иевна] и мой брат Николай находятся у нас в то время, как я вам пишу. Они просят передать вам тысячу приветов и пожеланий всяческих благ.

Я прижимаю вас к сердцу и очень нежно обнимаю и поручаю вас покровительству Всевышнего, Который да направит вас и благословит.

Простите, мой дорогой Поль, что я пишу вам так редко, я уверяю вас, что у меня не хватает на это времени. Мои дела подходят к концу, и из-за этого я до крайности занят. Комитет все рассмотрел, возможно, ничего не нашел, и, возможно, все решил – то, что в настоящий момент достоверно, это то, что по моей просьбе будет отправлена ревизия в Иркутскую губернию. Может быть, там найдутся какие-либо беспорядки к торжеству моих врагов. Несмотря на это, все останется без окончательного решения до прибытия Имп[ератора], //л. 74 об. которое назначено на 23-е следующего месяца, не позже.

То, что вы пишете о Графе относительно вас и ваших товарищей, достойно его. Эта порода людей делает благо лишь тем, кто у них этого просит. Дайте ему почувствовать его неправоту, и я уверен, что он захочет ее исправить. Может ли это быть сделано через ген[ерала] Рудзевича¹?

Маменька вас обнимает, также ваши братья и Софи. Маменька сильно страдала вчера от головной боли, сегодня //л. 75 она чувствует себя лучше. Меня зовут, и я не могу продолжать, и заканчиваю письмо, очень этим раздосадованный. Прощайте, дорогой Поль. Господь вас да благословит и направит.

Я пишу вам, мой милый друг, сегодня, поскольку я не знаю, буду ли я иметь время на днях, по причине прибытия и отъезда сибирских почт, которые должны иметь место завтра и послезавтра, и я вам посылаю это письмо через Графов Витгенштейнов, день отъезда которых мне неизвестен. Я сообщу вам известия о нас и буду говорить о вещах, которые не доверяют почте, которая менее надежна, чем когда бы то ни было. Комитет мин[истров], рассмотрев все доносы, которые туда поступили, из которых один был мне послан по приказу Имп[ератора], на который я мог написать опровержение(*10).

Другие поступили в Ком[итет] мин[истров] во время отсутствия Е[го] В[еличества] Имп[ератора], иначе он бы, возможно, также дал приказ мне их доставить. Все эти бумаги, которые не имеют здравого смысла, и которые исходят от сосланных людей, осужденных за злодеяния¹, произвели сенсацию в умах моих врагов, и, я осмелюсь сказать со всей чистосердечностью, врагов всех порядочных людей. Но так как они имеют вес, те, которые не настроены против меня, предприняли защиту весьма слабую, и решение большинства голосов этого благородного комитета стало известно приблизительно в следующих словах: «Хотя нет никаких доказательств de злоупотребления(*11), но возможно, что имеются des беспорядки(*12), которые нужно немедленно устранить, которые, //л. 78 об. возможно, не имели бы места, если бы ген[ерал]-губ[ернатора] находился на своем посту в Сибири, следовательно, нужно назначить другого ген[ерал]-губ[ернатора] на мое место, что нужно безотлагательно провести расследования на местах по всем пунктам доносов, поступивших в Ком[итет] мин[истров]. Поскольку иркутский губ[ернатор] Трескин просит отставки, нужно ее ему дать и назначить незамедлительно нового губ[ернатора] на его место, но Трескин должен оставаться в Иркутске до тех пор, пока новый ген[ерал]-губ[ернатор] будет полагать его присутствие в Иркутске необходимым[»]². Мнения совпали в том, что новый «ген[ерал]-губ[ернатор] должен в то же время иметь военного под своим начальством[»]. Кн[язь] Лопухин³, кн[язь] Лобанов (мин[истр] юстиции)⁴, Балашов⁵ и м[аркиз] Траверсе⁶ придерживались того мнения, что было бы несправедливым смещать нынешнего ген[ерал]-губ[ернатора] с его должности по причине неподтвердившихся доносов и сделанных людьми, не заслуживающими доверия. Когда это пресловутое решение было доведено до моего сведения голосом общества, поскольку весь Петерб[ург] об этом говорил, я принял решение написать письмо Имп[ератору](*13), копию которого, здесь прилагаемую, я вам посылаю, которое я прошу вас хранить в строжайшей тайне. Это письмо, сам будучи больным, я отправил камердинеру //л. 79 Имп[ератора]⁷ через Воло, и оно было вручено 24-го прошлого месяца. С тех пор мне неизвестно ничего определенного о том, что происходит с моими бумагами. В обществе ходят различные слухи. 1. Что Балашов будет послан, чтобы проводить расследования, и что Имп[ератор] сам отправится в Сибирь; 2. Что Канкрин⁸ меня заместит, и что я сохраню мои должности члена совета и сенатора; 3. Что все бумаги, просмотренные в Ком[итете] мин[истров], были отосланы ген[ералу] Глазенапу⁹, чтобы он лично провел расследования на местах и т.д. и т.д. Мне абсолютно неизвестно, что из всего этого является достоверным, но я предполагаю, что последний слух наиболее правдоподобен, так как Балашов находится здесь, и Ком[итет] мин[истров] не имеет никакого решения по его решению(*14). Вот, мой милый друг, в чем заключается в настоящий момент мое дело, по крайней мере то, что я о нем знаю. Воля Божья да будет исполнена. Моя совесть и моя вера (как христианина) мне говорят, что все завершится к лучшему. Я могу в настоящий момент лишь поздравить себя с той справедливостью, с какой Е[го] В[еличеств] Имп[ератор] отнесся к моим письмам к нему, и я надеюсь, что последнее также достигнет своей цели. //л. 79 об.

6 янв[аря].

Я продолжаю сегодня моей письмо, мой дорогой Поль, в неведении относительно дня, когда оно будет отправлено, так как графы Витгенштейны не зашли ко мне, и я не могу узнать день их отъезда. В ожидании я приготовил одну коробку Чая, воротник и вышитые адъютантские обшлага¹⁰, за которые я заплатил 50 руб., и три гусарских портупеи из серебра, подбитые красным сафьяном¹¹, такие, какие вы просили, которые стоят 20 руб., все три – 60 руб. Военные газеты или «Инвалид»¹² для ген[ерала] Игнатьева¹³ должны быть ему уже отправлены по почте, так как я послал вам квитанцию на отправку газет отсюда. Они стоят 40 руб. Все эти расходы я не учитываю, и я прошу вас принять их как мой новогодний подарок (Чем богат, тем и рад(*15), дорогой Поль). Вам так же хорошо известно, как и мне, в каком состоянии находятся мои финансы. Я вам клянусь, что я не могу вам даже послать в этот раз тысячу рублей, которые причитаются вам за последний терциал. Я посылаю вам тем временем здесь прилагаемые пятьсот руб. в виде аванса, а остальное я вышлю вам как можно скорее. Поскольку маменька вам пишет, она сообщит вам все известия //л. 80 более подробно обо всем, что у нас происходит. Я же скромно ограничусь здесь тем, что буду писать лишь о моей собственной персоне. Мое здоровье улучшилось, но, несмотря на это, я еще не покидаю моей комнаты из предосторожности, а с другой стороны, я нисколько не тороплюсь вновь появиться в обществе. Впрочем, я даю вам мое честное слово, что, судя по чувствам, испытываемым моим сердцем, я глубоко убежден, что мои дела закончатся к лучшему, и что Всевышний защитит меня несмотря ни на что и против всего. Крест, который провидение возложило на меня ныне, необходим для моего спасения, и даже для моего мирского благополучия. Я получил уроки, которые принесут мне большую пользу на весь остаток моих дней. Господь да внушит и вам также это убеждение. Оно нас утешает и дает нам твердость, которую никакое другое чувство не сможет дать совместно с такой великой кротостью и смирением. Достоинствами христианина должны быть любовь, кротость, смирение, надежда и в особенности вера и терпение. Имея эти Добродетели, невозможно быть несчастным. Я останавливаюсь здесь в ожидании, чтобы Витгенштейны пришли за письмом и пакетами. //л. 80 об.

9 янв[аря].

Сейчас пришли оба графа Витгенштейна, чтобы попрощаться. Они отправляются вечером, и у меня нет времени писать вам более, так как они ожидают, чтобы я запечатал письмо, чтобы уйти. Я узнал относительно себя только то, что Имп[ератор] прочел мое дело, но неизвестно, что он решил. Впрочем, ген[ерал] Ка[н]крин должен прибыть во вторник (14-го сего месяца) и полагают, что он меня заместит. Да исполнится воля Божья, я уверен, что Провидение меня поддержит.

Прощайте, дорогой Поль, я вас обнимаю и благословляю от всего сердца.

Примечания

*10↩ Так в тексте.

*11↩ Слово написано по-русски.

*12↩ Слово написано по-русски.

*13↩ На полях поставлен знак %, по-видимому, указывающий на приложенное письмо.

*14↩ Так в тексте.

*15↩ Фраза написана по-русски.

***

1↩ Имеется в виду отставной чиновник С.А. Гарновский (см. о нем примечание 2 к письму от 30 января 1818 г.), неоднократно попадавший под суд во время своей службы в Сибири, донос которого на Н.И. Трескина привел к назначению ревизии М.М. Сперанского.

2↩ Н.И. Трескин был отставлен 17 сентября 1819 года по результатам ревизии М.М. Сперанского.

3↩ Лопухин Петр Васильевич (1753-1827) – председатель Государственного Совета и Комитета министров. См. о нем примечание 3 к письму от 9 декабря 1817 г.

4↩ Князь Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович (1758 – 1838) был министром юстиции с 1817 г. См. о нем примечание 5 к письму 18 июля 1813 г.

5↩ Александр Дмитриевич Балашов (1770-1837) – генерал-лейтенант (см. о нем примечание 2 к письму от 19 апреля 1812 г). До войны 1812 г. был министром полиции, во время кампании 1812-1814 гг. находился при императоре, затем исполнял различные дипломатические поручения. По возвращении в Россию (в начале 1818 г.) не занимал определенных должностей и заседал в различных комитетах.

6↩ Маркиз Иван Иванович де Траверсе (Жан-Батист Прево де Сансак, маркиз де Траверсе, 1754-1831) – адмирал, морской министр. Родился на острове Мартиника, происходил из французского дворянского рода. Служил во французском флоте с 1773 г., в 1778-1781 гг. участвовал в сражениях с английским флотом во время Американской войны за независимость, где Франция поддерживала американцев. В 1790 г., в связи с развитием событий Французской революции, получил у Людовика XVI разрешение поступить на русскую службу. Служил на Балтийском и Черном море, с 1801 г. адмирал. (В 1791-1794 гг. уезжал из России и вступил в Эмигрантский королевский корпус; в 1807 г. отказался от предложения Наполеона вернуться на французскую службу.). С 1809 г. – управляющий морским министерством, с 1811 до 1828 г. – морской министр. В годы его управления российский флот по ряду причин (в частности из-за недостатка денег) находился в упадке и почти не совершал дальних походов; из-за многочисленных учений в Финском заливе его часть, Невская губа, получила прозвище «Маркизовой лужи».

7↩ У императора Александра I в этот период было несколько камердинеров. В 1817 г. упоминается камердинер Максим Мельников. В 1825 г., ко времени смерти императора, при нем находились камердинеры Федоров и Егор Анисимов; известен портрет Анисимова.

(И. Зимин, Л. Орехова, Р. Мусаева. Из истории зубоврачевания, или Кто лечил зубы российским монархам. М., 2015. Гл. «Зубные врачи Александра I». https://med-tutorial.ru/m-lib/b/book/179644403/15; Н.К. Шильдер. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. 4. 355, 368, 374, 571-572; Гравюра «Камердинер Александра I Анисимов» - http://elib.shpl.ru/ru/nodes/2070-anisimov-kamerdiner-imperatora-aleksandra-i)

8↩ Егор Францевич Канкрин (1774-1845) – на 1819 г. генерал-интендант 1-й армии. См. о нем примечание 1 к письму от 18 мая 1818 г. Слухи о его назначении вместо И.Б. Пестеля ходили еще в 1818 г., но не оправдались.

9↩ Глазенап Григорий Иванович (1750-1819) – генерал-лейтенант, командир Отдельного Сибирского корпуса (скончался в этой должности в Омске 19 марта 1819 г.), находился в конфликте с И.Б. Пестелем. См. о нем примечание 3 к письму от 18 мая 1818 г.

10↩ Имеется в виду вышитый воротник и обшлага мундира, которые именно из-за вышивки металлическими нитями делались съемными и изготовлялись отдельно от мундира. Мундир офицера Кавалергардского полка:

(https://military-uniforms.ru/kavalergardy)

11↩ Портупея – часть военного обмундирования, ременная перевязь через одно плечо для ношения холодного оружия. В разных полках различались по цвету, соответствующему остальному обмундированию. В 1819 году Павел Пестель служил в Кавалергардском полку, и в гусарский полк – Мариупольский – перешел в конце этого года; да и красные перевязи соответствуют обмундированию Лейб-гвардии гусарского полка. Шефом этого полка был П.Х. Витгенштейн, и в его штабе традиционно служило немало офицеров, числившихся в Лейб-гусарском полку; таким образом, Павел Пестель заказывал обмундирование не для себя, а для кого-то из своих товарищей.

12↩ «Русский инвалид» – газета, выходившая с февраля 1813 г. (См. подробнее о ней примечание 7 к письму от Я. Щировского от 13 апреля 1813 г.)

13↩ Игнатьев Дмитрий Львович (1771–1833) — генерал-майор, участник наполеоновских войн, Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. С 1818 г. дежурный генерал 2-й армии, с 1819 г. назначен состоять при командующем этой же армии для особых поручений. С марта 1822 г. уволен в отставку «за болезнию». Д.Л. Игнатьев упоминается в переписке П.И. Пестеля и А.Я. Рудзевича.

Я принимаюсь вам писать, мой милый Друг, имея перед собой ваше письмо от 23-го прошлого месяца, которое я получил вчера. Я был очень тронут, мой дорогой Павел, читая его. Я нашел в нем чувства религиозности, нежности к родителям, братьям и сестре, которые были истинным бальзамом для моего сердца, которое вас так искренне любит. Да укрепляет вас Господь все более и более в этих чувствах!!! Это милость, которой я прошу у Него всякий день для вас и для всего, что мне дорого. Мой собственный опыт подтверждает, что не существует истинного счастья без религии. Что без нее не существует и добродетели, ибо мораль внушает нам, какими мы должны быть, а религия дает нам силы и средства исполнять те принципы, которым научила нас мораль. Я могу вас уверить, как перед ликом Всевышнего, что я никогда не был внутренне более счастлив, чем с тех пор, как неприятности и огорчения, существующие в этом мире, стали меня мучить. И тогда мне удалось лучше познать себя самого. Тогда мне удалось //л 86 об. увидеть, сколь многого мне не достает, чтобы быть таким, каким я должен быть, чтобы заслужить название христианина. Я не могу скрыть от себя, что я стал лучше в некоторых отношениях, но увы!! как многого мне еще не достает, чтобы стать тем, чем истинный христианин должен быть в этом мире страданий и бедствий. Если я рассмотрю все добро, которое мои враги сделали мне в этом отношении, я не могу их не благословлять и молить Бога за них, говоря, как Иисус Христос сказал о Своих врагах: «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят(*22)»¹. По мере того, как Провидение будет даровать вам милость укрепляться в истинных принципах религии, вы будете все лучше понимать то, что я вам здесь изложил. Это то, о чем я молю для вас Всевышнего с усердием.

Мои дела по-прежнему не решены, и я не более продвинулся вперед в настоящий момент, чем два года и несколько месяцев назад, когда они только начались. В абсолютном неведении относительно того, что со мной сделают, мне нечего сказать вам в настоящий момент, но я ожидаю каждую минуту //л. 87 решения. Я полагаюсь на милость Божью, которая никогда меня не покидала, и я могу сказать, положа руку на сердце: «Завтра мне исполнится 54 года, на всем протяжении этого полувека я имел лишь подтверждения тому, что рука Провидения всегда меня направляла и что все события моей жизни, которые казались мне самыми несчастными, более всего приводили меня к истинному счастью». Судя по этому, я надеюсь, что и теперь это будет тот же случай в моем положении, таком мучительном во многих отношениях. Но довольно говорить о том, что касается моей персоны.

Нежно вас обнимая, мой дорогой Поль, я благодарю вас за действительно прекрасную материю, которую вы мне прислали. Можно ли, чтобы вы тратились на роскошь для меня, в то время как у вас нет даже рубашки на теле. Одна из моих самых больших горестей – это быть слишком бедным, чтобы иметь возможность сделать для вас и ваших братьев то, чего я желал бы в финансовом отношении, и избавить вас от того, чтобы вы разделяли мою нищету. Как я был бы счастлив, если бы она обрушивалась единственно на мою персону, с каким //л. 87 об. удовлетворением и каким счастьем я выносил бы ее один, но заставлять ее выносить всему, что я имею наиболее дорогого на свете – это действительное несчастье для меня!!!

Случевский вполне убежден, что нет вашей вины, если решение о его назначении подле Графа запаздывает. Он уверен так же, как и я, что вы сделаете все от вас зависящее, и даже если не будет решительного успеха, то это будет не по вашей вине, и он все равно будет вам признателен. Я крайне удручен, видя, что дорогой Граф запутается, если он проявит слабость характера, которую он уже проявлял во многих случаях. Нужно будет, как вы говорите, непременно дождаться возвращения Рудзевича, чтобы завершить это дело. Милая Графиня напрасно вмешивается в дела, в которых она ничего не понимает.

Мад[ам] Виллерс находится в нашем доме уже в течение двух недель. Насколько можно ее судить по этому небольшому отрезку времени, она нас устраивает. Она, судя по всему, очень добра, образована, хорошего тона в обществе и Софи к ней уже привязалась и, кажется, завоевала взаимную привязанность. Да будет угодно Господу, чтобы она //л. 88 нам подошла, и чтобы ей также понравилось у нас надолго.

То, что вы пишете по поводу Софи, совершенно справедливо, и она вполне заслуживает, чтобы вы любили ее со всей нежностью брата. Если бы вы видели, с каким удовольствием она получила ваше письмо и канарейку, вместе с которой я ей его вручил. Она вся дрожала от радости. Несмотря на это, она оставила птичку, не занимаясь ею, чтобы прочесть ваше письмо, но она была настолько сильно потрясена, что она не могла в тот момент читать, и я его ей прочел. Она плакала, говоря, что ей так хотелось бы вас увидеть и самой вас поблагодарить.

Я в точности выполнил все ваши поручения, и пошлю вам все, о чем вы просите, как только мне удастся это приобрести².

Добрый Павел Маркович будет, без сомнения, весьма тронут вашим приветом. Он постоянно находится в деревне, чтобы иметь на что жить, если только его мать не пожалеет его. Его жена здесь, она собирается нанести нам визит. Дмитрий Марков[ич]³ умер, и его зять Гурко взялся уладить его расстроенные дела. Он был назначен адъютантом Имп[ератора] и получил отпуск на год, чтобы заняться своими делами⁴. //л. 88 об. Смерть Дмитр[ия] Марк[овича] меня огорчила: вот и еще одним благородным человеком меньше в этом мире. В нем осталось столько людей, которых можно было бы отдать за него одного, и которые являются лишь бедствием для человечества.

Мне кажется, что Граф берет в адъютанты всех, кто об этом просит, так как теперь не выходит ни одной газеты с des Приказы(*23), где бы ни было нового адъютанта. Таким образом, он производит необдуманные представления, в результате у него часто бывают отказы. А как только эти отказы начинаются, они только и делают, что увеличиваются. Мне бы хотелось, чтобы вы добились у Графа повышения. Как только вы станете полковником, вы сможете избавиться от неприятного положения, в которое ставят вас обстоятельства, будучи адъютантом Графа. Нужно быть с ним менее деликатным и прямо просить, чтобы он добился для вас повышения. Я полагаю, что вы этого не захотите, иначе я написал бы ему сам этому поводу. Напишите мне, что вы об этом думаете! Может быть, Рудзевич или Игнатьев могли бы этому способствовать. Вам должно быть это известно лучше, чем мне, //л. 89 на местах, но не упустите случая, и будьте деликатны лишь с теми, кто знает этому цену.

Ваша маменька вас благословляет и обнимает, я делаю то же. Весь ваш сердцем и душой

P.S. Мы редко видим Зейделя, он постоянно бывает у Гр[афини] Потоцкой⁵ и у Графа Милорадовича. Этот последний обещает ему место подле себя⁶. Зейдель все такой же вертопрах(*24), каким он всегда был. Он желает жениться, должно быть, первая попытка его не отвратила⁷. Вот письмо для одного из ваших товарищей, которое Зейдель вручил маменьке, прося ее вам его поручить.

Примечания

*22↩ Евангельская цитата написана по-немецки.

*23↩ Слово написано по-русски.

*24↩ Слово написано по-немецки.

***

1↩ В Синодальном переводе: «Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают». (Лука, 23.34).

2↩ Это те же поручения, которые были упомянуты П.И. Пестелем в заметках на обороте письма Софьи Пестель. О части их И.Б. Пестель пишет в следующем письме – об отправке вышитых форменных воротников и сочинения Николая Тургенева.

3↩ Дмитрий Маркович Полторацкий (1761-1818), как и его брат Павел Маркович (1768-1827) – представители многочисленного потомства М.Ф. Полторацкого. (См. о них примечание 2 к письму от 3 марта 1817 г.; а также о дочери Д.М. Полторацкого Ирине – прим. к письму от 4 мая 1817 г.). Дмитрий Маркович скончался 25 ноября 1818 г. и был похоронен в своем имении Авчурино в Калужском уезде Калужской губернии.

4↩ На дочери Дмитрия Марковича Полторацкого Варваре (1793-1838) был с 1811 г. женат полковник Леонтий Осипович Гурко (Ромейко-Гурко, 1783-1861). Никита Муравьев упоминает в письме матери в 1817 г., что посетил Гурко, который «живет на одном дворе с Дмитрием Марковичем, но особым домом». Леонтий Гурко происходил из витебского дворянства, отец его был курляндским вице-губернатором. Начал службу в Семеновском полку в 1800 г.; М.И. Муравьев-Апостол сообщает, что именно он стоял на часах в Михайловском замке у спальни Павла I в ночь его убийства. Он приводит и другие истории о Л.О. Гурко, который, по-видимому, не вызывал у него симпатии: что он перед войной 1812 года говорил, что ему все равно, будет ли править Наполеон или Александр I, а в 1818 г. спрашивал у других офицеров-семеновцев, почему они не бьют солдат, и имел по этому поводу столкновение с Сергеем Муравьевым-Апостолом. Участвовал в кампаниях против Наполеона 1805-1807 и 1812-1814 гг. В 1821 г. вышел в отставку в чине генерал-майора. В семье был единственный ребенок – сын Александр (1823-1906). Портрет Варвары Дмитриевны Гурко, урожденной Полторацкой работы О.А. Кипренского, 1814 г.:

(https://ru.wikipedia.org/wiki/)

Парный к нему портрет Л.О. Гурко: http://impereur.blogspot.com/2012/12/1-1783-1860.html

(Воспоминания и письма М. И. Муравьева-Апостола // Мемуары декабристов: Южное общество. М., 1982. С. 180.; Муравьев Н.М. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 2001. С. 160.)

5↩ Потоцкая София Константиновна, в первом браке Витт, (1760–1822) — по происхождению гречанка и константинопольская куртизанка, сумевшая стать польской аристократкой. Девичья фамилия ее точно неизвестна, сама она утверждала, что происходит от греческого царского рода, существует также версия, что отцом ее был небогатый грек, торговец скотом, по имени Константин; фамилия Глявоне, под которой она иногда упоминается, принадлежала мужу ее тетки. Вторым браком была замужем за графом Станиславом-Феликсом Францевичем Потоцким (1753–1805). После смерти мужа – хозяйка его многочисленных владений на Волыни и в Подолии, которые даже называли "королевством Потоцких". До 1819 г. основным местом ее проживания был дворец в Тульчине, где с ней по всей видимости и познакомился А.Е. Зейдель в период службы в штабе 2 армии.

6↩ Милорадович Михаил Андреевич (1771-1825) – генерал от инфантерии (с 1809 г.), в 1818-1825 гг. Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор. Из сербского по происхождению дворянского рода; его прадед поступил на российскую службу при Петре I, и с того времени Милорадовичи проживали в Полтавской губернии. Его отец – генерал-поручик А.С. Милорадович, участник войн с Турцией, правитель Черниговского наместничества. М.А. Милорадович был в юности отправлен в Европу вместе со своим старшим кузеном для обучения наукам. С 1787 г. – на военной службе (куда формально был записан еще в детстве), участвовал в войне со Швецией, Швейцарском и Итальянском походах Суворова, русско-турецкой войне 1806-1812 гг. – до 1810 года, когда был назначен Киевским военным губернатором. Эту должность он исполнял до начала кампании 1812 г. Милорадович считал себя учеником и последователем Суворова, знатоком души русского солдата, вслед за Суворовым часто обращался к солдатам с вдохновляющими речами. За удаль и любовь к роскоши его неоднократно сравнивали с маршалом Франции И. Мюратом. В кампании 1812 г. при отступлении от Бородина к Москве командовал арьергардом русской армии; участвовал в преследовании французов до границ России и в заграничных походах, где в сражения октября 1813 – 1814 гг. командовал русской и прусской гвардией. В 1813 г. возведен в графское достоинство.

А.Е. Зейдель действительно получил место под началом Милорадовича: в 1819-1823 гг. он был правителем иностранного отделения канцелярии Санкт-Петербургского генерал-губернатора.

Во время междуцарствия 1825 года М.А. Милорадович показал себя сторонником великого князя Константина и не обратил внимания на поступавшие к нему сведения о возмущениях, готовящихся к дню новой присяги. Еще утром 14 декабря он успел доложить новому императору о том, что в городе все спокойно. Дальнейшие беспорядки Милорадович пытался исправить знакомыми ему методами, сказав зажигательную речь перед солдатами, но получил от восставших две равно смертельных раны и через несколько часов скончался. Его гибель в день 14 декабря добавила к его героическому образу в глазах потомков оттенок трагичности; современники были не столь единодушны и утверждали, например, что он держал сторону Константина, потому что рассчитывал, что тот заплатит его многочисленные долги.

Женат не был, известен многочисленными романами, в частности с балериной Екатериной Телешевой. Около 1820 г. был увлечен одной из дочерей Потоцких, Ольгой.

7↩ А.Е. Зейдель был женат, его жена София и их дочь неоднократно упоминаются в переписке 1809-1811 г., сохранились ее приписки к письмам мужа П.И. Пестелю. По-видимому, в дальнейшем он развелся. О том, женился ли Зейдель второй раз, сведений не обнаружено.

Я выполнил те ваши поручения, которые смог, мой дорогой Поль. Оба адъютантских воротника вышиты, и я пошлю вам их с первым же фельдъегерем, который отправится в конце этого месяца, то есть через неделю. Сочинение Тургенева невозможно было найти в здешних книжных лавках. Я говорил об этом с самим автором¸ и когда он узнал, что это вы им интересовались, он просил у меня позволения послать мне один из экземпляров, которые у него оставались, чтобы отправить их вам от него¹. Он говорит: «Хотя я и не имею чести лично быть знакомым Павлу Иван[овичу], но мне весьма лестно, что он желает иметь мое сочинение(*25) и т.д. и т.д.». Таким образом, я прилагаю здесь его сочинение. Оно хорошо в некоторых отношениях, но в остальном видно, что это Теория и что она не основана на опыте, пригодном для нашего отечества. //л 90 об. Остальное, что вы у меня просите, я пошлю вам с курьером.

Мы все чувствуем себя хорошо. Ваша маменька вас обнимает и благословляет. Софи говорит целыми днями о вас и писала бы вам с каждой почтой, если бы ей позволяли. Она очень занята сейчас, как своими прежними учителями, так и гувернанткой, которая кажется именно той, какую нам нужно. Да будет угодно Господу, чтобы она продолжала так, как она начала, и тогда всем будет от чего быть довольными.

Ваши братья здоровы и передают вам тысячу самых дружеских приветов. Дело Воло еще не решено, но решение ожидается со дня на день. Да будет угодно Господу, чтобы оно было менее суровым, чем мы осмеливаемся надеяться!!! Мои дела все в том же положении, и мне неизвестно, что с ними происходит. Я поручил их полностью //л. 91 милости Божьей и справедливости Имп[ератора]. В настоящее время общество не называет никого на мою должность, но это ничего не доказывает.

Так как ваша маменька сообщает вам всякий раз подробности обо всем, что у нас происходит, мне не остается больше ничего к этому прибавить, так как все вам известно от нее.

Я поручаю вас в моих молитвах покровительству Всевышнего всякий день, и я заканчиваю письмо, вас благословляя и обнимая от всего сердца.

P.S. Мой брат Андрей имел с сражение с обитателями Кавказских гор и одержал весьма блистательную победу, подробности о которой мне, впрочем, неизвестны. Е[го] В[еличество] Имп[ератор] пожаловал ему в награду орден Св[ятой] Анны 1-ой степени².

Случевский сказал мне, что на днях к вам отправится Фельдъегерь. Я хочу этим воспользоваться, чтобы вам писать, мой дорогой Поль. Итак, я начну с себя самого. Я чувствую себя хорошо физически, а также и морально всегда, когда я с твердостью сохраняю мои религиозные принципы. Но так как нужны сверхчеловеческие силы, чтобы оставаться все время на том же непоколебимом уровне своих принципов, я чувствую себя совершенно несчастным всякий раз, когда эти принципы готовы рухнуть. Мои дела находятся постоянно все в той же неопределенности. Тем временем мои враги составляют на меня кляузы, которые вредят также благу самой службы. У меня нет никакой возможности навести в этом порядок, и я вынужден выносить неприятности, которые могут исходить только от людей, не имеющих ни чести, ни совести и увы!!! сколько у нас таких людей, занимающих первые должности в администрации!!! Но довольно обо мне и моих делах. Каждое мгновение – это верно в буквальном смысле слова – я ожидаю решения, и я никоим образом не надеюсь, что оно будет благоприятным, учитывая все обстоятельства, которые касаются меня лично. Дело Воло будет, возможно, решено на днях. Да будет угодно Господу, //л. 92 об. чтобы оно закончилось так, как ему дали возможность надеяться. Тогда о нем можно будет сказать, что он более удачлив, чем разумен. Никто не интересуется Воло, но есть лица, которые весьма заинтересованы в Арпсе¹ и в Каблукове², и невозможно быть полезным этим двоим без того, чтобы Воло не имел в этом также и своей доли. Я более доволен Воло, чем прежде, но я замечаю в частности, что он делается лучше и в особенности более кротким, когда он чем-либо огорчен. А его дело все же его мучает, хотя он и не хочет в этом признаться. Его непомерное самолюбие заставляет его рассматривать все, что его касается, с точки зрения настолько выгодной, что он возмущается, если кто-либо не одобряет его поведения в каком бы то ни было отношении. Я обхожусь с ним мягко и говорю с ним ласково. В первый момент он бесится, но молчит, после чего он приходит в себя и следует советам, которые ему дают. Я смотрю как на самое большое его несчастье на то, что он постоянно празден, и если он принимается за чтение, то читает романы, которые намного лучше было бы бросить в огонь, чем их читать. Мне нужно серьезно подумать о том, чтобы поместить его подле какого-то генерала, который занял бы его службой //л. 93 и который был бы более способен подготовить его к службе, чем его теперешний генерал³, который добрый малый, но горемыка во всех отношениях. Александр очень болезненный. Всякий раз, когда он находится на воздухе в плохую погоду, он заболевает на несколько дней. Очень досадно, что он хочет быть непременно в военной службе, в то время как его здоровье и, я бы сказал, нрав ему этого не позволяют. Я говорю «его нрав» потому, что он плох(*26), как говорится по-русски. Его очень легко смутить, и тогда он не знает, ни что делать, ни что сказать. Он выказывает желание учиться. Он даже читает сочинение Жомини⁴ с Никитой Муравьевым⁵, который сам предложил себя, чтобы с ним заниматься. Если вы будете ему писать, поблагодарите его за эту любезность, которая несомненно является следствием его привязанности к вам. Вообще говоря, я доволен Александром. Это Борис повергает меня в отчаяние. У него нет ни сердца, ни души, ни ума. В нравственном отношении это карикатура, как, к несчастью (за что я жалею его от всего сердца) и в физическом. //л 93 об. Весь его разум соткан из острот, которые заставляют смеяться и не имеют здравого смысла. Когда он хочет рассуждать, он несет вздор. Он не испытывает ни к кому никаких чувств. Он не способен ни к какой серьезной привязанности. Он любит Бога так же, как восхищается дьяволом. Я понял на своем горьком опыте, что нет никакого средства повлиять на него мягкостью. Он уступает лишь страху до такой степени, что с тех пор, как я являюсь только его отцом, а не начальником, он более противится моим внушениям, чем в то время как я был и начальником, и отцом⁶, но я умею навести порядок. Я позволил ему выезжать, когда он захочет, не спрашивая разрешения, как он делал это прежде. Я уже давно дал ему это разрешение. Но вместо того, чтобы у меня его попросить, он хотел взять его приступом год тому назад. Но приступ не удался, и он никогда не удастся, если иметь дело со мной. Чем больше я его изучаю, тем больше горя он мне причиняет. Он сам себя не уважает. Он груб и заносчив там, где он на это осмеливается, и труслив и низок там, где его к этому вынуждают. Он не делает ничего //л. 94 на своей службе. Каждое утро он ходит в канцелярию и возвращается лишь к 3 ч[асам]. Я заходил пару раз к нему в канцелярию, но его там не было; подтверждение тому, что он бегает где-то еще и хочет это скрыть. Что поделать с подобным характером!!! Ему уже 24 года. Он уже, должно быть, стал таким, каким он будет всю свою жизнь. Горе ему и мне, если он останется тем, что он есть – и я сильно опасаюсь, что он уже не переменится!!! Но довольно говорить о том, что меня так огорчает.

Вам уже известно, что у вас будет новый начальник Главного штаба⁷. Это ген[ерал]-майор Киселев⁸. Я видел его при дворе, и я говорил с ним о вас. Он мне сказал, что он чрезвычайно желает завязать с вами отношения, поскольку вы пользуетесь репутацией также благоприятной⁹. Постарайтесь завязать с ним дружеские отношения. Он горд, но, как говорят, благородный человек. Я знаю его только внешне, и он всегда был очень любезен со мной. Я полагаю, что если Граф будет в дружеских отношениях со своим новым начальником Главного штаба, его дела пойдут намного лучше, так как Киселев пользуется доверием у Имп[ератора]. //л. 94 об. Говорят, что он уедет лишь через неделю, чтобы занять свой пост. Случевский полностью поручает вам свою участь. Он рассуждает(*27) очень хорошо. Он говорит, что если бы он мог занять место, которого он добивается, пользуясь уважением начальника Главного штаба, он был бы рад его получить. Но если Киселев захочет сделать из него мальчика и обходиться ним как un подячей(*28), тогда он предпочтет отказаться от места, сохранить свое нынешнее место, где его начальник благородно с ним обходится.

Зейдель очарован вашим письмом. Я полагаю, что для него, как и для самого Графа, было бы лучше, чтобы Зейдель не находился в вашей армии. Это вертопрах, который им и останется всю свою жизнь. Он существует без плана, и живет от одного дня до другого, всегда занят тысячью проектов, из которых ни один зрело не обдуман, и которые он бросает первый в момент, когда второй является его воображению. Он ищет места возле графа Милорадовича – вот такой начальник, какой ему нужен, так как оба не знают, чего хотят, //л. 95 и хотят каждую минуту чего-то другого.

Довольно на сегодня, прощайте, дорогой Поль, я вас благословляю, люблю и обнимаю от всего сердца.

P.S. Я посылаю вам здесь прилагаемые два вышитых адъютантских воротника. Они были вышиты согласно вашим указаниям и образцам, которые я положил вместе с воротниками. Оба стоят сто рублей, которые я заплатил. Что касается двух сочинений, 1. Хамеля о ланкастерских школах и 2. о кухне Бовильера¹⁰, то я не смог их разыскать, несмотря на все усилия, которые я к этому приложил. Я объехал вместе с вашей маменькой все книжные лавки, чтобы их найти, но бесполезно. Прощайте.

Я напишу вам лишь пару слов, мой дорогой Поль, так как я писал вам сегодня же с оказией. Поскольку, возможно, это письмо придет к вам раньше, чем то, мне нечего вам сказать, кроме как сослаться на его содержание. Мы все здоровы и нежно вас обнимаем. Весь ваш

Иван Шипов¹ только что сообщил мне, что ваш друг Бурцев² только что был назначен к новому начальнику штаба 2-ой армии (Киселеву)³ и что он незамедлительно отбудет вместе с ним в Тульчин. Хотя я незнаком с Бурцевым, я рад, что он присоединится к вам, поскольку вы мне хорошо о нем отзывались и, как мне показалось, вы даже дружны с ним. Я полагаю, что могу писать вам не стесняясь через него, и я с поспешностью пользуюсь этой возможностью. Я начну с предметов, касающихся вас лично. Я предполагаю, что Бурцев сообщит вам более верные подробности, чем я. Несмотря на это, я сообщу вам то, что я узнал от Зейделя. Здесь есть осведомители, которые сообщают подробности о том, что происходит у вас⁴. Они говорят, что Жуковский⁵ – это мошенник, который украл миллионы, что он нашел средство завоевать расположение Графини⁶ с помощью поляка, о котором вы также невыгодно мне отзывались, и что этот поляк давал значительные суммы Гр[афине], ген[ералу] Стаалю (который заместил Жуковского)⁷ и другим.

Что Стааль высокопарно рекомендовал Жуковского кн[язю] Волконскому⁸, говоря, что Рудзевич преследовал Жуковского, который является честным и порядочным человеком. Полагают, //л. 97 об. что вследствие этого Киселев был назначен начальником Главного штаба вместо этого последнего(*29). Эти же осведомители говорят, что вам предложили десять тысяч рублей, чтобы вы также были благосклонны к партии Жуковского, но вы с возмущением отказались⁹. По этому я вас узнаю, мой дорогой Поль. Я возблагодарил за это Всевышнего, умоляя его укреплять вас всегда в этих принципах чести и порядочности. Это тем более достойно уважения, поскольку я знаю, что вы находитесь в нужде до такой степени, что на вас нет ни одной рубашки, которая не была бы дырявой. Будьте уверены, что Провидение вознаградит вас за это чистой совестью и уважением всех порядочных людей. Мне неизвестно, стали ли подробности, которые вас касаются, известны Имп[ератору], а также те, которые касаются Гр[афини]. Возможно, что партии Жуковского удалось повредить Рудзевичу, и что осведомители, которые за него и против Графа, еще не проникли к Имп[ератору]. В конечном счете я в этом не уверен, так как уже несколько дней я не вижу Зейделя. Мне досадно, что сведения настолько серьезные находятся в руках Зейделя, который так легкомыслен и не имеет твердых принципов //л. 98 в своем поведении и во всем своем существовании. Если мне удастся узнать что-либо еще прежде, чем будет отправлено это письмо, я вам сообщу. Да будет угодно Господу, чтобы Киселев оказался порядочным человеком, и чтобы мошенники не смогли повлиять на него, тогда все злоупотребления будут приведены у вас в порядок, так как граф будет следовать, я полагаю, его советам не по убеждению, но по слабости и, может быть, даже из страха. Во всем этом ваше положение является неприятным и опасным. Вы порядочный человек, вы христианин, у вас есть твердость характера и ум, таким образом, для вас есть лишь один путь. Это путь порядочности без оглядки на личности и обстоятельства. Зейдель только что со мной говорил. Он полагает, что сведения, касающиеся Графини, не были сообщены, но Киселев осведомлен о всех подробностях, даже о том, что касается вас, то есть о том, что вы принадлежите к числу порядочных людей, и что вы отказались от 10 т[ысяч] руб[лей], которые вам были предложены. Дойдут ли эти слухи непосредственно до Имп[ератора], для меня не имеет значения с тех пор, как Киселев о них осведомлен. Нет сомнения, что он сообщит об этом Имп[ератору]. Я опасаюсь, что Граф по своей слабости нанесет себе непоправимый урон в общественном мнении. //л. 98 об. Я искренне желаю, чтобы Киселев оказался порядочным человеком, тогда вы сможете завязать с ним дружеские отношения, и это будет выгодно для вас во многих отношениях. О нем говорят много хорошего. Вот все, что мне известно относительно этого дела.

Что касается меня, то мои дела находятся по-прежнему в той же неопределенности. Я каждую минуту получаю подтверждение тому, что мне навредили подле Имп[ератора], и мои враги доставляют мне столько неприятностей, сколько им угодно, и я не могу ничего сделать, чтобы себя защитить. Я полагаю, что я сохраню мое место до тех пор, пока областные(*30) не будут назначены¹⁰. Тогда на мое место будет назначен другой, и я возблагодарю за это Всевышнего. Лишь бы у меня были средства к существованию!!! Чем ближе исход моего дела, тем более я спокоен. Моя совесть чиста. Моя надежда на Провидение безгранична. Я бываю грустен и тревожен, лишь когда моя вера ослабевает. Я не говорю о моих делах ни с одной живой душой, и я не хочу унижаться до такой степени, чтобы просить покровительства у людей, которых я не уважаю. Лишь к самому Имп[ератору] я прибегну в случае //л. 99 если меня слишком сильно оскорбят. Вы увидите из Приказы(*28), что Сипягин уже более не является начальником Главного штаба гвардейского корпуса¹¹. Это следствие сплетен, которые он распускал вместе с Милорадовичем, и других причин, которые Бурцев вам объяснит. Когда его хотели уволить, он хорошо себя повел, но до того он был небезупречен, и я нахожу, что Имп[ератор] повел себя с ним еще со снисходительностью, так как он доказал свою неблагонадежность.

Германн¹² просил уже больше четырех раз через разных лиц, чтобы ему дали полк, но всегда получал отказ. В конце концов Дибич¹³ во время своего последнего пребывания здесь добился, чтобы он был назначен дежурной штаб-офицер(*32) подле него; с надеждой стать начальником Главного штаба подле одного из командующих корпусом, когда представится вакансия. Хотя он предпочел бы иметь полк, его это больше устраивает, чем находиться в Петерб[урге], как он говорит, особенно в гвардейском полку.

Я сообщил вам почти все, что может вас интересовать, и я заканчиваю письмо, нежно вас обнимая.

Я признаюсь вам, мой дорогой Поль, что я был весьма обеспокоен на ваш счет, не имея никаких известий от вас с 15-го прошлого месяца. Я предполагал, что вы опасно больны. Вчера утром я был успокоен вашим письмом от 2-го сего месяца, которому потребовалось три недели, чтобы дойти до нас. Я сразу же возблагодарил Всевышнего за то, что он меня успокоил, а радость вашей дражайшей маменьки была беспредельна, когда я вручил ей ваше письмо. Пишите нам чаще, пусть хотя бы два слова, чтобы хотя бы успокоить нас относительно вашего здоровья. Я был бы счастлив вас увидеть и переговорить с вами. Вы были бы удивлены тем, что со мной происходит и в особенности – со всеми моими делами. Сколько неприязнь моих врагов употребляет утонченности, чтобы меня огорчить. //л. 100 об.

Я ничего бы еще не говорил, если бы все это касалось лишь моей персоны, но при этом страдает благо службы. Должно быть, воля Провидения такова, чтобы все зло, которое делается, делалось. Нужно поэтому вооружиться терпением и смирением. Каким счастливым я бы себя почитал, если бы все, что говорят уже в течение долгого времени, подтвердилось, т[о] е[сть] что Имп[ератор] сам предполагает отправиться в Сибирь, и что Он предпримет это путешествие в мае месяце¹. Тогда он увидит, что такое Сибирь. И в то же время – все благо, которое я там сделал в течение 13-ти лет моего управления, несмотря на все препятствия, которые наши враги мне постоянно учиняли при всяком случае, когда у них была возможность это сделать. Я ожидаю всякий момент, что буду замещен, и я был бы искренне этим доволен, если бы не опасение, что у меня не будет средств к существованию, лишившись содержания, //л. 101 которое давала мне моя должность не благодаря какому-то воображаемому доходу, но благодаря жалованию ген[ерал]-губ[ернатора]. Пусть мне дадут на что жить подобающим образом со всей моей многочисленной семьей, и я соглашусь скорее быть писарем в какой-нибудь канцелярии, чем ген[ерал]-губ[ернатором] таким образом, каким я имел несчастье быть им, в особенности – в течение последних трех лет. Впрочем, как христианин, я не должен жаловаться, так как Господь никогда меня не покидал и лишь будущее меня пугает.

В остальном я чувствую себя хорошо, и чем более момент решения приближается, тем менее я тревожусь. У меня есть глубокая убежденность, что Господь меня не покинет.

Я не могу сообщить вам никаких интересных новостей. К вам, должно быть, уже прибыл новый начальник Главного Штаба. Да будет угодно Господу, чтобы он был на своем месте //л. 101 об. и чтобы вы были им также довольны и на ваш собственный взгляд. Я предполагаю, что теперь Случевский более не намерен к вам присоединиться! Сообщите мне сведения относительно этого. Опперман² со мной недавно об этом говорил, и он крайне желает его сохранить.

Борис искал муаровую бумагу³, которую вы просили, но он еще ее не нашел. Я настою на том, чтобы он ее нашел, и тогда я вам ее вышлю незамедлительно, так же, как и деньги, которые я вам должен.

Прощайте, дорогой Поль. Я благословляю вас от всего сердца, желая, чтобы Всевышний всегда присутствовал в вашем сердце и вас направлял и благословлял, как и я вас благословляю.

Хотя я очень спешу, я не хочу пропустить эту почту, мой дорогой Поль, не сообщив вам известия, которое занимает нас всех – т.е. всю нашу семью. Я уже не являюсь более генерал-губернатором, но я остаюсь членом Совета и сенатором¹, по крайней мере, нет никакого указа(*33), что я им более не являюсь. Мне неизвестно, с каким содержанием я сохраню эти последние места. Возможно, я буду иметь лишь мое сенаторское жалование 3 т[ысячи] руб. и мою пенсию в размере 3 т[ысяч]. Я теряю, таким вобразом, 18 т[ысяч] рублей, которые мне давало мое место ген[ерал]-губ[ернатора], т.е. 12 т[ысяч] руб. серебром столовых и 6 т[ысяч] руб. на поездки. Я говорю вам о том, что может быть, но это еще не решено окончательно. //л. 102 об. Я надеюсь даже, что когда мой наследник доведет до сведения нашего Государя то благо, которое я сделал в Сибири в течение моего 13-тилетнего управления, так как 3-го сего месяца исполнится 13 лет, что я управлял тремя сибирскими губ[ерниями], в то время как ни один из моих предшественников не смог там продержаться более 4-х лет, как генерал-губ[ернатор], так и Иркутские губ[ернаторы]², так как это последнее губернаторство всегда ломало шею тем, кто там управлял. Я буду продолжать мою службу с тем же усердием, с каким я это делал в течение 39(*34)-ти лет³, что я нахожусь на службе. Всевышнему было угодно возложить на меня крест, который я ныне несу. Я несу его со смирением, и я молю Его //л. 103 о необходимом для этого мужестве. У меня его хватило бы, если бы я был одинок, но когда я думаю о вашей дражайшей маменьке, которая столь заслуживает быть счастливой, когда я думаю о вас, мои дорогие дети, тогда моя душа часто колеблется, и я думаю то, что не могу написать. Будьте спокойны, дорогой Поль. Моя вера и мое доверие ко Всевышнему меня поддержат, и придет еще время, когда я вновь возблагодарю Провидение за то, что оно послало мне испытание, которое, как я надеюсь, сделает меня лучше и более достойным моего Спасителя Иисуса Христа, который также страдал, и чьи страдания не могут сравниться с нашими. В этих переменах то, что является большим утешением для меня, как лично, так и для блага службы, это выбор того, кто //л. 103 об. меня заменит. Это госп[один] Сперанский. Это прекрасный выбор для благосостояния Сибири и немногочисленных порядочных людей, которые там находятся. Да будет угодно Господу укрепить его в его благих принципах!!!⁴

Я заканчиваю письмо, чтобы оставить вашей маменьке место, чтобы сказать вам два слова, но прежде я вас благословляю и обнимаю от всего сердца.

Вот мои два слова: я вас благословляю от всего сердца и советую вам [хранить] мужество и смирение(*35). Мы все в этом нуждаемся; мы все находимся в величайшем затруднении! И вы тоже! Я испытываю беспокойство, любопытство и нетерпение узнать, что там происходит у вас, и в особенности с вами. Здесь еще ничего неизвестно. Перемена, которая произошла с папенькой, является новостью дня. Да будет угодно Господу нас поддержать и помочь нам всем. Я вас обнимаю, мой милый друг, от всего сердца. Ваши братья и Софи делают то же.

Я пишу вам, мой дорогой Поль, лишь для того, чтобы не оставить вас без известия о нашем существовании. Я болен, снова сильно страдая от ревматизма, который я имею уже в течение нескольких недель в правой ступне. Эта болезнь разыгралась у меня три дня назад так сильно, что не могу перемещаться без посторонней помощи с одного стула на другой. Это меня тем более удручает, что я хотел бы более чем  когда-либо быть аккуратным в исполнении моих обязанностей как члена Совета и сенатора, которые я еще сохраняю. Привыкнув исполнять свой долг с усердием, я удручен, не имея возможности исполнить его в настоящий момент. Милостью Божьей я спокоен относительно всего остального, так как Провидение и моя чистая совесть придают мне силы, которых ничто более не могло бы мне дать. Я убежден, что мне еще отдадут должное, и тогда я буду тем более счастлив. Ваша маменька чувствует себя хорошо, так же как и ваши братья и ваша сестра. Кстати, о Софи. Мы разговаривали с вашей дражайшей маменькой о реформах, которые необходимо произвести в нашем существовании, и если я лишусь столовых денег, //л. 104 об. которые я получал как ген[енерал]-губ[ернатор], которые составляли 12 т[ысяч] руб. в год. Софи долго слушала и сказала: «Маменька, я не буду больше пить Чай и не буду больше ужинать. Я могу без этого обойтись, и тогда одним расходом будет меньше». Я был тронут подобными мыслями у 8-летнего ребенка. Да благословит ее Господь и сохранит нам ее. В общем же вы, мои дорогие дети, всегда будете тем, чем вы являетесь в настоящий момент – моим единственным утешением, но также и основным предметом моих злоключений. Ваша маменька вам не пишет, поскольку она отправилась нанести поздравительный визит мад[ам] Леонтьевой по случаю ее именин и дня рождения¹. Я ничего не слышал о Графе, только то, что, как уверяют, он просит отпуска, и что еще ничего не решено относительно этой просьбы. Если это верно, я надеюсь, что он не покинет свое место, не подумав о вас и не сохранив вас (если он отправится в отпуск) при себе, или устроив вас таким образом, который достоин вашего постоянного усердия, проявленного вами на службе и в исполнении ваших обязанностей². //л. 105

Вот письмо для вас от Щировской³(*36), он отправил его мне, написав огромное, где он сообщает мне подробности о том, каким образом он потерял место, которое он имел в Москве, и просит у меня места в Сибири. Я ответил ему, что если бы я и мог дать ему место, я бы этого не хотел, так как я полагаю, что это человек беспокойный и неприятный для службы. Я доволен, что не дал ему места в Сенате.

Прощайте, мой дорогой Поль, я вас обнимаю и благословляю от всего сердца, прося вас быть спокойным и не тревожиться о нас. Я более чем когда-либо уверен, что в конце концов все будет хорошо.

Прощайте еще раз.

Мой дорогой брат!

Я благодарю вас от всего сердца, хотя и с небольшим опозданием, за ваше любезное письмо, так же, как и за прелестную канарейку, которую папенька вручил мне по вашей просьбе. Редко бывают канарейки, которые поют так хорошо, как эта. Я очень тронута дружбой, которую вы мне выказываете, и я сама так вас люблю, что не могу долго думать о вас без того, чтобы не плакать. Прощайте, мой дорогой брат; будьте здоровы и постарайтесь приехать к нам поскорее. Я вас нежно обнимаю.

Я отвечу, мой дорогой Поль, на ваши два последних письма от 30-го марта и от 15-го апреля. Первое было нами получено 24-го, а последнее – 23-го сего месяца. Первое – через г[осподина] Иванова¹, а последнее – через Фельдъегеря, с которым это письмо, возможно, так же будет отправлено. Все подробности, которые вы нам сообщаете, о том, что происходит у вас, крайне интересны и нам, и хотя я прекрасно чувствую, насколько ваше положение должно быть неприятно вследствие всех этих интриг и различных партий, которые борются друг с другом, я не могу помешать себе быть довольным тем, что вы приобретаете опыт, который сможет принести вам огромную пользу в вашей военной карьере и в изучении людей, которых вы имеете возможность встречать. Я нисколько не сомневаюсь, что вы с честью выйдете из всех затруднений, в которых вы находитесь вследствие слабости вашего начальника. Я даже имею мысль, что Киселев завяжет с вами дружеские отношения, так как уверяют, что это благородный человек, который не будет поддерживать отношения с Жуковский(*38), Стаалем и т.д. и т.п. Он бы злоупотребил доверием Государя, если бы у него были общие дела с этим людьми; а поскольку этого не случится, он примкнет к вам, Рудзевичу и ко всем честным людям вашей армии. По моему мнению, я бы чрезвычайно желал, чтобы вас произвели в Полковники. // Л. 107 об. Тогда вы сможете легко расстаться с Графом и не иметь больше объяснений(*39) с дорогой Графиней, которая оставила по себе в Митаве такую же репутацию, как и у вас. Нам сказала об этом г[оспожа] Виллерс(*40).

Копия письма, которое вы мне прислали, очень хороша и делает честь автору. Говорят, что ответ был очень лестный и в особенности очень ловкий². Вот все, что я могу вам об этом сказать. Вы должны были трудиться, чтобы Игнатьев остался подле Графа, поскольку это такой благородный человек.

Я предполагаю, что вы получили мое письмо через Бурцева, я в нем говорил о моем положении. Я послал вам через Краснокуцкой³(*41) копию указа(*42) относительно назначения Сперанского Сибирским ген[ерал]-губ[ернатором]. Там нет ни слова обо мне; я был в течение недели в неопределенности, не зная, не буду ли я лишен всех моих должностей. На милост обрасца нет!!!(*43) Таким образом, я остаюсь членом Совета и сенатором, и буду получать 3 тысячи руб. жалования как сенатор и 3 тысячи руб. серебром столовых, которые были мне даны в качестве вознаграждения за ревизии в Вятской и Казанской губерниях⁴. Я не буду просить ничего, и я постараюсь жить с грехом пополам в течение года, не подавая признаков жизни. Я надеюсь, что тем временем //л. 108 расследования, которые поручено произвести моему наследнику в сибирских губерниях, будут закончены, и тогда относительно меня будет какое-то решение. Если госп[один] Сперанский благородный человек (а я в этом уверен), он представит положение дел таким, какое оно есть, а не как мои враги и, осмелюсь сказать, враги всякого честного человека желали бы, чтобы оно было, и в таком случае я имею право на вознаграждение, и Имп[ератор] мне в нем не откажет, так как я глубоко убежден, что он не имеет ничего личного против меня, и он удостоверится в том, что происходит в Сибири, чтобы положить конец всем кляузам, которые сообщают ему со всех сторон на мой счет. Я надеюсь, что в этом году я смогу по-прежнему давать вам то, что вы имели до сих пор, так же, как и Воло. Я пошлю вам непременно 500 руб., которые вам причитаются за прошлый Tерциал, и тысячу за следующий. Тогда вам не будет нужды, мой милый друг, покидать гвардию и менять что-либо в вашей службе. Я был бы даже огорчен, если бы вы это сделали, так как это весьма отдалило бы вас от чина Полковника. Дело Воло камнем лежит у меня на сердце. Оно снова находится в Аудиториате(*44), и одному Богу известно, когда и как //л. 108 об. оно завершится. Назначен новый ген[ерал]-аудитор⁵, который пользуется не самой хорошей репутацией.

Историю Гр[афини] Потоцкой с ее младшим сыном⁶ можно было предвидеть. Мать – это бездонная бочка(*45), которая уже разорила стольких людей, а сын глуп и дурён во всех отношениях.

Я исполнил ваше поручение относительно Зейделя. Мы видим его редко, и я остерегаюсь его упрекать. Я никогда не уважал этого человека, и чем более я его узнаю, тем менее я его люблю. Он настолько слабохарактерен, что можно использовать его для каких угодно целей, в том числе и самых низменных. Он и не подозревает, что совершает низости. В другое время он заносчив и выставляет напоказ свои амбиции, честь и т.д. и т.д., но никто этому не верит. Я полагаю, что нет большой беды в том, что он не будет находиться у вас. Одному Богу известно, какую роль он бы там играл. У него тысяча проектов, которые он предпринимает все сразу, и он бегает целыми днями. Я уверен, что ни один из его проектов не будет иметь успеха, и что он кончит свои дела очень плохо. То он хочет сделаться то статским советником, то простым художником⁷, и в результате он не может успешно быть ни тем, ни другим. Он ищет чинов //л. 109 и он пренебрегает живописью, и таким образом он теряет возможность обеспечить себе средства к существованию, и даже не имея ничего на черный день.

Случевский до крайности тронут участием, которое вы в нем принимаете. Я сомневаюсь, что ему могут дать место, о котором вы пишете в вашем письме, по причине его чина, если только ему не дадут 5-й класс.

Я отослал всю мою канцелярию⁸ и всех лиц, которые ее составляли. Там было девять человек и 3 казака. 19-го первая партия отправилась в путь, а вторая и последняя – 28-го сего месяца. Вы не можете себе вообразить, мой дорогой Поль, насколько мое прощание с этими господами было трогательным. Они все горько плакали, даже казаки. Никогда я не думал, что я настолько завоевал привязанность этих людей. Я всегда был весьма суров с ними, но, осмелюсь сказать, в то же время справедлив. Я давал им все необходимое, что от меня зависело. Я благодарю Всевышнего за это прощание, которое было воистину бальзамом для моего сердца. Добрый Крестников⁹ уехал совершенно растроганным, и он попрощался с Софи так, что это могло бы растрогать камень. Господь да благословит и направит их всех!!! //л. 109 об.

Вот, мой дорогой Поль, два темляка, о которых вы меня просили(*46). Что же касается календаря, я не смог еще его найти, так как река не позволяет добраться до академии, поскольку лишь там можно найти эти настольные календари¹⁰(*47).

Прощайте, мой милый друг. Я вас нежно обнимаю. Маменька, ваши братья и Софи делают то же. Господь вас да направит, ведет, хранит и благословит. Весь ваш

Великое легкомыслие нашего дорогого Случевского является причиной того, что я посылаю вам некоторое количество газет и журналов сразу. Он взялся доставить их вам через своего брата¹, которому он передавал их в разное время, а тот не только их забыл, но и предупредил меня об этом лишь на днях. Я написал вам длинное письмо, чтобы отправить его через курьера, который отправлялся 1-го мая, но это письмо было передано после обеда, а курьер уехал утром, поэтому письмо осталось у меня. Я исполнил ваше поручение относительно двух темляков, которые я пошлю вам вместе с другими вещами, так же, как и деньги, которые вам причитаются, через вашего Аудитора Иванова, который отбудет 22-го или 23-го сего месяца. А так как отсюда до этого времени остается только неделя, я думаю, что не составит большой разницы. И мы выиграем те проценты, которые нужно платить на почте за деньги. Тем временем я ограничусь тем, что сообщу вам известия о нас(*48). Маменька, ваши братья и Софи чувствуют себя хорошо и все нежно вас обнимают. Маменька вам не пишет, поскольку она занята приготовлениями к переезду на наше летнее местопребывание на Крестовском, в тот же дом, что мы занимаем уже третье лето. Врач полагает, что для моего здоровья мне необходимо находиться за городом, так как он хочет, чтобы я прошел курс лечения. Я страдал //л. 110 об. с декабря месяца летучей подагрой², которая в конце концов установилась в большом пальце левой ноги. До того она бродила по всему телу, и я даже имел ее в течение 6 дней в обеих ступнях. Я не мог перемещаться без посторонней помощи, теперь она установилась в левой ступне. Я остаюсь в комнате и не выхожу оттуда. Моя поспешность в выполнении моих служебных обязанностей во многом является причиной рецидива этой болезни, так как едва я начинал чувствовать себя немного лучше, я отправлялся каждое утро в Совет по понедельникам и средам, в другие дни недели – в Сенат. Я надеюсь после курса лечения избавиться от этой болезни, если не окончательно, то по меньшей мере на более длительный срок. Я не пишу вам ничего о моих делах, так как я ничего о них не слышал с тех пор, как был замещен Сперанским. Я радуюсь благу для несчастной Сибири, что это отдаленная страна находится под его управлением. Насколько я его знаю, я полагаю его не только умным и опытным человеком, но и в то же время человеком благородным во всем смысле этого слова, который является истинным христианином. Я говорю истинным, поскольку горе тем христианам, которых у нас так много, которые лишь выказывают себя таковыми, и которые хуже язычников, так как их лицемерие наносит неисчислимый вред. //л. 111

Я совершенно спокоен, слава Богу, мне больше нечего делать в Сибири, и мои враги, кажется, удовольствовались тем, что удалили меня от этой должности, а их подчиненные хотели в течение 13-ти лет, что я управлял Сибирью, находиться в руках человека, который позволил бы им делать, что они захотят, чтобы обогащаться за счет бедных обитателей этой злополучной страны. Слава Богу, я от нее избавился, и мошенникам не станет от этого лучше по причине моего наследника, который является благородным человеком.

Я вам напишу через Иванова, как я сказал выше, поэтому я ограничусь на этот раз тем, что вас благословляю и обнимаю от всего сердца.

P.S. Никита Муравьев уезжает на днях вместе со своей матерью в Одессу³. Они будут отсутствовать по меньшей мере четыре месяца. Катерина Дм[итриевна] с Никол[аем] Борис[овичем] желают вам всяческих благ.

Только что госп[один] Иванов сообщил мне, что он уезжает завтра утром, и я принимаюсь вам писать, чтобы отправить письмо через него. Я написал вам письмо 1-го сего месяца с намерением вам его отправить через Фельдъегеря, который должен был уехать в этот день. Я послал его со Случевский(*49), который слишком поздно послал его своему брату таким образом, что оно уже более не могло быть отправлено с этой оказией. Я забрал его, и я нашел неуместным доверять его почте. Я его оставил у себя, и я посылаю его вам через госп[одина] Иванова. Я могу добавить к нему относительно того, что касается меня лично, лишь то, что я нахожусь все в том же положении. Я остаюсь членом Совета и сенатором 1-го Деп[артамента] Сената. Я получаю 3 т. руб. жалования и 3 т. руб. серебром столовых и 3 т. руб. пенсии. Я лишился 6 т. руб. серебром на поездки и 12 т. руб. серебром столовых в качестве ген[ерал]-губ[ернатора], в которые входили 3 т. руб. серебром столовых, которые мне продолжают выплачивать. Всего я теряю следовательно 15 т. руб., лишившись места ген[ерал]-губ[ернатора]. Это большой предмет в моем положении, но я надеюсь, что в течение года я смогу существовать очень экономно, и сделав некоторые необходимые долги. К концу этого срока ревизия Сперанского закончится, и тогда я увижу, что мне остается делать. До этого времени осторожность требует //л. 112 об. вооружиться терпением и положиться на волю Всевышнего, который меня никогда еще не оставлял. Я буду по-прежнему, мой дорогой Поль, высылать вам 3 т. руб. в год, которые вы получали, но я прошу прощения за то, что не могу выслать вам 1500 руб., которые вам сейчас причитаются. Госп[один] Иванов вручит вам тысячу рублей, которые я передал ему, чтобы вам их доставить. Оставшиеся 500 руб. я вышлю вам из первых денег, которыми я смогу располагать. Мое сердце обливается кровью из-за такой неаккуратности, но, мой милый Друг Поль, вам известна причина моей неаккуратности, вы не можете на меня сердиться. Мое здоровье поправляется, и вот уже две недели, как я не выхожу из комнаты. Я надеюсь выйти на следующей неделе и снова с аккуратностью исполнять свои обязанности. Я постараюсь быть в моих планах настолько полезным, насколько это мне будет возможно, и я молю Всевышнего помочь мне в этом. Я ничего не пишу вам о маменьке и об остальной части нашей семьи, так как маменька взялась сама сообщить вам все подробности.

Никита Муравьев передал мне пакет для вас, прося меня доставить вам его в целости и сохранности. Я посылаю его вам здесь же. Он сам уезжает сегодня в Одессу вместе со своей матерью. Его мать задержала их отъезд. Он не уверен, что он сможет к вам заехать, но может быть, вы его встретите, //л. 113 так как Иванов уверяет меня, что вы должны снова совершить путешествие вместе с Графом, который объезжает свою армию. Никита Муравьев меня уверяет, что слышал, что будто бы Е[го] В[еличество] Имп[ератор], говоря о 2-й Армии и о Графе, сказал: «При нем честной и умной молодой человек Адютант Его Пестель»(*50). Да будет угодно Господу, чтобы он это сказал, и чтобы он был в этом убежден!!! По всей видимости, с Графом будут бережно обращаться, и его письмо (копию которого вы мне посылали) произвело хорошее впечатление. Мне любопытно узнать, как ведет себя Киселев и как вы его находите, а также в каких вы с ним отношениях. Сообщите мне подробности обо всем этом, мой дорогой Поль. Госп[один] Иванов вам передает также эти два темляка, которые я вам посылаю.

Вот, мой дорогой Поль, письмо(*51), которое Чагин¹ мне написал. Я ничего ему не ответил. Сообщите мне, должен ли я выплатить сумму, которую он требует? В этом случае верните мне это письмо или пришлите мне ваше письмо для него, в которое я вложу деньги, которые вы ему пошлете в этом письме, это было бы еще лучше.

Прощайте, мой дорогой Поль, я вас благословляю и обнимаю от всего сердца.

Два из ваших писем, мой дорогой Поль, я получил почти одновременно. Письмо от 15 сего месяца через Фельдъегеря было мною получено 23-го, а другое почтой от 6-го – 28-го сего месяца. Я отвечаю вам на оба через Фельдъегеря, который отправится завтра. Чувства, которые вы в них проявляете, мой милый друг, относительно участия, которое вы принимаете во всем, что со мной происходит в отношении службы, достойны вас и проливают бальзам на мое сердце. Нужно вооружиться терпением и сказать, что воля Божья да будет исполнена!!! Если он посылает нам кресты, которые так мучительно нести, то это несомненно для нашего блага. Тогда он дает нам силы их нести с мужеством и смирением. Я как раз испытываю это сам в настоящий момент, я спокоен и надеюсь увидеть счастливый конец, но как? – и когда! Вот великий вопрос, ответить на который не в нашей власти, так как мудростью Всевышнего будущее от нас сокрыто. Успокойтесь, мой милый друг, относительно всего, что касается меня лично. Мое здоровье улучшилось, и я не ощущаю больше боли в ступнях. Я с трудом хожу и я устаю в особенности легко, но в этом тоже есть благо, так как я работаю и больше занимаюсь полезными вещами, а в моем возрасте и с моим жалким телосложением нужно отказываться от наслаждений, которые предназначены лишь для людей крепких и здоровых. Я хожу меньше //л. 114 об. но таким образом мои небольшие прогулки доставляют мне больше удовольствия, чем долгие, которые я мог совершать прежде, так как я лучше могу оценить выгоду использования моих ног. В моем положении нет никаких изменений и мне даже неизвестно, когда мой наследник прибыл в Тобольск. Я знаю, что он был в Казани еще 13-го сего месяца¹. Я не поддерживаю с ним никаких отношений, кроме того, что я послал ему бумаги, которые были мною получены после его назначения на мое место. Я даже не смог получить никакого ответа на эти официальные бумаги. Что же касается частной переписки, то она сможет существовать, лишь если он этого захочет. Мне же не подобает ее начинать первым. Я скажу, как сказал Сюлли Генриху IV: «Если вы честный человек, вы меня полюбите, если вы таковым не являетесь, вы меня возненавидите и я этим утешусь»²(*52). Но довольно обо мне. Все наши здоровы, ваша маменька нежно вас обнимает, она не пишет вам сегодня, поскольку она занята переездом, чтобы переселиться на Крестовский на все лето. Мы будем там жить все – то есть я, Борис и Воло. Что касается меня, то я могу там жить и ездить ежедневно в Совет и в Сенат. Не имея более канцелярии, я могу выполнять мою работу так же хорошо //л. 117 за городом. Борис будет делать то же, отправляясь каждое утро вместе со мной в город. Воло отправится на две недели вместе со своим Генералом и всем Полком в Красное Село, чтобы встать там лагерем и провести маневры³. Когда они закончатся, он вернется на Крестовский. Его дело должно наконец вскорости решиться. Я надеюсь, что будут по меньшей мере снисходительны не к нему, но к его товарищам, которые не могут быть, здраво рассуждая, наказаны менее сурово, чем он, будучи более виновными.

Один из пунктов вашего письма от 15-го сего месяца доставил мне беспокойство, причинив мне огорчение. Я буду говорить с вами об этом как друг, а не как отец, хотя никогда я не позволяю себе разделять два этих качества. Так как я нахожу, что отец всегда должен быть самым большим и первым Другом своих детей. Положа руку на сердце, я делаю это от всей души и с великой нежностью. Вы мне говорите, как бы мимоходом, о ваших намерениях покинуть Графа и принять место, предлагаемое вам Графом Виттом, начальника Главного штаба подле него⁴. Так как вы не спрашиваете у меня совета относительно этого серьезного и важного поступка, который вы намереваетесь совершить, я мог бы ничего вам об этом не говорить, но ни положение отца, ни положение друга не позволяют мне этого сделать. //л. 117 об. Итак, я выскажу вам мое мнение с той откровенностью, с какой я действовал с вами всю мою жизнь, мой дорогой Поль. Вы являетесь(*53) адъютантом Графа уже в течение многих лет. Он вас знает. Он вас уважает и делает вам добро. Он искренне к вам привязан и нет ни малейшего сомнения, что как вследствие привязанности, так и вследствие природной доброты (так как он любит делать добро всем на свете), он позаботится о вас и он будет иметь всегда, что бы с ним ни случилось, достаточно средств, чтобы добиться для вас чина Полковника, даже раньше срока, так как всегда будут иметь, пусть даже и по расчету, уважение к его заслугам и его репутации, установившейся еще более во всей Европе, чем в нашем Отечестве. Быть адъютантом человека, имеющего репутацию Графа, стоит несомненно большего, чем быть связанным с особой Гр[афа] Витта в какой бы то ни было должности. Граф Витт не имеет установившейся репутации. Он молод – легкомыслен – неопытен. Он находится под начальством Гр[афа] Аракчеева, который требователен и которого вы знаете так же хорошо, как и я. Это Граф Витт обещает вам чин Полковника по прошествии шести месяцев. На чем может он основывать это обещание? Это будет зависеть от его начальника, который не великодушен //л. 115 в отношении наград. Вам известно это лучше чем мне от его адъютанта князя Долгорукова⁵ и Кочубея⁶, который находился подле него и может также служить тому подтверждением. Этот самый Кочубей находится, если я не ошибаюсь, также подле Графа Витта. Служба подле начальника армии (главнокомандующей(*54)) это совсем иное, чем служба при ген[ерал]-майоре, который имеет дивизию, которую будут так добры назвать корпусом, когда в ней будет 10 т[ысяч] человек, чего пока еще не произошло. Кто знает, что еще станет с его войсками, которые хотят обратить в поселенцев! Это всегда будет войско, составленное наполовину из солдат, наполовину из крестьян. Кроме того, вы являетесь одним из старейших капитанов полка. Кто знает, не получите ли вы через шесть месяцев чин Полковника без протекции по старшинству. Как можно менять верное на возможное!!! И это возможное основано к тому же на обещании. – и чьем! – графа Витта, которой и сам еще не оперился(*55). Вот мое мнение, я вам сообщил, и если когда-либо вы будете сожалеть о том, что совершили этот поступок, то я умываю руки и я искренне разделю ваше огорчение, если впоследствии вы поймете вашу ошибку. Покинув гвардию таким образом, вы никогда не уменьшите расходы – как раз наоборот, они должны возрасти. //л. 115 об.

Если даже ваши доходы возрастут, то это не произойдет пропорциональным образом к увеличению расходов, так как начальник главного штаба должен быть представленным совсем по-другому, чем адъютант, в особенности при Графе Витгенштейне, где знают, что вы бедны и ничего от вас не требуют.

Мне неизвестно ничего, что касалось бы вашего начальника, но я видел в Приказы(*56), что ген[ерал] Игнатьев получил неограниченный отпуск, и это убеждает меня в том, что объяснение Графа по поводу него ничего не дало ему положительного. Мне кажется, что прекрасное письмо Графа не было им поддержано, и что его письмо и его поведение сильно расходятся между собой! Впрочем, судя лишь по слухам, я могу ошибаться. Я полагаю, что Граф поступил бы хорошо, приехав сюда. Барон Сакен⁷ находится здесь, будучи принят самым благородным образом. Он обитает при дворе в большом дворце. Он имеет стол и экипаж не только для себя, но даже и для каждого своего адъютанта, оплаченные двором. На следующий день после его прибытия Васильчиков⁸ получил приказ представиться Сакену со всеми старшими и младшими офицерами. Говорят, //л. 116 что он был до крайности затруднен этой аудиенцией и не зная, что делать и что говорить, он спросил у одного из офицеров из конных пионеров (новая часть, созданная под покровительством Великого Князя Николая)⁹, какую форму он носит и в каких войсках служит. Затем он обратился к одному офицеру гвардейского финляндского полка, который находился рядом с ним, и спросил его, не из конной ли он артиллерии, и тот ему ответил, что нет¹⁰. Эти подробности я узнал от Жана Шипова, который был свидетелем всей этой замечательной сцены. Так как он ненавидит немцев, может быть, он преувеличивает, но это подтверждает, как люди привязываются к мелочам, чтобы омрачить репутацию кого-либо, кто уже отличился в больших делах!!! Я предполагаю, что если Граф прибудет сюда, для него сделают то же, то есть в смысле приема, так как он является не менее главнокомандующей(*57) и даже более старшим чем он.

Вообразите, что ген[ерал]-лейт[енант] Капцевич¹¹ заместил покойного Глазенапа¹² в качестве начальника Сибирского корпуса. О нем были хорошие отзывы в моральном отношении. Да будет угодно Господу, чтобы бедная Сибирь получила хороших и усердных начальников и главное честных людей! //л. 116 об.

Завтра мы все ночуем на Крестовском, Катерина Дмитр[иевна] уже находится там с позавчерашнего вечера, а Минихи¹³ уже неделю. Графиня Кутайсова¹⁴ – также неделю. Она занимает дом рядом с нами, где раньше были Грибоедовы¹⁵. Кн[ягиня] Белосельская¹⁶ прибыла из Москвы около 10 дней назад и также обитает на Крестовском.

Позавчера Вел[икий] Кн[язь] Михаил вернулся из своих путешествий¹⁷. Вот все наши новости. Я заканчиваю письмо, вас благословляя и нежно обнимая.

P.S. Софи сейчас вошла и говорит: Мой дорогой папенька, скажите Полю от меня, что я очень его люблю и я буду очень счастлива, если он к нам приедет.

Вот квитанция Аудитора(*58) на тысячу рублей, которую он должен вам передать. Я прилагаю также два настольных календаря(*59), которые вы просили, мне с большим трудом удалось их получить.

Я не хочу вам посылать газеты, здесь прилагаемые, мой дорогой Поль, не сказав вам пару слов о нас. Все здоровы, ваша маменька вас обнимает, также как ваши братья и Софи. Маменька занята устройством своей квартиры на Крестовском. Я же переехал позавчера, и я окончательно расположился за городом. Я провожу все утра в городе, чтобы ходить в Совет или в Сенат. В остальном я нахожусь целый день на Крестовском. Погода стоит великолепная. Наши соседи - //л. 118 об. графини Кутайсовы, которые заслуживают того, чтобы быть с ними знакомыми. Все идет хорошо, за исключением финансов. А поскольку это один из основных пунктов существования, то наше существование испытывает некоторые препятствия!!!

Я был бы счастлив, если бы вы приехали сюда вместе с вашим генералом, если он не изменит своего намерения приехать в будущем месяце. Нужно закончить письмо, чтобы скорее его запечатать, но прежде чем это сделать, я хочу еще поздравить вас с вашим днем рождения и днем именин, которые мы отпразднуем в этом месяце 24-го и 29-го, и я благодарю //л. 119 Всевышнего за то, что он сохранил вас живым и невредимым, за то, что он защитил вас, и даровал вам милость узнать Его. Вы имеете также, мой милый друг, то преимущество, что вы приобрели весьма достойную репутацию, которую Господь да поможет вам сохранять и впредь! Я снова поручаю вас покровительству Провидения и благословляю от всего сердца, нежно вас обнимая.

Поскольку я предполагаю, что вы находились в путешествии, мой дорогой Поль, я не написал вам с последней почтой. Я надеюсь, что по прибытии этой почты вы будете накануне вашего возвращения в Тульчин. Тем временем ваше письмо от 30 мая было мною получено 22-го июня. Непостижимо, что эти письма находились в пути почти месяц. Если Граф возьмет с собой своего адъютанта Горленко¹, чтобы иметь возможность его представить, чтобы перевести в гвардию, в то время как он уверен, что он совершит лишь путешествие, а вы будете выполнять всю работу, почему бы ему не представить вас на чин Полковника, имея много подтверждений вашему усердию, вполне очевидных, которые заслуживают несомненно этого повышения, на которое вы имеете право и которое вы получите по старшинству, что уже не будет более являться наградой. Ваш начальник – это один из тех людей, которым нужно ставить точки над i. Он добр, он любит оказывать услуги, и я нисколько не сомневаюсь, что если Ген[ерал] Киселев будет говорить в вашу пользу, он сделает представление, которое несомненно будет утверждено, в особенности если Киселев захотел бы его поддержать². Я не говорю вам ничего о том, что вы сообщаете мне относительно Графа Витта, так как я вам об этом писал, весьма //л. 120 об. подробно на этот сюжет в одном из моих предшествующих писем. То, что вы пишете мне относительно этого в вашем последнем письме, не заставляет меня изменить мнение.

Записка Рудзевича, которую вы мне прислали, доставила мне большое удовольствие. Ничто не может мне быть более приятно, чем видеть, что вы поддерживаете дружеские отношения с уважаемыми людьми, которые отдают вам должное³. Я надеюсь, что так же произойдет и с Киселевым, так как о нем говорят много хорошего во многих отношениях. Я полагаю, что вы довольны, видя подле себя одного из ваших друзей Бурцева! Каковы ваши отношения и может ли он что-либо подле своего генерала!

Мы обитаем на Крестовском, где я окончательно расположился, что мне очень хорошо удалось устроить, работая в одиночестве и не имея более канцелярии. С 1-го сего месяца я свободен от Совета и Сената на целый месяц, т.е. до 1-го августа. Я хочу воспользоваться этим временем, чтобы провести курс лечения, в котором я нуждаюсь более чем когда-либо. Мои ревматизмы //л. 121 и мои геморроидальные страдания мучают меня постоянно более или менее. Я похудел и очень ослабел до такой степени, что если я хожу в течение часа, боли в ступнях усиливаются настолько, что я не могу продолжать. Вы знаете, каким знаменитым пешеходом я был прежде.

На днях я имел очень чувствительное огорчение. Вообразите, что бедный Трескин, губ[ернатор] Иркутска, имел несчастье потерять жену. Ее недомогание заставило ее отправиться на Баргузинские воды⁴ в Иркутской губ[ернии]. Они нисколько ей не помогли, и по возвращении она перевернулась, не получив никакого серьезного вреда, кроме испуга, который был так велик, что с ней сделался апоплексический удар, от которого она умерла в дороге в самый день падения. Несчастный супруг остался с 8 детьми и одна дочь замужем, в этом числе есть дети, которым 9, 8 и 7 лет, которые нуждаются в материнской заботе – четыре мальчика и четыре девочки⁵. Отец безутешен, и это непоправимая потеря. Судите, дорогой Поль, в каком состоянии //л. 121 об. он должен быть, имея тяжелые заботы, которые причиняют ему сибирские мошенники и наши петербургские враги. Я опасаюсь за его жизнь, так как нужно иметь много сил, чтобы вынести подобный удар. Единственное, что дает мне еще надежду, это то, что Трескин знает Господа, и его принципы Религии и его доверие ко Всевышнему весьма основательны. Его старший сын находится здесь, под моим наблюдением. Этот молодой человек не Бог весть что. Он достаточно умен, но это ребенок, избалованный и невежественный. Опять-таки, мне пришлось сообщить ему известие о смерти его матери. Он в горе, но поскольку у него сильный характер, его страдание замкнуто, тем хуже для него, он только больше будет от этого страдать.

Мой наследник уже прибыл в Тобольск 28-го прошлого месяца. Он вступил в должность 27-го и до сих пор все идет прекрасно. Я полагаю, что он благородный человек. //л. 122

Ваша маменька чувствует себя довольно хорошо, за исключением некоторых недомоганий, по причине которых она также предпримет курс лечения. Она просит меня уверить вас в своей нежности, она вам не пишет сегодня, поскольку она отправилась в город вместе с Кат[ериной] Дм[итриевной], которая передает вам тысячу дружеских приветов. Софи вас обнимает и просит сказать вам, что она все время надеялась видеть вас здесь на ваш день рождения и день именин. Последние мы провели у кн[ягини] Белосельской, где мы выпили за ваше здоровье за обедом. Несколько иностранных министров, там находившихся, также пили за ваше здоровье, хотя и не будучи с вами знакомыми. Борис совершает почти каждый день свои прогулки в канцелярию своего министра, у которого он является секретарем. Воло находится в Красное Село(*60) с 25-го прошлого месяца и останется там до 15-го сего месяца. Там происходят учения и посещения Императором каждой бригады отдельно. Так как бригады отправляются в лагерь в Красное Село поочередно, что будет продолжаться до //л. 122 об. сентября месяца, тогда состоятся, как уверяют, большие маневры. Александр вблизи от нас в Новая Деревня(*61), где находится батальон, в котором он служит⁶. Этот батальон упражняется два раза в день, и Александр очень занят, а если он свободен, он отдыхает и спит от усталости. Я сообщил вам почти все, что может вас интересовать, и я заканчиваю письмо, нежно вас обнимая и благословляя от всего сердца.