О Муравьевых
Братья Муравьевы Никита и Александр Михайловичи, при приезде в Урик, проживали в доме крестьянина Иосифа Дмитриева Малых. Живя в этом доме, Myравьевы начали строить за селением, на степном месте, большой дом, глаголем, одноэтажный, саженей на 15, со множеством комнат, в которых и поселились оба брата. Никита был одинок, а Александр с женой Каролиной Карловной [Автор путает жену Александра – Жозефину Адамовну (Бракман) и ее тетку, Каролину Карловну Кузьмину, присматривавшую за дочерью Никиты Муравьева, Нонушкой, и также длительное время проживавшую с семейством Муравьевых. — М. Ю.]. При доме постройка была громадная: амбары двухэтажные, конюшни, скотские дворы, кухни, людские и проч. Лошадей держали более 40, на которых пахали в десять сох цельные места десятин до 50-ти, а зимою лошадей отпускала в кругоморскую дорогу и в гор. Томск под извоз. На новой земле урожаи были отличные. Своим хлебом наполнялись амбары и прикупалось много хлеба: хлеб возился в Иркутск для сдачи в казну. Рабочие всегда оплачивались хорошо и кормились сытно. Никто и никогда шагу не шагнул без платы. Хлеб перемалывался на своей мельнице, днем работавшей быками, а ночью лошадьми. Сеялись: рожь, ярица-пшеница, овес, ячмень и просо. По два года в смежном селении Лыловском поля крестьян выбивало градом, и Муравьевы в это время выдавали свой хлеб на каждую душу по одному пуду, без оплаты и возврата. Умилительно было видеть, как малые ребята, старики, здоровые мужики и женщины всякого возраста окружали амбар, ожидая выдачи. Бедняки уриковские тоже получали хлеб даром. Оба брата были высоки ростом, красивы и мужественны
.Лунин, проживавший в Урике, в своем доме, был постоянным посетителем Муравьевых, а последние редко бывали у него. Рядом с Муравьевыми был дом доктора Вольфа (дом сей перенесен и стоит доселе на другом месте), очень обходительного, имевшего свою лошадь и лакея, лечившего всех своими лекарства и постоянно кушавшего у Муравьевых. Муравьевы давали крестьянам денег на наемщиков в солдаты. Myравьевы выписывали из России сохи, бороны, плуги, ка каковые, однако, не привилась у крестьян, а лишь одно только так называемое рало, употребляющееся до сего времени, а также крупный красный картофель, который имеется в настоящее время у каждой урикской хозяйки. Дом Муравьевых впоследствии был куплен и перевезен в Троицкий приход гор. Иркутска золотопромышленником Соловьевым (ныне учителя Залесова). На похоронах Никиты Михайловича было множество народа деревенского и из города; погребен он в ограде Уриковской церкви. На могиле Никиты Михайловича памятник каменный (из тесаного камня) четырехгранный, и на оном водружено литое чугунное распятие, отлитое, говорят, в Петровском заводе, бывшем месте заключения. На западной стороне памятника, на вделанной медной доске надпись: «Никита Александрович Муравье, родился 1797 году 19 августа, скончался 1843 года 28 апреля»; на южной стороне – «Никита Александрович Муравьев, родился 1840 года 16 ноября, скончался 1843 г. 1-го мая». Александр Михайлович выехал с женою и малолетней дочерью куда-то в Россию3, в сопровождении кормилицы уриковской крестьянки Евдокии Никитиной Тельных, которую и ее мужа, по миновании надобности, возвратили в Урик за свой счет.
О Волконском
Князь Сергей Григорьевич Волконский выстроил себе дом на той же местности, на которой были дома Муравьевых и Вольфа. Все три дома стояли в одном порядке, разделённые отдельными заплотами, в которых были сделаны, для сквозного прохода, калитки, так что муравьевские гости или Волконского и они сами переходили друг к другу внутренними комнатами. Дом был двухэтажный, громадного размера, перевезенный впоследствии в гор. Иркутск к Преображенью, где в настоящее время Ремесленное училище и в котором жил Волконский по выезде из Урика.
Князь редко летом посещал «Камчатник», но дача устраивалась под его надзором, и он разбивал природный березняк дорожками, в природных каменных глыбах устраивал диваны, скамейки и разные сиденья на два, на три человека и окрашивал эти природные седалища красками. К княгине ездило много именитых гостей, и в числе иных приплывал на катере архиепископ Нил, возвращавшийся обратно в карете. Постоянными посетителями княгини были два брата Поджио, тоже декабристы, в особенности старший Осип Викторович, у коего был дом также в Усть-Куде. Зимой проживала княгиня в Урике в верхнем этаже дома. Князь (так его звали в Урике) реже ходил в церковь Муравьевых, а княгиня часто. Князь хотя давал крестьянам хлеб, но взаймы, но по просьбе крестьян ездил в Казенную Палату хлопотать о неправильно назначаемых по очередям в солдаты. Крепостных людей ни у Волконского, ни у Муравьевых не было. Вообще о этих людях, преимущественно о Муравьевых, в Урике сохранилась самая добрая память, и по всему было видно, что они от всего сердца делали крестьянам добро, научая их опытному сельскому хозяйству и помогая делом в их трудных обстоятельствах, и что это были высоко гуманные люди, не проповедовавшие, однако, крестьянам тех учений, за кои они сами пострадали.
О Лунине
Лунин Михаил Сергеевич был старых холостяк, жил в выстроенном своем доме, на краю с. Урика, по дороге в селение Лыловское, жил он одиноко, держал одного коня с кучером и в качестве эконома и стрелка по охоте ссыльного Федота Васильева Шаблина, в сопровождении которого и некоторых тихонопадских, ширяевских и лыловских крестьян часто ездил на охоту, с которой при возили много коз и другой дичи, а жена Шаблина Васса Назарова была кухаркою и наблюдала за чистотою дома. Лунин был католик и имел в своем доме моленную, в которую вход детям Шаблина был запрещен. По вероисповеданию его звали поляком.
Из Иркутска часто приезжал ксендз, с которым Лунин подолгу молился. Сельским хозяйством не занимался, кроме огородничества. Здешним мужикам не пособлял, а помогал, а может быть, платил за охоту, своим соохотникам и бедным лыловским. Лунин часто ходил к Муравьевым, а последние к нему редко, из города езжали к нему тоже редко. Человек он был богатый, и дочь Шаблина, небольшая девочка, видела у него полный ящик кредиток. Дети Шаблина, шаля иногда в его комнате, передвигали что-либо, то он говаривал «худые русские дети, худые...» Долго ли, коротко ли, после сего случилось обстоятельство, от которого пострадали как Лунин, так и его слуги, лишившиеся хороших и привольных мест. Однажды рано утром страшно застучали в запертые ворота неизвестные люди и приказали отворить. Лунин сперва не соглашался, по, видя перелезавших через заплот жандармов, приказал отпереть. Явившиеся какие-то военные (полицеймейстер Тюменцев) дали Лунину прочитать какую-то бумагу и приказали собираться. Когда это случилось, кто-то из охотников дал знать о происшедшем князю Волконскому, который, тотчас же пришедши, просил позволения у полицейского начальника проститься с «братцем». Начальник на это заметил: «Ты, Волконский, лучше бы сделал, если бы не приходил». Все имущество Лунина собрали в ящик и его самого увезли куда-то далеко4. При аресте Лунина и укладывании имущества было замечено Шаблиным, то нижние чины из конвоиров много вещей попрятали по своим карманам. На вопрос: «За что везли Лунина?», — крестьяне объясняют: «Часто приезжал к Лунину из Иркутска какой-то человек и писал много чем-то белым, так что, глядя на бумагу, ничего не было видно, а если бумагу обратить к свету, можно прочитать написанное». Шаблин сказывал своим семейным, что Лунин писал к своей сестре фрейлине Екатерине Сергеевне, «что царь по словам Лунина, не видит и не слышит, как крестьяне задавлены податями и что бедные теснят богатых и что он, Лунин, всех освободит. Таковое письмо попалось в руки государя, и Лунина приказано было увезти куда-то далеко». При отъезде Лунин просил Волконского давать пропитание своей прислуге, но покровительством сим пользовались не долго, за отъездом Иркутск Шаблину достался один домик, перевезенный им в средину Уриковского селения. Остатки построек Лунина и теперь целы — во владении Федора Давыдова.
Ив. Иванов
РГВИА, ф. 3545, оп. 3, д. 525, л. 10–14