Записи устных рассказов о декабристах

В период подготовки к столетнему юбилею, в поисках забытых могил декабристов, Б. Кубалов вместе со своими учениками-студентами посетил некоторые места поселения декабристов. И здесь, в беседах со старожилами Малой Разводной, Олонок, Урика и др. производились записи устных рассказов и легенд о декабристах. Так как сбор фольклора лишь сопутствовал основной цели – поискам и восстановлению разрушенных могил, то естественно производимые опросы не фиксировались полностью, а рассказы многих из них опускались совершенно. Из целого ряда статей Б. Кубалова, посвященных основной теме: «Декабристы в Восточной Сибири», видно, что многое из слышанного в Бельске, Олонках, Урике осталось не записанным. Вместо текстов устных рассказов Кубалов ограничивается констатацией факта, что воспоминания у крестьян о таких-то и таких-то декабристах хранятся. Например, он пишет: «В Бельске остались воспоминания о Трубецком, Волконском, Ванненкове (Анненкове)», а текстов не приводит. «В Олонках, а также в Александровском заводе живы еще старики, которые помнят Раевского». Текстов также нет. «Уриковцы больше всех помнят Волконских, Муравьевых, особенно Никиту Муравьева, могила которого находится в ограде церкви». И опять без записи текстов.

В своих работах о декабристах Кубалов использовал в основном ту часть записей устных рассказов, которую можно было подтвердить архивным документом или письмом того или другого декабриста. Ряд устных рассказов дан в пересказе от третьего лица. Всякие повторы-варианты, важные для фольклористики, отмечены общими фразами – «тоже говорили и другие крестьяне-старожилы». Очевидные легенды сохранены им полностью.

Несмотря на указанные пробелы с фольклорной точки зрения, надо сказать, что записи Кубалова и его учеников-студентов являются почти единственным источником для целого ряда мест поселения декабристов, по которым можно проследить характер устных рассказов и легенд о декабристах, живших на поселении, и составить представление о носителях этого фольклора.

А. Гуревич, г. Иркутск, 1937 г.

 

Усть-Куда

Легенда о причинах ссылки декабристов

Их всех к смерти приговорили, — повествовал старик Елизар, — шелковыми канатами душили, родные подкупили палачей за деньги, все канаты лопнули… повешенные сорвались. А был такой закон, продолжал Елизар, что кто упал с петли, того второй раз нельзя уже вешать. Николай не знал, как быть с ними, вот и надумал отправить всех в Сибирь… Все вместе они и приехали к нам.

Б. Кубалов. Сибирь и декабристы., 1935., С. 76.

 

Усть-кудинские крестьяне, делясь своими воспоминаниями о декабристах, говорили: «декабристы нас соберут, разговаривают, угощают, наукой кормят. Завещая держаться за грамоту крепко». Этот завет декабристов помнит и крестьянство, разбросанное по деревням и станкам вдоль Ленского тракта.

Б. Кубалов. Сибирь и декабристы., 1935. С. 33.

 

Малая Разводная

Старики Разводной о декабристах

Старики Разводной охотно делились воспоминаниями своего далекого детства. Пятидесятников Осип Яковлевич (68 лет) поведал следующее: «Мой дедушка (по матери) поваром был (У Юшневских), оттуда из России привезли его.

Мой прадедушка (по отцу) якут. Я был малолетком, 4-5 лет, в то время, когда декабристы (этим словом пользуются все старики, другие помоложе, говорят «какие-то политические тоже были») жили здесь.

Сельчане очень хорошо помнят расположение всех домов декабристов в М. Разводной. При въезде из города в Разводную первым был дом Борисовых, затем Юшневских, Муравьева; усадьбы отлого спускались к берегу Ангары. Старики указывают места, где стояла баня, кухня, амбары.

От ограды всех усадеб остались лишь ворота Муравьева. «Все декабристы жили рядом. Дома сами строили, т.е. готовых у крестьян не покупали. Из сосланных в М. Разводную семейств были Сочневы (из Тобольской губернии, дер. Вежи), Токаревы и другие, всего 17 семейств». Женщина из сочневской родовы сообщила, что «дома декабристов строил Сочнев с семьей».

Муравьевский и борисовский дома позже были проданы на слом. Муравьевский был сплавлен в Иркутск. Дом Юшневских долгое время стоял в прежнем своем виде, но недавно был разобран и бревна от него пошли на постройку крестьянской избы.

«В муравьевском доме, — повествует О. Пятидесятников, — было привидение, это все в Разводной знали. Около дома – сад, огород, лестница к Ангаре. Стеклянные двери у дома. Девка в доме ходила.  Как сейчас помню сам. Подойдем тихонько к стеклянной двери — а у дверей она. Волосы распущены… руками в колодины упрется и глядит. Увидим – все под гору».

Константин Яковлевич, его старший брат, помнит больше. Помнит забытый дом Муравьева «красивый, серый, с колоннами и террасой на реку».

Дом этот, по его словам, был сплавлен в Иркутск и стоял не то на Луговой, не то на Троицкой улице, где сгорел во время пожара в 1879 г.

От старших К.  Я.  Слышал, что Муравьев Артамон Захарович имел большое хозяйство… «Декабристы ведь были богачи, — говорит он. — Муравьев имел много лошадей. Помер он от ушибов, полученных при падении с дрожек».

Как сами декабристы выезжали в Иркутск и в разные деревни, где жили их друзья декабристы, так и к ним приезжали. Бывал у М. К. Юшневской и генерал-губернатор Муравьев-Амурский. Приезжали Волконские. Трубецкие…

В отношении Муравьева-Амурского к декабристам сказалось влияние занимавшейся зари либерализма. Он принимал у себя не только декабристов, но и других политических, например, петрашевцев, Бакунина.

«В дома Марии Казимировны генерал-губернатор перед отправкой на Амур устроил бал. Все чиноначалие приехало из Иркутска, казаки, музыка гремела», — утверждал К. Пятидесятников. Говоря это, он нисколько не фантазировал. Письмо Марии Казимировны Юшневской к брату ее мужа подтверждает слова разводинского сторожила, современника декабристов.

«30 марта я имела честь участвовать в провожании нашего ген.-губ. Н. Н. Муравьева. Он уехал за Байкал, чтобы при первой возможности со всей экспедицией плыть по Амуру в Охотское море и в Камчатку, если представится в этом надобность; сначала пристанут в Аяне».

Из книги Б. Кубалова «Декабристы в Восточной Сибири», 1924., С. 130.

 

Смоленщина

Энергичный, предприимчивый Бечасный первый устроил в Смоленщине (в 8-ми верстах от Иркутска) маслобойку. «Коноплю до него лет 300 (?) начали садить, только из семян масло жать он научил. – так говорил мне старик Яровенко, помнивший Бечасного.

*

…Вот как говорит о Бечасном крестьянин Яровенко:

«Если какая необходимость, попросишь — всегда выручит.

Вступался за крестьян перед главным начальством, в обиду не давал, здешних отстаивал: кого нужно всегда просил за крестьян».

Б. Кубалов. Сибирь и декабристы. 1925, С. 96.

 

Бельск

Легенда Бельских крестьян

Политика маленькая была: они государя зазвали в комнату, много их собралось — чиновников. На коленях стоял Николай, убить хотели. Брат Константин выручил. Подошел к дому, ко дворцу, спрашивает солдат: «Здесь, говорит, брат?» — «Нет, говорят, нету!» — Голова долой… Поднялся во второй этаж и спрашивает опять: «Здесь брат?» — Опять говорят — нет! Заказано было… Дверь отворил и увидел, что брат стоит на коленях, умоляет оставить жизнь… Константин давай их шашкою… Одни в окна поскакали, которые в двери. Тут были и Волконский, Трубецкой, Анненков. Их схватили, судили и в Якутск послали, а из Якутска к нам по разным деревням».

Б. Кубалов. Сибирь и декабристы. 1925, С. 76.

*

В Бельске остались у крестьян воспоминания о Трубецком, Волконском, Ванненкове (Анненкове), имени же Громницкого они не помнят. Старожилы указывают дом, в котором жил «какой-то декабрист… сам в этом доме двери и потолок раскрасил разными картинами». Действительно, указанный крестьянами дом по его архитектуре, кладке можно отнести к началу XIX столетия. Он глубоко ушел в землю. На потолке, в дверях сохранилась живопись 30–40-х годов, изобличающая хороший вкус и высокую технику художника.

Возможно, что рисунки эти принадлежат кисти Громницкого или кого-либо из «свободников», ссыльных, слившихся в представлении крестьян с понятием «декабрист».

Б. Кубалов. Декабристы в Восточной Сибири. 1925. С. 209.

 

Малышевка

О Таптыкове

В Малышевке отлично помнят усадьбу Таптыкова, его детей, жену. Правильно называют их имена, жену величают Марией Астафьевной, знают, что она не малышевская крестьянка, «а должно с Илима», где до перемещения в Малышевку жил на поселении Таптыков. Старушка Михалева 81 года называют Таптыкова не иначе как Дмитрий Петрович, помнит, что он умер от старости, ноги были слабы, «сидел в креслах все», а если ходил «за стенку держался».

«Дочка его Мария померла здесь. А Анна Дмитриевна, что в девушках сына принесла… в Тырети».

«Был манифест, — говорила другая старушка Малышева, — да куда он поедет без ног… средств не было тоже ехать… вот и остался у нас… Хороший человек… с крестьянами не ссорился…»

 То же говорили и другие крестьяне-старожилы, помнившие и «Христантия Михайловича» Дружинина — сопроцессника Таптыкова, его друга, делившего с ним тяжесть поселенческой жизни.

Б. Кубалов. Декабристы в Восточной Сибири. 1925. С. 189.

 

Усолье

Старожилы Усолья знают декабристов. Показывают «дом княгини Трубецкой», «могилу княгини Трубецкой» — жены декабриста. Говорят, что «в парке погребены три декабриста…»

Действительно, в Усолье жила Трубецкая, но не жена декабриста, а Надежда Ивановна, ссыльная, умершая в 1893 г.

В парке никогда никого не хоронили, а лежащие кое-где в парке плиты – остатки строительного материала.

Какие же декабристы жили в Усолье, старики не помнят. Не помнят они ни Оболенского, ни Якубовича, пробывших на Усольском заводе около пяти недель в 1826 г.

Возможно, что Усолье могли посещать декабристы. В 12 верстах от него находится, например, с. Олонки и Раевский, взяв поставку в Александровском заводе, мог бывать и в Усолье, ближайшем к нему селе.

Просматривая метрические книги Спасской церкви с. Усолья, я нашел такую запись от 31 мая 1851 г. «Поселенец из государственных преступников Черемховской области, Петр Федоров Громницкий, 70 лет, умер от чахотки. Погребение совершали (такие-то) на приходском кладбище».

На большом запущенном сельском кладбище найти могилы Громницкого не удалось.

Б. Кубалов. Декабристы в Восточной Сибири. 1925. С. 210.