Упоминания Павла Пестеля — пианиста и композитора — встречаются неоднократно, в основном в художественной литературе (например, [11, с. 9, 19]). Это какое-то общее место сложившихся представлений о нем, притом, что об этом нет никаких прямых упоминаний в мемуарах, переписке, чьих-то рассказах о Пестеле. Вообще тема «декабристы и музыка» относится в основном к Сибири, где для всего этого было и место, и время, — но не только. Есть, например, упоминание о том, что Сергей Муравьев-Апостол хорошо пел; оно вполне подтверждается его перепиской с отцом, где упоминается, например, французский романс «Ni jamais, ni toujours», который они пели вместе [23. л. 51–51 об.]. Есть французское стихотворение еще одного члена Южного общества декабристов А.П. Барятинского о его товарище В. П. Ивашеве, описывающее его игру на фортепиано [19, c. 10–13] (перевод: [5, c. 384–386]). Но никаких упоминаний П. И. Пестеля в подобном контексте нет.
И в то же время нет никаких свидетельств против. Мало того, музыкой в семье Пестелей интересовались и занимались, и явно не мимоходом. И не первое поколение.
Вот, например, Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюссон (1768–1838), польский музыкант и композитор, потомок шотландского рода, получившего польское дворянство. В России он жил с перерывами между 1800 и 1824 г., сочинял, давал концерты, преподавал, некоторое время был придворным капельмейстером, а также преподавал пение в Царскосельском лицее (и сочинил «Прощальную песнь» по случаю первого, пушкинского выпуска) [3, с. 35–38, 50–51]. Среди его сочинений, вышедших в первые годы XIX века, некоторые имеют именные посвящения тем или иным дамам (вплоть до великой княжны). Одно из них (вариации на танцевальную музыку) посвящены Елизавете Ивановне Пестель, урожденной Крок, и еще одни вариации на мелодию романса, по-видимому (они помечены только инициалами) — ее сестре Софье [3, c. 37].
Ноты этих произведений доступны в иностранных музыкальных архивах в интернете [20, 21]. Там же удалось найти еще два сочинения менее известных композиторов того же времени: «Каприс и соната для клавесина или фортепиано» И. В. Гесслера, посвященные Елизавете Ивановне, и «Две больших сонаты для фортепиано» А. Н. Лепена с посвящением обеим сестрам [17, 18]. Все эти сочинения были созданы в 1790-х – начале 1800-х гг. и выпущены авторами в Петербурге.
Кроме того, о том, что в доме и в поздние годы продолжала звучать музыка, свидетельствует в том числе и их соседка по смоленскому имению, А. И. Колечицкая. 4 января 1826 года, когда в смоленской глубинке знали еще только о смерти императора и ничего не знали о событиях 14 декабря в Петербурге — и поэтому просто ездили в гости, разговаривали, музицировали — Колечицкая написала среди прочих комплиментов Елизавете Ивановне: «Мадам Пестель, прекрасная музыкантша, играла марш из оперы Вебера «Фрейшюц», которая в прошлом году доставляла радость всей Европе». [10, c. 316.]
Детей в семье также учили музыке. Вот, например, Елизавета Ивановна пишет в 1805 году сыновьям, уехавшим учиться в Германию (Павлу и Владимиру):
«Что касается музыки, я не очень одобряю выбор Воло. Клавесин — не такой уж легко транспортируемый инструмент для военного, как и вообще для молодого человека, предназначенного для службы; и, проведя несколько лет в старательном изучении Фортепиано, вам придется, может быть, его покинуть, не имея возможности перевезти инструмент или даже не имея возможности его себе обеспечить, так как это инструмент самый дорогостоящий. Поразмышляйте над этим, мой милый друг, и поступайте затем, как вам будет угодно, но — будьте осторожны, чтобы вам не пришлось впоследствии сожалеть о времени, деньгах и усилиях, потраченных впустую»[1] [6, с. 37] (Москва, 13/25 ноября 1805).
По всей видимости, Владимир прислушался к совету матери. В 1846 г., когда он был Херсонским губернатором, композитор А. Н. Серов, описывая своей сестре музыкальное общество города, рассказывал о нем: «Губернатор Пестель, как образованный немец, не может не любить музыки, так называемой *серьезной* … он очень много слышал музыки, в молодости сам пел, обладая очень приятным тенором; у него много начитанности музыкальной (хотя он сам не играет на фортепиано)». Далее он описал впечатления В. И. Пестеля о его кантате, в которой была в том числе партия тенора, высказанные им оценки позволяют заключить, что он профессионально обучался пению [13, с. 113–115].
Уже после возвращения в Россию и поступления в Пажеский корпус в Петербурге бывший гувернер братьев Пестелей А. Е Зейдель писал Павлу о воспитании самого младшего брата, Александра: «Александр много рисует для Вас — мы вместе сочиняем музыку и сажаем Вас на лошадей, которые поднимают мощные ноги, и все же не так быстро бегают, как его Малыш в конюшне, как и на бумаге» [6, с. 402] (Из письма А. Е. Зейделя от 6 декабря 1809 г., из Москвы в Петербург).
Заметим, что здесь никакой информации о том, учили ли музыке самого Павла, и если да, на чем он играл. Из той же семейной переписки известно, что учили рисовать, но опять-таки непонятно, достиг ли он каких-то выраженных успехов в отличие от того же младшего брата Александра, чьи способности к рисованию часто упоминаются в переписке. (Известен рисунок А. Пестеля из альбома Белосельских-Белозерских: [26]). По логике дворянского воспитания того времени музыке тоже должны были учить, но в таком случае он, видимо, не продемонстрировал никакой оригинальности в выборе инструмента и выбрал, возможно, что-то компактное (например, флейту: флейту привез с собой в крепость декабрист Я. М. Андреевич [7, c. 294]).
В любом случае, все это только домыслы. А есть ли какие-то достоверные факты?
С конца 1980-х годов существует Декабристская секция при Государственном музее истории Санкт-Петербурга, в 2012 году она выпустила книгу, посвященную своей деятельности за эти годы, где, в частности, можно прочесть: «На заседании 28.04.89 исполнена «Музыкальная композиция (предположительно — П.И. Пестеля) — «Вздохи Рылеева» — из семейных реликвий К. Э. Кузнецовой» (председательницы секции). Пьесу исполнял Н. Е. Перельман, профессор Ленинградской консерватории. [15, c. 37].
В личном разговоре 13 июля 2015 года Камилла Эдуардовна Кузнецова рассказала, что ноты действительно хранились в ее семье, пропали в блокаду, но позже ее тетя, учительница музыки, восстановила их по памяти. По ее словам, профессор, исполнявший пьесу, говорил, что по композиционному строю это очень характерная любительская музыка первой четверти XIX в.
О какой именно музыке шла речь, удалось узнать в еще в одной неочевидной статье. Автор, пианист Е. И. Эпштейн, описывал семейную реликвию Н. Н. Органова, потомка дочери К. Ф. Рылеева Анастасии, представляющую собой нотный листок под заглавием «Вздохи Рылеева» без всякого указания на автора. [16, c. 225–229].
Впрочем, версию авторства Пестеля сам автор отверг, по крайней мере — усомнился в ней: «Вряд ли этот железный человек с холодным умом стал бы сочинять пьесу со столь сентиментальным названием», а также сослался на то, что у Пестеля и Рылеева были разногласия по вопросам деятельности тайного общества. [16, c. 227].
Словом, кто бы ни написал эту пьесу в память Рылеева, автора мы, возможно, уже не узнаем, но к П. И. Пестелю она отношения определенно не имеет.
П. И. Пестель как автор пьесы появился, похоже, по следам все того же устойчивого представления, а также еще одной заметки, опубликованной в «Красной газете» 1926 года, которая, видимо, и сыграла немалую роль в его формировании.
«Красная газета» передает историю, корни которой уходят еще в дореволюционное время. Автор заметки получил от С. Д. Толстой, внучки поэта Е. А. Баратынского, лист из семейного архива. Заглавие на французском гласит «Музыкальное мечтание, сочиненное П. Пестелем. 1825». Автор заметки передает слова С. Д. Толстой: «П. И. Пестель был большой любитель музыки, хорошо играл на рояле и занимался композицией», а ноты эти сочинил незадолго ареста; поэта Баратынского он называет соучеником П. И. Пестеля по Пажескому корпусу [2], хотя в действительности он поступил туда только в конце 1812 г.
Перед текстом заметки идет короткий нотный отрывок, довольно простой по мелодике и не вполне складный, записанный неизвестным автором явно позже 1825 года. Тем не менее, в биографии П. И. Пестеля в серии ЖЗЛ конца 1950-х годов он был воспроизведен как «нотный автограф Пестеля» [9, c. 273].
В семейных воспоминаниях, записанных уже в XX в., есть и другие упоминания Пестеля-композитора. На рубеже XIX и XX веков историк С. А. Панчулидзев собирал материалы к истории Кавалергардского полка и переписывался с действительными и предполагаемыми потомками своих героев, в том числе и тех, данные о которых, в силу «неблагонадежности» в печатное издание не вошли. Видимо, так он и списался с некой Елизаветой Пестель, которая сообщала: «Покойный муж мой был скрипач, и в семье говорят, что музыкальный талант он унаследовал от Павла Ивановича Пестеля, трагическая кончина которого вам известна» [27, л. 1].
«Во время своего пребывания в темнице он [— Павел Пестель — Н.С.] на стене написал вальс, копия которого и до сих пор хранится у вдовы моего брата, художника Альберта Федоровича Пестеля, — Елизаветы Ивановны, живущей в Москве». Из дальнейшей переписки выяснялось, что вальс затерялся при переездах [27, л. 2, 4].
Если скрипач Георгий Пестель и находился с известным нам семейством в каком-нибудь родстве, то в очень дальнем: эта ветвь появляется в России гораздо позже, скорее всего, уже в течение XIX века. Но в первые годы советской власти кто-то из их потомков (пожилая женщина, оставшаяся с внуками) просила назначить им пособие как потомкам известного революционера [24, л. 2].
Упоминание о «вальсе на стене Петропавловской крепости» не затерялось в архивах, но появилось в одной из газетных заметок 1975 г., напечатанных по случаю 150-летнего юбилея восстания декабристов.
Что же до сообщения о вальсе, то упоминание о стене Петропавловской крепости — все-таки фантазия предполагаемых родственников. Тем не менее, какой-то вальс, авторство которого приписывалось Павлу Пестелю, у них определенно хранился, и это не единственное упоминание музыки авторства Пестеля.
Еще одно любопытное упоминание — документ под заглавием «Слова на музыку Пестеля» с подписью карандашом «Из архива Сабуровых», хранящийся в так называемой «Коллекции отдельных документов личного происхождения» ГАРФа. Идентифицировать, каким Сабуровым принадлежал документ, и что их связывало с Пестелями, к сожалению, невозможно (это разветвленное семейство). Текст, судя по бумаге и почерку, относится к годам 60-м XIX века.
«Слова на музыку Пестеля
Заалел Восток
Зарей последней наслаждаюсь!
Пусть свершится рок
Ему без спора покоряюсь.
Мой высок удел за свободу пасть
Не падет со мной
Вольной мысли власть
Расцветет она на Руси святой
Ей и жизнь отдам
И все!...
Наш напрасен гнев
Не разогнал он сон Отчизны
Нашу мысль презрев
Вспомянут нас – и с укоризной!...
Не разбудит Русь беспощадный гнёт
Закалит её
Мысли в меч скует
Поразит тот меч беззаконья власть
Не судьба мне пасть
Вольным!..
Заалел Восток
Зарей последней наслаждаюсь!
Пусть свершится рок
Ему без спора покоряюсь».
М. К. Азадовский в статье «Затерянные и утраченные произведения декабристов» утверждал: «Очевидно, это стихотворение написано кем-то из друзей Пестеля, знакомым с его музыкальным произведением и создавшим на его основе стихи, навеянные его судьбой». Он предположил, что это мог быть Ивашев, поскольку он писал стихи по-русски [1, с. 707]. В. С. Парсамов развил и продолжил эту мысль; со ссылкой на статью Азадовского он пишет: «В литературе о Пестеле редко обращается внимание на тот факт, что он сочинял музыку на стихи Ивашева» [12, с. 369]. Между тем нет никаких оснований приписывать авторство текста Ивашеву, тем более неизвестны музыкальные сочинения Пестеля на его слова.
Возвращаясь к самим «Словам на музыку Пестеля», одно можно сказать точно: это не вальс. Тем не менее, какой-то явный и не очень простой ритм в тексте есть, видимо, имелась в виду вполне определенная известная неведомому поэту-дилетанту мелодия.
Впрочем, есть упоминания и о вальсе. Вот, например, фрагмент из мемуаров П. И. Бартенева, историка и литературоведа, издателя журнала «Русский архив». Родился он в 1829 г., а речь идет о его детстве, прошедшем в Тамбовской губернии в 1830–1840-х годах.
«То-то была наша с сестрою Катенькою радость, когда мы перебирались в деревню, хотя там помещение было теснее городского, и мне доставалось спать на сундуке с маменькиным платьем подле самой печки и рядом с фортепьяно, на котором играла сестра Сарра Ивановна мои любимые: "Польский" Огинского, "Кадриль" Гудовича, вальс Пестеля. Сестру учил некто чей-то крепостной Артамон Иванович, но она сама много занималась, и ее игра была не совсем правильная, но всегда выразительная и задушевная» [4, с. 52].
Здесь интересна последовательность имен. В одном ряду идет вещь, известная сейчас всем, Полонез Огинского, пресловутый вальс и кадриль некоего Гудовича. Кстати, младший из Пестелей, Александр, был женат на Прасковье Кирилловне Гудович, фамилия это немногочисленная, возможно, автором кадрили был ее отец.
Наконец, самые подробные сведения о вальсе оказались связаны со Смоленском.
Когда речь заходит о декабристах и упоминается «донос Шервуда», обыкновенно подразумевается донос на тайные общества, сделанный И. В. Шервудом в начале осени 1825 года. Однако это был далеко не единственный в его жизни донос, и здесь речь пойдет о другом, написанном гораздо позже, в 1843 году.
К этому времени он уже неоднократно направлял произведения этого жанра в III отделение, за что его за несколько месяцев до того выслали из Петербурга в Смоленск, поэтому Шервуд решил донести на само это учреждение и адресовал его лично великому князю Михаилу Павловичу. По законам развитой бюрократии проверять донос на Третье отделение пришлось тому же Третьему отделению, в фонде которого сохранился как сам донос, так и расследование по проверке изложенных в нем фактов. Объемное дело именуется «О противузаконных действиях отставного подполковника Шервуда и графини Струтинской» (упомянутая графиня был сообщницей Шервуда в ряде его предприятий, а потом стала его женой) [22]. Донос на Третье отделение завершился не в пользу Шервуда, и по итогам расследования он на несколько лет отправился в Шлиссельбург [14, с. 206–219].
На отдельном листочке между письмом великому князю Михаилу Павловичу и собственно доносом написано следующее: «В Смоленской губернии Poestels lezter Hauch [нем. «последний вздох Пестеля» — Н.С.] уже несколько лет играют и ноты в редком доме не находятся, надо полагать, что сочинено в Смоленске» [14, с. 251]. (Оригинал: [22, л. 72])
Автор биографии И. Шервуда, историк И. Троцкий, публикуя донос, никак не откомментировал эту фразу, при переиздании в начале 1990-х комментария к ней тоже не сделали, возможно, не заметив фамилию «Пестель», тем более что она написана там очень странно, на немецкий манер, сами Пестели ее так не писали.
Третье отделение отнеслось к доносу со всей возможной серьезностью, и направило в Смоленск указание достать хотя бы один экземпляр и узнать автора (последнее указание было затем зачеркнуто) [22, л. 103]. Возможно, вышестоящему начальству показалось странным выяснять автора произведения, которое и так называется «Вальс Пестеля», тем более, что в 1843 году его уже нельзя было привлечь к ответственности.
Первоначально сведения на эту тему (как и на другие, связанные с доносом Шервуда и Смоленском) собирал подполковник Ахвердов, но именно в вопросе вальса он никак не преуспел и, уезжая в Петербург, оставил жандармского прапорщика Коломийца с поручением продолжать расследование.
До конца февраля 1844 г. прапорщик Коломиец не мог исполнить поручения — ему везде отвечали, что ничего не знают о таком вальсе, но в итоге все-таки добился успеха, ему удалось «секретно» достать 1 экземпляр. Ноты были найдены, списаны и отправлены в Третье отделение, где до сих пор и находятся [22, л. 142, 143 б]. Получив требуемое, III Отделение подшило их в дело и больше ничего по итогам не предприняло, поэтому остается некоторое недоумение, какова была цель этих розысков. ([фото1]) ) [22, л. 143 б].
Ноты, списанные в 1844 г. в Смоленске при расследовании доноса И.В. Шервуда.
Хранятся в фонде III Отделения (ГА РФ. Ф. 109. Оп. 17. 1-ая экспедиция. 1842 г. Д. 273. Л. 143 б).
Это один нотный лист, на котором записаны два небольших произведения, называющиеся так: «Pestelev Vals» и «Masoürg Pestelev». Заголовки очень своеобразны по языку: «Пестелев» — на польский манер, а вот слово «Мазурка» записано довольно оригинально, вероятно, в немецком варианте — возможно, диалектном (и похоже на то, как Шервуд писал в предыдущей версии названия фамилию «Пестель»).
Это довольно простая, но все-таки музыка, в отличие от упоминавшегося листочка из архива Баратынских, который, впрочем, выглядит в чем-то похоже на начало вальса. Возможно, это была попытка воспроизвести по памяти ту же самую мелодию.
И немного о контексте. В мае 1843 года в Смоленске скончался Иван Борисович Пестель [29, л. 148 об. – 149], его дочь Софья проводит зиму в Смоленске. Здесь это семейство хорошо знали и уважали — что можно предположить в том числе по реакции на вопросы прапорщика Коломийца о музыке. Но вальс распространяли, похоже, не сами Пестели — судя по написании фамилии в заголовке. Но если не они — кто распространяет ноты по Смоленску?
Как уже было сказано, написание двух слов наводит на мысль о том, что их исходно писал немец. С 1819 года пастором смоленской кирхи был Вильгельм Лангенбек (и будет им еще долго) [8]. С семейством Пестелей его семья была знакома и дружна, да и как иначе — ведь это единственный лютеранский священник на всю губернию, он проводил конфирмацию у детей и воспитанников семьи, он же отпевал умерших. В отличие от Пестелей, Лангенбек жил в Смоленске постоянно. Это, конечно, только предположение, но он или кто-то из членов его семьи вполне могли списать ноты — а затем поделиться ими со своими городскими знакомыми.
Кстати, у семейства Баратынских, сохранивших записанный, видимо, позже по памяти нотный листо, было немало родственников среди смоленского дворянства: жена поэта происходила из семейства Энгельгартов, а одна из сестер была замужем за А. А. Рачинским. Представители обоих семейств были соседями и хорошими знакомыми Пестелей. Вероятно, через них эти ноты и попали к Баратынским.
Кто же из Пестелей мог быть автором музыки? Мы можем сразу исключить Владимира, который не играл на фортепьяно [13, с. 114]. Из соображений строгой объективности можно было бы предположить, что автором мог быть кто-то еще из братьев Пестелей — Александр, которого учили музыке, или Борис, о котором мы в этом отношении ничего не знаем. Но, судя по отпору, полученному молодым жандармом, это не так.
Разумеется, ничего нельзя утверждать наверняка, но Павел Пестель еще до 1825 года был достаточно известным и заметным человеком для того, чтобы, когда просто говорили «Пестель», нередко имели в виду именно его. События 1825–1826 гг. тем более сделали его «Пестелем по умолчанию».
Историческая память — явление очень избирательное, помнят и забывают очень по-разному. Когда чиновники Министерства государственных имуществ в конце 1830-х годов нашли незаконченное дело о раздаче пожалованных предыдущим императором земель, они действительно не помнили, кто этот «полковник Пестель» и почему он не получил причитающуюся ему землю и предположили, что он, вероятно, умер (строго говоря, так и было); мало того, в бумагах упоминалось о том, что еще в 1828 г. полковника через объявления в «Московских» и «Санкт-Петербургских ведомостях» призывали явиться для получения земли — но он почему-то не пришел [28, л. 80, 94 об.]. Главный заговорщик, несомненно известный им, никак не сочетался у них с обыкновенным полковником, получившим обыкновенное пожалование наряду со многими другими.
Но тогда же в каких-нибудь смоленских или тамбовских гостиных никто ничего не забыл, и частная память продолжала жить в родственных связях, соседях, знакомых, прихожанах того же прихода. В конце концов она стала легендой.
История, сохранившаяся в деле III Отделения, совершенно литературна — она могла бы войти еще одним эпизодом в фильм «О бедном гусаре замолвите слово», но при этом абсолютно реальна и показывает нам еще не прервавшуюся и не превратившуюся в художественный образ память о реально существовавшем человеке.
Играет директор Смоленской филармонии Янина Казённова. Видео с VII научно-практической конференции «Усадьбы Смоленщины».
Список литературы
- ↩ Азадовский М. К. Затерянные и утраченные произведения декабристов // Литературное наследство. Т. 59. М., 1954.
- ↩ Анненков Г. Найденный отрывок из музыкальных произведений декабриста Пестеля // Красная газета (вечерний выпуск). 1926. № 61. 11 марта. С. 4.
- ↩ Байрд (Яценко) О. А. Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюссон: открытия и новые материалы // Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюссон. Моя история. СПб-М., 2013.
- ↩ Бартенев П. И. Воспоминания // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. М., 1994. Т. 1.
- ↩ Барятинский А. П. Послание Ивашеву // Декабристы. Антология в двух томах. Том 1. Поэзия. Л., 1975.
- ↩ Восстание декабристов. Документы. Т. XXII. Из бумаг П. И. Пестеля (семейная переписка). М., 2012.
- ↩ Восстание декабристов. Документы. Т. XXIII. Материалы об имущественном положении декабристов. М., 2016.
- ↩ Забытые портреты смолян. По высочайшей воле... // Смоленск. № 3 (103). 2009.
- ↩ Карташев Б., Муравьев Вл. Пестель. М., 1958. (ЖЗЛ).
- ↩ Колечицкая А. И. Мои записки от 1820-го года. Публикация Е. Э. Ляминой и Е. Е. Пастернак. // Лица. Биографический альманах. М., СПб., 1995. С. 277–341.
- ↩ Неделин В. Пестель // Киносценарии. 1988. № 1.
- ↩ Парсамов В.С. Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. М., 2016.
- ↩ Письма Александра Николаевича Серова к его сестре С.Н. Дю-Тур (1845–1861 гг.), изданные Ник. Фендейзен. СПб., 1896.
- ↩ Троцкий И. III-е отделение при Николае I. Жизнь Шервуда-Верного. Л., 1990.
- ↩ Хранители памяти. Материалы к истории Декабристской секции при Государственном музее истории г. Санкт-Петербурга (1987–2012 гг.) СПб., 2012.
- ↩ Эпштейн Е. И. Реликвия семейного архива. Светлой памяти Н. Н. Органова // Мера. СПб., 1996. № 1 («Декабристский выпуск»). С. 225-229.
- ↩ Caprice Et Sonate pour le Clavecin ou Pianoforte : Dedieés à Madame de Pestel née de Crook à Moscou ; Oeuv. V / par Jean Guillaume Haesler. A StPetersburg, chez J.D. Gerstenberg et Comp. [1793-1796]. Электронный доступ: https://haab-digital.klassik-stiftung.de/viewer/image/878479473/1/LOG_0000/ (дата обращения: 30.08.2022).
- ↩ Lepin H.N. Deux grandes sonates pour le fortepiano: la premiere en forme de scene avec accompagnement de violon et basse : la seconde sans accompagnement: oeuvre 6: dediees a Madame de Pestel nee de Kroock et a Mlle Sophie de Kroock. St.Petersburg, chez l'auteur, [ca 1800?]. Электронный доступ: http://doc.rero.ch/record/12551/files/ib_2926.pdf (дата обращения: 30.08.2022).
- ↩ Quelques heures de loisir à Toulchin par le Prince A. Bariatinskoj, Lieutenant des Hussards de la Garde. Moscou, 1824. С. 10-13.
- ↩ Variations Sur un air de danse de Monsieur l'abbé Vogler / composées et dediées à Madame A. E. De Pestel, née de Kroock par G. Tepper de Ferguson. A StPetersburg, chez Dittmar. [б.г.] Электронный доступ: https://haab-digital.klassik-stiftung.de/viewer/image/874590396/1/LOG_0000/ (дата обращения: 30.08.2022).
- ↩ Variations Sur une Romance de la composition de Mademoiselle S. de K. (cinq ans y a que connais ma Delphine): No. 9 / composées par G. Tepper de Ferguson. A StPetersburg, chez F.A. Dittmar. A StPetersburg, chez F.A. Dittmar. [б.г.] Электронный доступ: https://haab-digital.klassik-stiftung.de/viewer/image/874591104/1/LOG_0000/ (дата обращения: 30.08.2022).
Архивные источники:
- ↩ ГАРФ. Ф. 109. Оп. 17. 1-я экспедиция, 1842 г. Д. 273. О противозаконных действиях отставного подполковника Шервуда Верного и графини Струтинской.
- ↩ ГАРФ. Ф. 109. Оп. 18 (1843 г., 1 эксп.). Д. 185. По просьбе коллежского регистратора Либенау о дозволении ему представить Государю Императору бумаги, заключающие в себе важные государственные тайны.
- ↩ ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 136. Д. 1428. Переписка с Институтом Красной профессуры о назначении персональной пенсии внукам декабриста Пестеля П. — Софье и Андрею Пестель, с приложением генеалогической схемы.
- ↩ ГАРФ Ф. 1463. Оп. 1. Д. 362. Л. 1 – 1 об. Стихотворение неизвестного автора «Слова на музыку Пестеля».
- ↩ Пестель А. Знаменосец. 1810-е гг. Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Государственный музей А. С. Пушкина» ОР-5075/53. Электронный доступ: https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=16610813 (дата обращения: 30.08.2022).
- ↩ РГВИА. Ф. 3545. Оп. 4. Д. 2137. П. И. Пестель.
- ↩ РГИА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 1987. Дело о пожаловании земель разным лицам, в том числе командиру Вятского пехотного полка полковнику Пестелю П.И. и его братьям в Самарской губернии. 1823–1863 гг.
- ↩ РГИА Ф. 828. Оп. 14. Д. 37. Главная Евангелически-лютеранская консистория. Выписки из метрических книг о родившихся, вступивших в брак и умерших по приходам Бессарабской, Петербургской, Подольской, Херсонской губерний, г.г. Вологды, Житомира, Киева, Костромы, Новогорода, Полтавы, Пскова, Смоленска, Ярославля. 1843 г.
[1] В статье здесь и далее используется перевод текста, выполненный С.В. Зоновой.