Интересуясь историей холерных эпидемий в Москве и собирая по этому вопросу данные, мне, благодаря только счастливой случайности, пришлось приобрести Ведомости о состоянии города Москвы во время первой холерной эпидемии, постигшей ее, как известно, в 1830 году. Собрание этих Ведомостей, какими владею я, составляет в настоящее время библиографическую редкость. Покойный профессор Московского Университета Водянский, в составленном им каталоге книг библиотеки А. Д. Черткова говорит: «единственное, может быть, собрание всех объявлений о состоянии Москвы в несчастную эпоху уцелело в библиотеке П. И. Бекетова, из которой перешло в нашу, то есть в библиотеку А. Д. Чертвова. Подобный же отзыв о вышеозначенных ведомостях мы находим и в книге Геннади, изданной в Петербурге, в 1872 году, под заглавием «Русские книжные редкости» (стр. 97).
Ведомости о состоянии города Москвы печатались в 1830 году по распоряжению Московского генерал-губернатора, князя Д. В. Голицына. Они выходили в свет ежедневно, начиная с 23 сентября 1830 года. Последний номер их был выпущен 6 января 1831 года. Величина их, большею частию, равнялась полулисту, редко более, а иногда ограничивалась даже и осьмушкой его. Редакторами этого издания были: адюнкт-профессор Московского Университета М. П. Погодин и доктор Марвус.
Уже немного осталось в живых из тех лиц, которым пришлось принимать участие в прекращении холеры, свирепствовавшей в Москве в 1830 году, и эти немногие, по общему ддя всех закону природы, конечно, скоро сойдут в могилы, и вместе с ними утратятся живые свидетели ужасной для Москвы эпохи. Это обстоятельство, а равно и крайняя редкость ведомостей, счастливо нам доставшихся, в виду грозящей холеры, нашествия которой в Москву можно ожидать, заставляет меня думать, что описание холерной эпидемии, бывшей в Москве в 1830 году, и принятых тогда нашими дедами и отцами мер против нее может быть интересным и поучительным. Несмотря на то, что с того времени прошло уже более полувека, и наука ушла вперед в своих взглядах на эту болезнь, многие из мер, принятых тогда, и по сие время считаются действителными. Но особенно может быть для нас поучительно в истории первой Московской холерной эпидемии участие общества, которое выразилось в борьбе с этою болезнию, которая тогда, как впервые появившаяся в виде эпидемии, была, конечно, ужасна для москвичей. В рядах бойцов с этою болезнию мы видим граждан всех сословий, начиная с имен самых знатных родов и кончая фамилиями простолюдинов...
Первый листок Ведомостей начинается заявлением, что Московский военный г.-губернатор, князь Д. В. Голицын, предписал издавать при временом медицинском совете «особливую ведомость для сообщения обывателям верных сведений о состоянии города, столько необходимых в настоящее время, и для пресечения ложных и неосновательных слухов, кои производят безвременный страх и уныние». Затем следует изложение программы тех сведений, которые должны помещаться в ведомостях; далее сообщаются данные о числе смертных случаев в Москве за каждый месяц истекшего 1829 года, когда в ней, как известно, еще не было холеры. Оказывается, что и в самое благополучное время в Москве (имевшей тогда до 300 000 жителей) умирало ежемесячно от 700 до 1 300 человек, то есть круглым числом по 900, или ежедневно по 30 человек». Из приведенных цифр видно, что максимум смертности в 1829 году пал на апрель, когда умер 1305 человек, и минимум на февраль, в продолжение которого скончалось 668. Всех умерших в 1829 году в Москве было 10 117 человек: цифры интересные для сравнения смертности в Москве в настоящее время. Заканчивая сведения об умерших в 1829 году, редакция Ведомостей прибавляет: «Ныне, несмотря на лишнюю опасность, по странному стечению обстоятельств, в последние шесть дней умирало круглым счетом только по 15 человек; из этой пропорции следует вывести необходимое заключение, что Москва редко бывала так здорова как ныне; будущее в руце Божией».
Успокаивая, насколько возможно, жителей Москвы, администрация ее, тем не менее, принимает меры против холеры. Московский генерал-губернатор приглашает лиц, пользующихся особым доверием в обществе и известных врачей, разделяет Москву на участки по ее полицейским частям и отдает их под надзор и попечение вышеозначенных лиц. Объявляется, что в каждой части будет устроена особая больница. Ддя пресечения сообщения с жителями зараженных холерой губерний, по границам Московской губернии ставится кордон. Временный медицинский совет, учрежденный военным генерал-губернатором, рекомендует носить при себе мешочки из холстины с хлором для предохранения от заразы. Он же объявляют, чтоб обыватели решительно не употребляли никаких «предостерегательных» средств, кроме тех, кои будут обнародованы, так как в последнее время многие пострадали от неумеренного употребления дегтярной воды и т. п. Химик Герман предлагаеть способ к очищению воздуха в покоях хлором. Советь это одобряет и печатает о самом способе употребления. Обо всех этих мерах было донесено генерал-губернатором Государю.
Несмотря на вышеозначенныя меры, паника в Москве растет все более и более.
Московский митрополит Филарет, 25 сентября, в день Преподобного Сергия, совершает в Успенском соборе литургию и молебствие с коленопреклонением о прекращении заразы. После молебна был крестный ход вокруг Кремлевских соборов и дворца к Лобному месту. Тоже молебствие было совершено при многочисленном стечении народа и во всех московских церквах, из которых были также крестные ходы с колокольным звоном вокруг приходов. Ведомости сообщая об этом, прибавляют: «Жители московские в сердечном умилении обращались к святому угоднику, который, в течение веков бодрствуя над своею земною отчизной, хранит ее ото всяких напастей, и он внял, кажется, их теплым молитвам: в этот день умерло в Москве гораздо менее, чем в самое благополучное время, много бо может молитва праведника споспешествуема».
Когда же именно появилась в Москве холера в 1830 году?
В рассматриваемых Ведомостях на этот вопрос точного ответа нет. В первом нумере их, вышедшем в свет 23 сентября, сказано, что в Москве, за последние шесть дней, то есть с 16 до 22 сентября, умерло семь человек с признаками холеры более или менее сомнителными»; но в какой именно день был первый этот сомнительный смертный случай от холеры, на то в Ведомостях указания нет. Заметим что такого рода неопределенные отметки о умерших продолжаются до 29 сентября. Но вот в этот день, в 11 часов пополуночи, изволил прибыть в Москву император Николай I, и в Ведомостях за это число 1 октября, напечатано в первый раз точно, что в Москве умерло 29 июля от холеры 28 человек. В этом эпизоде нельзя не заметить, с одной стороны, осторожность Московской администрации, конечню, имевшей в виду, так сказать, исподволь приготовить публику к появлению такой страшной гостьи в Москве, какова в то время была холера, и не посмевшей, однако, назвать болезнь точно ее именем до приезда Царя в Москву, а с другой, прямой и самоотверженный образ действий Императора, столь свойственный этому рыцарю-монарху.
Пред своим приездом в Москву Государь, на донесение Московского военного генерал-губернатора о появлении в Москве холеры и мерах принятых против нее, осчастливил его 24 сентября следующим замечательным письмом: «С сердечным соболезнованием получил я ваше печальное известие, Уведомляйте меня с эстафетами о ходе болезни. От ваших известий будет зависеть мой отъезд. Я приеду делить с вами опасности и труды. Преданность в волю Божию! Я одобряю все ваши меры. Поблагодарите от меня тех, кои помогают вам своими трудами. Я надеюсь всего более теперь на их усердие».
С приездом Царя Москва воскресла. «Нельзя описать восторга, — пишет редакция Ведомостей, — с которым встретил его народ, тех чувствований, которые изображались на всех лицах: радость, блогодарность, удивление, доверенность, преданность... Все со слезами на глазах блогословляли имя Царя добродетельного и великодушного, который в такую важную минуту так утешил своих верных подданных.. Помазанник Божий привез нам Божией милости, говорили они друг другу...»
Знаменитый иерарх Московской церкви, митрополит Филарет, встречая Царя в день его приезда в Москву в Успенском соборе, говорил следующую речь: «Цари обыкновенные любят являться царями славы, чтоб окружить себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтоб опасности с народом твоим разделять, чтобы трудности препобеждать. Такое царское дело выше славы человеческой, поелику ооновано иа добродетели христианской. Царь Небесный провидит сию жертву сердца твоего и милосердно хранит тебя и долгогерпеливо щадить нас. С крестом сретаем тебя, Государь; да идут с тобою воскресение и жизнь».
В Москве в сентябре 1830 года, между 16 и 22 числами, холера, по данным наших Ведомостей день ото дня, за малыми исключениями, все более увеличивалось. Всех заболевших по 1 октября было 212 человек, из коих умерло 96. Самое большое число умерших падает на 14 октября, когда от нее скончалось 118 человек. Выше этой цифры суточная смертность от холеры не была во все время эпидемии. В этот день число умерших от других болезней равнялось только семи. При смертности круглым счетом по 30 человек в обыкновенное время, о чем было сказано выше, цифра 118 от одной только холеры, конечно, была ужасна. С 14 октября смертность от холеры, с некоторыми колебаниями, начинает мало-помалу уменшаться, и бюллетень от 29 октября уже начинается следующим заявлением: «Блогодарение Богу! Болезнь в продолжение последних двух недель ослабела очевидно; занемогать и умирать стало почти втрое менее; число выздоравливающих увеличилось безо всякого сравнения». Ежедневные сведения в Ведомостях о числе заболевших, умерших, выздоровевших и оставшихся еще больными продолжаются до 5 января 1831 года. За 4 января отмечено: заболевших вновь 10, умерших 10 и оставшихся больными 124 человека. На этом сообщении ежедневные сведения о ходе холеры кончаются, и нумер Ведомостей от 6 января 1831 года, с зоголовком «последний» заявляет «что болезнь почти прекратилась, и можно надеяться, что жители Москвы скоро должны будут принести блогодарственные молитвы милосердному Богу за совершенное избавление от бедствия, тяготевшего над нами в продолжение четырех месяцев. В этом последнем номере нет уже сведений о числе заболевших и умерших от ходеры. Но тем не менее, холера в Москве продолжалась и по окончании выхода в свет Ведомостей, что видно из приложенного к нашему собранию объявления Московского обер-полицеймейстера Муханова от 1 февраля 1831 года, где напечатано: «Государь Император, по полученным донесениям, что в Москве больных холерой остается мало, Высочайше повелеть соизволил все кордоны содержащиеся по Новгородской и Тверской губерниям снять, полагая остающийся до времени по реке Шоше кордон достаточным для очищения проезжающих по Московскому тракту».
Сколько же всего заболело и умерло в Москве во время холеры в 1830 и 1831 годах? При ведомости за № 66 приложен отчет о ходе холеры в Москве со времени ее появления до 27 ноября 1830 года, Более поздних отчетов в нашем собрании нет; были ли они — того мы не знаем; точно также мы должны сказать и о поручении, данном М. П. Погодину, составить алфавитный список всех больных, о чем заявлено в ведомости от 21 ноября 1830 года.
В отчете по 27 ноября значится всех заболевших холерой 7 625, а умерших 4 101. Так как Ведомости выходили в свет и после 27 ноября, именно до 7 января, то очевидно, что мы можем и за этот последний период времени получить цифры о заболевших и умерших от холеры. За это время заболело 716 человек, а умерло 430. Следовательно по данным наших Ведомостей, со дня появления холеры в Москве, заболело от нее 8340 человек, а умерло 4531, стало быть смертность от нее была более 50%. Но так как холера продолжалась в Москве и после выхода в свет последней ведомости, то очевидно, что в Москве заболевших и умерших от холеры в 1830 и 1831 годах было более вышеозначенного; процент же смертности, по всему вероятию, был менее 50%, потому что известно, что холерная эпидемия в своем исходе дает более выздоровлений, нежели в первое время своего господствования. Очень жалко, что из сведений сообщаемых Ведомостями нельзя указать, какие именно части города Москвы более пострадали от холеры и какие менее. Что касается пола заболевших в умерших от нее, то сведения об этом возможно извлечь из отчета составленного по 27 ноября 1830 года. И этого отчета видно, что до 27 ноября заболело ею мужского пола 4 354 человека, а женского 3 271, а умерло первых 2 332, а вторых 1 769 человек. Данных о поле заболевших и умерших от холеры после 27 ноября 1830 года в Ведомостях нет. О летах, занятиях и проч. заболевших и умерших в 1830 и 1831 годах нет никаких указаний в наших Ведомостях.
В чем же состояли меры против холеры? Мы уже упомянули о некоторых мерах, принятых Московской администрацией. Теперь скажем о них несколько подробнее. Для пресечения сообщения с жителями зараженных губерний как прямым, так и побочными трактами, по границе Московской губернии, начиная от Серпухова через Коломну, Вогородск, Сергиевский Посад и Дмитров, до большого С.-Петербургского тракта, был поставлен военный кордон из 6 эскадронов 4-й гусарской дивизии; для проезда на всей этой дистанции назначены четыре пункта со временными обсервационными заставами; а) в Серпухове, б) в Коломне, в) в Богородске, г) в Сергиевском Посаде. Прочие же побочные и проселочные пути были заграждены как военным кордоном, так и снятием на реках мостов, уничтожением перевозов и перерытием дорог. Чиновникам, заведывавшим сими заставами было вменено в обязанность на Серпуховской и Коломенской, чтоб они с надлежащими предосторожностями пропускали приходящие водой баржи, также проезжающих сухим путем и следующие в Москву транспорты и обозы, а на Вогородской и Сергиевской для большей, по обстоятельствам, предосторожности, было приказано пропускать по четырнадцатидневном карантинном очищении одних только едущих в каретах и колясках; всех же прочих, как пеших, так и едущих в телегах, кибитках и подобных тому повозках, а равно и обозы, останавливая, отсылать назад. Следующие из означенных губерний почты ж эстафеты приказано было останавливать на сих заставах, и корреспонденция, по окурении, передавалась высданным туда, по распоряжению Московского почт-директора, особым почтальонам.
Сообразно с сими мерами были сделаны сношения с гражданскими губернаторами Тульским, Рязанским, Вдадимирским, Костромским, Ярославским и Тверским, дабы они как следующим в Москву из тех губерний, так и проезжающим чрез оные давали направление согласное с сим распоряжением; а начальствующие над смежными губерниями Тульскою, Рязанскою, Владимирскою и Тверскою, чтобы сверх того подтвердили, в особенности пограничным жителям, воздержаться от покушений пробиратьея в Московскую губернию путями недозволенными, а также озаботились бы со своей стороны снятием мостов и уничтожением переправ. Рыбакам было дозволено на пограничных реках заниматься ловлей, употребляя при этом лодки; но с тем, чтоб они были обязаны подписками никого не перевозить и не приставать к противоположному берегу под опасением за нарушение сего скорого телесного нказания. Так как прежде еще заграждения окольных путей, многие обозы могли уже войти в Московскую губернию, то из 18 застав в Москву ведущих Московский военный генерал-губернатор приказал закрыть восемь, а именно: Симоновскую, Спасскую, Проломную, Семеновскую, Сокольническую, Миусскую, Пресненскую и Даниловскую; а приходящие к прочим заставам обозы направлять к четырем особо назначенным пунктам, на которых было устроено все нужное для карантинного очищения. В дополнение к этим мерам, опубликованным 26 Сентября, было сделано распоряжение и относительно выезжающих из Москвы в благополучные губернии. «Лица желающие выехать из Мосввы должны были заблаговременно выслать свои экипажи для окуривания к заставе; когда же после того и они сами прибудут к этой заставе, то окурив и их, доволять им следовать в окуренных экипажах». Отправляющиеся из Москвы обозы и пешеходы, следующие в благополучные губернии, были окуриваемы в продолжение одного или двух дней.
Несмотря на такие строгие меры, Государь по приезде своем в Москву, соизволил найти нужным, «чтобы столица сия с 1-го октября на некоторое время была оцеплена и никто из оной выпускаем, а равно и впускаем в оную не был, кроме следующих с жизненными и другими необходимыми припасами». 14 октября военный генерал-губернатор дает знать, что для всех выезжающих из Москвы, вместо 2-х-дневного карантина, назначен 14-ти-дневный, причем было объявлено, чтобы желающие выехать из Москвы предварительно извещали об этом полковника корпуса жандармов г. Перфильева, от которого можно узнать, есть ли места в карантинах. Для доставления в Москву жизненных и других необходимых вещей был установлен такой порядок: привезшие оные останавливаются у цепи кордона, и для принятия припасов являются люди из Москвы к кордонной цепи, где или на тех же лошадях, на коих припасы привезены, отвозят оные в Москву и, сложив с возов, возвращаются к дожидающимся их у застав, или у цепи перекладывают припасы на другие воза, и везут их на приведенных из Москвы свежих лошадях; люди, доставляющие из деревень продукты в Москву, не пропускались и возврат из оной был воспрещен. Вместе с сим генерал-губернатор объявил, чтобы все фабриканты и заводчики, желающие отправить из Москвы какие-либо материалы, могущие принимать в себя заразу, как например, шерсть, шелк и тому подобное, не иначе отправляли бы оные, как по надлежащем очищении в карантинах и чтобы эти материалы также принимали у кордонной цепи другие возчики, за цепью находящиеся; помещики, к коим привозили из деревень жизненные припасы, были предупреждены, чтобы их крестьяне подвозили оные к кордонной цепи в простые дни, а не в торговые, когда бывает большое стечение народа, в особенности в местах где назначены рынки.
Оцепление Москвы продолжалось до 6-го декабря 1830 года. С этого дня по Высочайшему повелению оно снято. Военный генерал-губернатор объявил об этом накануне тезоименитства Государя, желая ознаменовать сей день таким радостным для москвичей событием. Вместе со снятием оцепления Москвы были уничтожены карантины и на границах Московской губернии, в Коломне, Серпухове, Сергиевском Посаде и Богородске, но в смежных губерниях с Московской еще были оставлены обсервационные заставы. Итак Москва была оцеплена почти двойным кольцом кордонов».
В ней же происходило следующее.
Ежедневно, как уже сказано было выше, печатались Ведомости о ходе холеры в Москве и мерах против нее, что весьма было важно в то время, когда в городе ходили ложные слухи о причинах появления и лечении ее, практиковавшемся в больницах. Холерная эпидемия, посетившая в 1830 году Москву, до этого времени не бывала в ней. Сопровождаясь поносом и рвотой, припадками свойственными, как известно, отравлению некоторыми ядами, она давала повод к различного рода нелепым толкам. В ведомости от 19-го октября редакция горько жалуется, «что, несмотря на то, что правительство обнародывает все сведения о состоянии болезни в Москве, дабы всякий благоразумный обыватель, видя настоящую степень опасности, убеждался в необходимости принятых мер, содействовал их исполнению и соображал свои действия, находятся празднословы даже и не в черни, которые распускают безосновательные слухи, смущающие людей, не совершенно твердых и робких. 22-го октября та же редакция заявляет: «Благодарение Богу, число выздоравливающих беспрестанно умножается. Вот верные и беспристрастные свидетели, от которых можно узнать истину об устройстве и состоянии временных больниц. Должно надеяться, что несправедливые слухи теперь прекратятся, и все действующие лица примут достойную мзду себе в общем мнении». Собранный Московским военным генерал-губернатором медицинский совет состоял из следующих членов, докторов: Пфеллера, Зубова, Броссе, Сейдлера, Мухина, Герцога, Рихтера 1-го, Рихтера 2-го, Левенталя, Оппеля, Геймана, Лодера, Рамиха, Корша, Поля, Янихена, Высотского, Саблера, Гааза и Альбини. Москва была разделена на 20 округов, по числу находившихся в ней в то время полицейских частей. В каждом округе было особое лицо из почтеннейших граждан Москвы, добровольно изъявивших согласие иметь надзор и попечение по избранной ими части. Эти лица именовались начальствующими над частями. К каждому из них был прикомандирован один из вышеназванных докторов. Они назывались медицинские инспекторами. В числе двадцати начальствующих лиц встречаем десять имен одних сенаторов. Вот эти почтенные фамииин: Озеров, Башилов, Дурасов, Тучков, Бухарин, Писарев, князь Урусов, Яковлев, Брозин и Фон-Брин, В числе остальных десяти лиц находились: князя Гагарина, князя Добанова-Ростовского, Дегая, Бутурлина, Стааля, Самарина, Гедеонова, Апухтина, Юния и Голохвастова. Вслед за разделением Москвы между вышеозначенными лицами, был напечатан для общего сведения список этих лиц с их адресами. Впоследствии времени к каждому из начальствующих лиц было назначено по одному помощнику. Митрополит Филарет для содействия начальствующим в частях назначил двадцать человек из черного и белого духовенства. Здесь мы находим имена многих архимандритов и протоиереев. Были напечатаны наставления, как сохранять себя от заболевания холерой. Было объявлено, что обыватели, в случае заболевания холерой, должны обращаться в полицейский частный дом, откуда немедленно отправляется к больному лекарь. «Если же в каком-либо доме будет умерший от холеры, о котором не было дано знать полиции, то этот дом подвергается оцеплению, и никто из живущих в нем не выпускается из оного». В частях были назначены дежурства врачей. При каждой части были открыты больницы от 25 до 50 коек. В каждой части, кроме штатного врача, были назначены еще по три временные врача, по четыре фельдшера и по нескольку студентов из Медико-Хирургической Академии и Университета. Дежурный врач, прибыв к больному холерой и дав ему пособие должен был немедленно отправить его во временную больницу, в части находящуюся. Эта мера применялась к дворовым и вообще неимущим людям; но обывателей, могущих у себя дома иметь все способы для лечения, приказано было оставлять в их квартирах. К больницам были приписаны вольные аптеки из существовавших тогда в Москве, из которых немедленно доставлялись лекарства в эти больницы. Были выработаны подробные инструкции медицинским инспекторам и частным врачам, в которых точно определялись их обязанности. Кроме вышеупомянутых больниц, в различных частях города было устроено еще много больниц на частные пожертвования. Была установлена такса ценам на мясо, ржаную муку, дрова. Бедным доставлялась даром теплая одежда; были устроены даровые общие столы, Раздавалась безденежно хлорная известь, хлорная вода, мясо, соль, мука, крупа. Бедным по выходе из больницы, раздавались деньги. Из дурных в гигиеническом отношении домов переводились целые семейства в хорошие в санитарном отношении дома. Приспособлялись дома для жилья бедных с хорошею пищей, одеждой, под надзором врачей, с предоставлением права живущим в них заниматься своим делом. Император Николай I пожертвовал на это 10 000 рублей. Отводились особые дома, где, по выходе из больниц, выздоровевших от холеры выдерживали в семидневном карантине. Московский военный генерал-губернатор, имея в виду, что медицинские инспекторы, по ежедневно усиливающимся занятиям, не могут вовремя приезжать в заседания медицинского совета, назначил состоять при себе особый временный физикат, которому было вменено в обязанность рассматривать все дела, касающияся до врачебных распоряжений по городу и уездам. Физикат имел заседания ежедневно утром от 11 до 2 часов и вечером от 6 до 8; совещания же инспекторов продолжались в собраниях, хотя и не долгих, и представления их передавались генерал-губернатору членами временного физиката. Московский физикат объявляет о важности поносов, обыкновенно предшествующих холере и их излечимости. Заметим, что это наставление физиката, как основанное конечно на наблюдении над больными, имело и имеет и в настоящее время весьма важное значение. Вот в кратких словах те меры, которые были приняты против холерной эпидемии, бывшей в Москве в 1830–31 годах.
Теперь нам остается сказать об общественной благотворительности; но при краткости нашего очерка, мы встречаемся здесь с большим затруднением. Размеры, которых достигла в это тяжелое время общественная благотворительность, поистине изумительны. Без удивления нельзя читать этих длинных перечней, наполняющих все ведомости извещениями о различных приношениях в виду общественного горя. Редакция Ведомостей в последнем их номере совершенно справедливо говорит, что граждане Москвы явили себя вполне достойными; все приносили они в жертву для несчастных собратий, достояние, знание, труды, силы, здравие и жизнь! Нес в жертву едва ли не всякий что только мог, начиная от какой-либо пары туфель для больницы до десятков тысяч рублей. Несли мыло, свечи, подсвечники, ложки, плевательницы, термометры, носилки, холсты, шубы, сапоги, валенки, чулки, тарелки, вилки и пр, пр. Все это, конечно, нужно было для больниц и для домов призрения, где жили бедняки. Среди этого множества приношений, нередко в больших размерах вы видите, например, что действительный статский советник Бекетов жертвует 1000 полуимпериалов. Купцы, живущие в Серпуховской части, Титов, Рыбников, Бабкииъ, Ремизов, Котельников, Болдырев, Савельев и Кудрявцев, заявляют, что они во все время эпидемии будут продовольствовать на свои средства всех бедных, живущих в Серпуховской часи. Но вот канцелярский служитель П. Г. Молчанов жертвует в больницу при Мещанской части 594 рубля. Редакция Ведомостей замечает: «Эта жертва друга страждущего человечества уподобляется двум лептам евангельской вдовицы: он отдал все, что имел!» Отдают свои дома для призрения бедных и для больниц. Граф Шереметев отдает свой дом на Воздвиженке для призрения бедняков и благодарят генерал-губернатора за то, что он удостоил его приобщить, в столь тяжкую годину, к числу сородичей, подающих помощь страждущему человечеству, и вместе с тем уведомляет его, что он сделал распоряжение, чтобы дом его отапливался его дровами, а призреваемые продовольствовались на его счет. Пашков отдает дом на Знаменке под больницу. Князь Долгорукий предоставдяет свой дом также под больницу, жертвует 1000 рублей на ее устройство и снабжает ее кроватями, тюфяками и пр. Фамилии Шепелевых, Кавелиных, Ростопчиных, Нарышкиных, князей Урусовых, Лазаревых, Шиповых, князей Голицыных, Дурасовых и пр. встречаются в списке жертвователей, и некоторые в них по нескольку раз. И жертвы их равняются десяткам тысяч рублей. Старообрядцы Рогожского кладбища устраивают больницу на 100 коек. Монастыри, черное и белое духовенство в своих пожертвованиях не отстают от других сословий, и во главе их замечаем имя митрополита Филарета. Врачи, фельдшера, и медицинские студенты идут на службу в холерные больницы и отказываются от вознаграждений. Аптекари сбавляют цены на лекарства, а большинство из них отказывается от денег за доставку лекарств в холерные больницы. Так для примера упомянем о содержателе Никольской аптеки Ландграфе, которому приходилось получить за лекарства со скидкой 30 % —1 586 р, но он всю эту сумму пожертвовал в пользу бедных. Некоторые из выздоровевших от холеры поступают в холерные больницы в сиделки и сидельщики. Московский купец Лепешкин всем бедным семействам, живущим в 5-м квартале Якиманской частя, выдает во все время эпидемии муку, крупу, говядину. Редакция Ведомостей замечает, что в этом квартале оказалось 51 нуждающееея семейство. Начальствующий над Пятницкою частью сенатор Яковлев доносит генерал-губернатору, что во вверенной ему части дворянин Куманин, купцы Боткин, Аксенов, Лепешкин и Барков устроили ж содержат на свой счет больницу. Вот жертвуется 3000 ведер хлорной воды. На эту жертву выражается желание снабжать всех бедных целой части города, и при том обширнейшей, даровою раздачей хдориновой извести. Установлена правительством такса, по соглашению с хлебными торговцамн, на ржаную муку 1-го сорта по 1 р. 55 к., за пуд; но является купец В. В. Страхов и заявляет, что всем бедным жителям Москвы он предлагает такую же муку по 1 р. за пуд и для этой цели открывает свой лабаз на Болоте, где к услугам бедняков лежит 5000 пуд. этой муки. А чтобы но было какого подсыла со стороны торговцев, то жертвователь просит бедных являться к нему в лабазы со свидетельствами о бедности от полиции. Прекрасный подвиг! — замечает редакция Ведомостей, сообщая об этой жертве Страхова. Имя второго бдагодетельного человека много раз встречается в списках жертвователей, и каждый раз жертвы его равняются тысячам. Сын его, проезжая раз чрез село Протопопово, где был карантин, и узнав, что многие из задержанных в карантине нуждаются в хлебе, заподрядил на их пропитание 300 пудов печеного хлеба. Бывший в то время Московским гражданским губернатором Небольсин жертвует 2 250 пудов ржаной муки...
Но продолжать исчисления всех жертв и жертвователей мы конечно не можем, и нам остается только пожалеть, что всех имен друзей человечества в нашем кратком очерке мы даже и сосчитать не можем.
Помогая живым, не забывали и умерших. В Сохранную Казну были положены суммы на вечное время с тем, чтобы в известные дни был помин по усопшим от ходеры. Такие суммы были внесены на имена церквей на Ваганьковском кладбище, в Полицейской больнице, Св. Чудотворца Николая, что в Стрелецком, на Знаменке, и Ризоположения.
В рассматриваемых нами Ведомостях, отражающих в себе всю жизнь Москвы, насколько она касалась эпидемии, описан (№ 23) один эпизод, который на светлой картине необычайного подъема общественной благотворительности выдается черным пятном. Нам не хотелось было и сообщать об этом эпизоде, но в качестве повествователя мы не имеем права обойти его молчанием. Вот этот эпизод: купец Григорий Шелапутин, в Сыромятниках, в самом начале эпидемии, жертвует 4 000 ведер хлорной воды и затем объявляет в Московских Ведомостях, что он такую же воду продает по 4 р. за ведро с посудой, Узнав об этом, московский купец Титов заявляет Физикату, что он будет делать любой крепости эту хлорную воду во все время эпидемии до 250 ведер в сутки и будет продавать ее по своей цене, то есть по 10 копеек медью за ведро, а всю сумму, вырученную от продажи ея, представляет в пользу больницы при городской части. При этом заявлении Титов предоставил в Физикат две бутылки хлорной воды для испытания. Редакция наших Ведомостей замечает: «Физикат, с великою блогодарностью приняв это истинно блогородное предложение купца Якопа Титова сына Титова», разрешил ему приготовлять эту воду и сделал распоряжение о доставке воды всем в ней нуждающимся по столь дешевой цене».
Василий Остроглазов Перерва, Июль 5-го дня. 1884.
С дозволения автора заимствуем статью эту из «Московсках Ведомостей» 1884 года.
Многим еще памятны страшные стеснитеиьные меры, придуманные по поводу первой холеры 1830 года. Страх перед нею был так велик, что правительство намеревалось подвергать очищению и окуриванию товары. Московское купечество встрепенулось и обратилось к Государю с просьбою о пощаде. Тогда образован был особый для того комитет, в который приглашен был и митрополит Филарет. Его записка 1-го Декабря 1830 г. об этом предмете (напечатанная во 2-м томе «Собрания мнений и отзывов»№, изд, арх. Саввою, стр. 284–290) спасла Русскую торговлю от неисчислимых бед и убытков. К чести тогдашних врачей надо сказать, что и они, в большинстве, подали голоса против чрезмерных страхов.
П. Б. [Петр Бартенев]