Иркутск, 18 декабря (1869)
Любезная моя дочка Тиночка, ты очень порадовала меня приятною вестию, что сочинения твоего покойного отца будут вскоре напечатаны1. Правду он говорил мне: вспомнят меня рано или поздно; так и случилось, с лишком через 30 лет должны будут выйти в свет его сочинения.— Для биографии твоего отца могу передать и передаю тебе, насколько помню, одни только очерки из жизни его в Сибири, после освобождения из крепости, как например: прибыл он в Баргузин (уездный город Забайкальской области) в начале тридцатых годов, а в каком именно, не упомню, и по прибытии поселился там на житье у брата его Михаила Карловича Кюхельбекера, с которым жил около двух лет, занимаясь постоянно чтением книг2 и особенно естественными науками, для которых в Сибири, как в непочатом еще в то время крае, много имелось под руками пригодных материалов для естествознания. Кроме того, обладая практическим знанием агронома, он с любовью занимался на собственные средства хлебопашеством и сенокошением, из чего можно было заключить вначале, что если не навсегда, то на долгое время рассчитывал он оставаться на жит(ель)ство в Баргузине; впрочем, насколько я замечала, впоследствии ему как-то наскучила возня с сельским хозяйством; жажда хорошего и образованного общества брала свой верх, а потому и обстановка поселянина для него была тяжким бременем жизни, через что он часто грустил — даже до болезни, так что попытки брата развлечь грусть его нередко оставались бесполезными. Женившись на мне, отец твой приобрел собственный уже дом и более развил свое сельское хозяйство, но и при этой новой обстановке грустил постоянно, и это естественно, потому что ему — как человеку воспитанному и образованному — слишком тяжело было его новое и безвыходное в то время положение ссыльного, оторванного от родных и от среды лучшего общества, в котором сосредоточилась и окрепла жизнь его, насколько приятнейшая и покойная ранее, настолько же, если не более, убийственная и полная лишений впоследствии. Баргузин, этот маленький городок, похожий по своему устройству и обстановке на деревню, не мог доставить никаких удовольствий твоему отцу, в нем не было и ныне нет ни общества, ни библиотек и ничего такого, что могло бы радовать светского человека, следовательно — отец твой не без причины сильно грустил. Затем расстроенное здоровье его, еще во время содержания в крепости, стало впоследствии более и более ухудшаться от влияния сурового климата баргузинского, а наиболее от жизненных неудобств, и он меня и двух детей, которым впоследствии нужно было дать образование, решился ходатайствовать о переселении его в другое место из Баргузина, в котором прожил более четырех лет. Вследствие такого ходатайства переселили его в Акшинскую крепость (Нерчинского округа). Здесь он нашел доброе и почтенное семейство (Разгильдеевых), любившее и уважающее его; обучая детей этого семейства, он имел за то готовый стол и квартиру. В Акше он особенно трудился, занимаясь литературою. Впоследствии, к крайнему сожалению, это доброе семейство выехало из Акши, и отцу снова сделалось несносным его одиночество, так что снова начал он заботиться о переселении из Акши, в которой прожил 4 года и 7 месяцев. Наконец, хотя он и получил позволение поселиться в Кургане Тобольской губернии, но не хотелось ему оставить в Сибири любезного своего брата Михаила Карловича Кюхельбекера, без того чтобы не проститься с ним и не обнять его в последний, быть может, раз, что и случилось так. Отправляясь же из Акши в Баргузин для последнего свидания с братом, мы должны были переплывать Байкал в небольшой лодке, и во время плавания нас до того напугала внезапно поднявшаяся буря с дождем, колыхавшая нашу лодку, как щепку, что мы все чуть-чуть не сделались жертвой шумного Сибирского моря, но бог спас нас — вскоре достигли небольшого острова, где и переночевали с двумя маленькими детьми в холодную погоду и при сильном дожде. Во время этого-то рискованного путешествия отец твой простудился окончательно до того, что с тех пор начал сильно страдать от глазной болезни, и зрение его постепенно становилось хуже и хуже.
Погостивши недолго у брата в Баргузине 3, он выехал в Иркутск, в котором пробыл не более месяца. Здесь только он, несмотря на болезнь, как-то особенно был весел и более покоен; тут же он нашел и друзей своих, и прежних знакомых, как, например: князя Трубецкого, Волконского и других (в доме Трубецкого воспитывалась родная племянница его Л. М. Кюхельбекер), эти друзья оказывали ему полное дружеское внимание. В кругу этих добрых друзей и знакомых ему не приходилось скучать: дельные беседы их почти каждый день тянулись иногда далеко за полночь. Отец твой любил рассуждать о литературе, науках и искусствах, горячо стоял за правду, делал в жизни добро словом и делом; а потому и был любим и уважаем большинством публики, более или менее его знавшей. С прискорбием оставил он своих иркутских друзей и знакомых, следуя далее к месту нового своего жительства. По прибытии в Тобольск он также встретил там некоторых из своих друзей и знакомых, обрадовавшихся свиданию с ним после долгой разлуки, и затем — через месяц отправился в Курган, в котором он написал молитву господню в стихах. В этом городке мы имели собственный дом и достаточное хозяйство. Но как болезнь его доходила уже до сильных страданий и требовала радикального лечения, с этой-то целью мы, оставив Курган, в котором прожили 11 месяцев, снова предприняли путешествие в Тобольск, где проживали в то время друзья твоего отца: доктор Вольф, г-жа фон Визина, известный г. Ершов (бывший в то время инспектором тамошней гимназии), преосвященный Владимир, Павел Сергеевич Пушкин, губернатор Енгелька и другие. В Тобольске он уж окончательно потерял зрение, и здоровье его с каждым днем делалось слабее, а положение становилось несноснее. Спасибо друзьям, они не оставляли его в эти грустные минуты жизни.
Ершов читал ему беспрестанно разные сочинения, рассуждал с ним продолжительно. По приезде в Тобольск он первым делом позаботился о приведении с помощию переписчика в должный порядок своих литературных произведений и особенно, чем когда-либо, занимался воспитанием детей своих, обучая сына Мишу латинскому языку, говорил: он будет доктором!
Отец твой постоянно вспоминал о брате Михаиле Карловиче Кюхельбекере, и мысль о скором свидании с ним не покидала его до самой смерти. Не хотелось ему умирать так скоро, но минуты земной жизни его были уже сочтены, и предопределение судьбы свершилось. Он умер в Тобольске в 11 часов пополуночи 11 августа 1846 года, родился же 11 июня 1796 г., и при смерти его были доктор и г-жа фон Визина. Он до самой почти смерти был в движении, а за день до смерти ходил по комнате и рассуждал о том, что, несмотря на дурную погоду, он чувствует себя как-то особенно хорошо.— Его похоронили на русском кладбище и, согласно желанию его, устроили ему моги между могилами друзей его: князя Барятинского и Краснокутского4. Отец твой был религиозный, любил помогать бедным, но характера от болезни был раздражительного.
Вот все, что я знала о жизни отца, то и передаю для сведения, более же никаких фактов для биографии его не имею.
Д. И. Кюхельбекер.