Александр Евтихиевич Мозалевский, Иван Иванович Сухинов и Вениамин Николаевич Соловьев были членами Общества соединенных славян. После подавления восстания Черниговского полка судимы были Мозалевский, Сухинов, Соловьев и Быстрицкий военным судом при Главной квартире Первой армии в Могилеве. Военный суд вынес им одинаковый приговор: к смертной казни четвертованием, по заключению Аудиториатского департамента они тоже были признаны подлежащими смертной казни, а по высочайшей конфирмации — приговорены к лишению чинов и дворянства, преломлением шпаг под виселицей и ссылке в каторжные работы вечно.
Образец почерка И. Сухинова. После церемонии проведения гражданской казни в г. Василькове черниговцы 5 сентября 1826 г. в оковах были отправлены по этапу из Киева в Сибирь вместе с уголовниками. [Кодан, 1983, с. 106] Александр Мозалевский, Иван Сухинов и Вениамин Соловьев в одной связке, как в прямом, так и в переносном смысле шли на каторгу. Законодательство того времени запрещало применение телесных наказаний к представителям высшего сословия. Кандалы же являлись одним из видов телесного наказания и не должны были применяться к декабристам, 91 % которых являлись дворянами. Однако, декабристы как важнейшие преступники этапировались к местам каторги, закованные в ножные, а некоторые и ручные кандалы. И тяжелее всего пришлось тем декабристам, которые шли по этапу пешком. Вес оков доходил до 9 кг, кандалы причиняли им большие мучения, кроме того, что они просто мешали идти — от железа перетирались голенища сапог, летом железо раскалялось, а зимой способствовали обморожению. В любую погоду - в мороз, в метель, в дожди перегоняли их из одной пересыльной тюрьмы в другую. Когда Мозалевскому и его товарищам становилось совсем плохо, и они впадали в беспамятство, их бросали на телеги, а чтобы ноги от бессилия не волочились по земле, их привязывали к повозкам. О тяжести пешеэтапного перехода свидетельствует тот факт, что черниговец Андрей Быстрицкий не перенес и начала кандального пути, тяжело заболев, он несколько месяцев провел в Московской пересыльной тюрьме. Мучительный пешеэтапный путь на каторгу был страшнее, чем сама каторга. К тому же время нахождения в пути не входило в срок каторжных работ. А черниговцы Мозалевский и его товарищи находились в пути более полутора лет, а точнее 1 год, 6 месяцев, 11 дней. [И дум…, 1980, с. 236] Одни за другими их обгоняли другие декабристы, следующие на каторгу в повозках. Полтора года без теплой одежды, например, «наготу Соловьева прикрывала рубашка и халат», без денег, так как личные деньги у арестантов забирались и пересылались в Тобольский приказ, а оттуда уже в места назначения каторги. Мозалевский с товарищами черниговцами были лишены возможности пользоваться своими деньгами на еду в пути и питались от казны на 12 копеек кормовых в день.
Как известно, за Тобольском их догнала Елизавета Петровна Нарышкина и «просила принять на дорогу 300 рублей» и уже в Чите они получили денежную помощь от Екатерины Ивановны Трубецкой и Марии Николаевны Волконской. На эти деньги были приобретены одежда, продукты и необходимые на каторге предметы. В составе фонда «Нерчинское горное правление» хранится документ, датируемый 10 февраля 1828 года, это Приказание 1762 Иркутского губернского правления Нерчинской горной экспедиции «С препровождением денег» принадлежащих преступникам «Александру Мозалевскому ассигнациями 20 рублей и серебром по курсу 4 рубля 87 копеек, Вениамину Соловьеву ассигнациями 70 рублей и серебром по курсу три рубля 69 копеек, Ивану Сухинову ассигнациями 92 рубля 71 копейка». Губернское правление «просит о получении оных денег уведомить сие Правление». [ГАЗК, ф. 31, оп. 1, д.903, лл. об.] А 8 апреля 1828 года шихтмейстер Мелехин из Нерчинской горной конторы рапортует в Нерчинскую горную экспедицию о том, что «деньги принадлежащие ссыльным Мозалевскому, Соловьеву, Сухинову в здешней конторе получены сохранно и будут из числа их означенным ссыльным выдаваны на необходимые их надобнасти по частям..» [Там же, лл. об.]
В. Соловьев. В составе фонда «Нерчинское горное правление» хранится дело 903, содержащее комплекс документов о Мозалевском и его товарищах. В Нерчинские заводы осужденные прибыли в марте 1828 года, о чем свидетельствует другой документ «Список о летах и преступлениях вновь приведенных в заводы 8 марта 1828 года ссыльных». [Там же, л. 40] В документе в числе первых значатся Вениамин Соловьев 25 лет, Иван Сухинов — 32 года и Александр Мозалевский 23 года «за участие в возмущении против высочайшей власти, по конфирмации Его Императорского Величества лишены чинов и дворянского достоинства и по постановлению под виселицей с преломлением над головами их шпаг сосланы в каторжную работу». А 10 марта 1828 года в рапорте 3494 шихтмейстер Нерчинской горной конторы Мелехин докладывает в Нерчинскую горную экспедицию о том, что отправленные предписанием Нерчинской горной экспедицией «вновь приведенные из города Нерчинска ссыльные Вениамин Соловьев со товарищи, всего три человека, в здешней конторе сего числа приняты сохранно, в списке зачислены и употребляться в работах будут на поставленном порядке. А какого эти ссыльные росту, приметы и какая у них имеется казенная и собственная одежда какие знают ремесла или грамоту, о том значит в приложенной у сего описи». [Там же, л. 183] К сожалению, не сохранилось ни одного портрета с изображением бесстрашного гусара Ивана Ивановича Сухинова и только документальное описание его внешних примет фонде «Нерчинское горное правление» дает хотя смутное представление о том, как он выглядел: «поручик Черниговского пехотного полка, 32 лет от роду рост 2 аршина, 8 ½ вершка (примерно 1 м. 80 см.), лицом с бела смугловит, глаза серые, волосы на голове темно-русые, бороду бреет, у левой руки на плече рубец, и выше кисти во время сражений от сабли рана, на левой ноге от контузии раны».
Здесь же хранится «Опись имению у присланных вновь трех человек», в нем значится список имущества Ивана Сухинова, Вениамина Соловьева и Александра Мозалевского на момент их отправки из Нерчинского Завода на Зерентуйский рудник. «Какую имел одежду и прочее имущество» — у Ивана Сухинова имелись: «казенное: шуба овчинная, рубашка и портья холщевые, онучи суконные. Собственное жилетка черного тонкого сукна, образ Божьей Матери в медной оправе, шуба овчинная, шапка суконная синяя, рукавицы лайковые, полотенец холщовых — 7, бритва одна,.. рубашек коленкоровых — 3, полотнянных — 5, платков шейных: черный, белый, носовых больших полотнянных — 7, синих бумажных — 3, подштанников холщевых — 3, жилетов плисовый черный — 1, белый — 1, салфеток — 2, брюк суконных темно синих — 1, черных с красною прошвою — 1, серые — 1, шароваров суконных серых — 1, черных — 1, трубка курительная, перчатки замшевые — 1, получулочьев бумажных — 5 пар, галстук плисовый, подтяжки лайковые, сапогов — 4 пары, денег медною монетою три рубля». [Там же, лл. ] Три рубля.., а при этом Сухинов, Мозалевский и Соловьев, посоветовавшись, не раз все имеющиеся у них деньги, оставив себе мелочь, отдавали нижним чинам, когда случайно встречались с ними идя по этапу.
Здесь же имеется описание внешних примет Александра Мозалевского «Рост: 2 аршина, 9 ½ вершка (около 1м.80 см.). Приметы: лицом смугл, глаза карие, волосы на голове темнорусые, бороду бреет». В списке имущества Александра Мозалевского значится: «казенное — шуба овчинная, рубахи и порты холщевые, онучи суконные, собственное: образов во имя Спасителя на кипарисной тѐске, небольшая во имя Угодника Николая Чудотворца в серебряной оправе. Бекеша крымских овец крытой кашимиром сертуков черный тонкого сукна — 1, капковый черный — 1, куртка серая тонкого сукна с бобровым воротником, таковая же куртка капковая, шароваров суконных серых —2, рубах коленкоровых — 3, холстинковых — 7, подштанников холщевых белых — 2, платков шейных — 1, носовых полотняных — 6, бумажных синих — 7, полотенцев холщевых — 2, салфеток — 2, получулочьев бумажных — 2, шерстяных — 5 пар, армяк верблюжьей шерсти, чемодан юфтевый, перчаток замшевых — 2 пары, шапок кашемировых — 1, суконная синяя — 1, тюфяк тиковый — 1, потник шерстяной серый, простыня холщевая — 1, подушка холстинковая — 1, сапогов опойковых пять пар, башмаки тиковые — 1, трубка деревянная оправленная оловом, кисетов — 2, подтяжки лайковые — 1, денег государственною пятирублевою ассигнациею 1819 года за медною монетою два рубля». Благодаря помощи жен декабристов они обзавелись еще и общим имуществом: «Сверх сих вещей имеется при них общего имущества: мерин сивый 8 лет — 1, при нем упряжа как то хомут 1, узда — 1, седелко с чересседельником 1, возжи — 1, дуги 1, обшевки — 1, самовар в ½ ведра — 1, стаканов стеклянных — 1, оловянных 2. Книг печатных русских: Часослов в 2-х частях 1, Новый Завет — 1, Торжество Евангелия в 3 частях 1, Церковные истории в 2-х частях — 1, Духовное врачевство в 2-х частях — 1, Сочинения Озерова — 1, Евгений Анегин —1, Модная лавка 1, О подражании Христу — 1. Подпись Мелехин».
В этом же деле на бумаге желтоватого цвета, размером в пол тетрадного листа хранятся образцы почерков, взятых у Александра Мозалевского, Вениамина Соловьева и Ивана Сухинова по прибытии их на каторгу. Не вызывает сомнения, что Соловьев и Мозалевcкий, давая образцы своих почерков, писали тексты надиктованные тюремной администрацией: «Должно Бога бояться, Государя почитать и властям повиноваться. Писал Александр Мозалевский» [Там же, л. 183] и тот же самый текст с автографом Соловьева. Выражение, совершенно логично вписывающееся в ситуацию, в которой они находились. При даче своего образца почерка, Иван Сухинов начертал: «Счастливые сто крат, кто в неизвестной доле рождением сокрыт, и свободен в своей воле и может чувствами души располагать. Писал Иван Сухинов. Засвидетельствовал шихтмейстер Мелехин» [Там же, л. 184] Можно предположить, что закованный в кандалы Сухинов, весь свой полуторагодовалый путь в Зерентуйский рудник, вынашивающий идею восстания на каторге — не захотел писать верноподданнические слова и вывел израненной в боях рукой
А. Мозалевский. Первый в истории Сибири политический процесс связан с именами именно этой партии осужденных — Сухинова, Мозалевского и Соловьева. Весь этот многотрудный и многомесячный путь Иван Сухинов, прошедший суровую школу Отечественной войны 1812 г. от рядового до поручика, имевший семь ранений продумывал план организации восстания в ссылке. И сразу же после прибытия в Зерентуйский рудник Сухинов, не изменивший своим благородным идеалам, начал подготовку к восстанию. Близость границы будоражило воображение. Мозалевский и Соловьев были противниками замыслов Сухинова, предостерегали его не доверяться каторжным. План захватить оружие, уничтожить администрацию каторги и освободить всех заключенных не удался. Один из участников заговора ссыльнокаторжный Казаков будучи в алкогольном опьянении, донес о нем 24 мая 1828 г. управляющему Нерчинской горной конторы Черниговцеву. Заговорщики были схвачены. Военно-судная комиссия представила на утверждение коменданту Нерчинских рудников Станиславу Романовичу Лепарскому приговор, в котором Сухинов, как организатор заговора, был приговорен к наказанию кнутом тремястами ударами, клеймении лица и заключению в тюрьму. Лепарский же к этому времени получил от императора Николая I повеление судить заговорщиков по законам военного времени. Это значило, что Сухинова и наиболее активных участников надо было предать смертной казне. Но этот приговор о смертной казне держался в тайне. Кто-то уведомил Сухинова о наказании его кнутом и клеймении. Желая избавиться от позорного для себя, как дворянина, наказания Сухинов в ночь на 1 декабря 1828 г. повесился в тюрьме Нерчинского Завода. А 3 декабря по приговору были расстреляны 5 участников заговора, 4 были наказаны кнутом с подновлением клейм на лице и 9 человек наказаны плетьми. Во время следствия Александр Мозалевский и Вениамин Соловьев находились по стражей. На допросах заговорщики показали, что ни Мозалевский, ни Соловьев о готовящемся заговоре не знали. После казни заговорщиков решением военно-судной комиссии они были освобождены и отправлены А. Мозалевский в Акатуй, а В. Соловьев в Култуму, находящиеся друг от друга на расстоянии 200 верст. [И дум..,1980, 400 с.] Уже в феврале 1830 года Мозалевский и Соловьев были отправлены в Читинский острог. И в этом же году Мозалевский, Соловьев и Быстрицкий (который к этому времени уже прибыл в Читу), были отправлены вместе с другими декабристами во вновь построенную тюрьму Петровского Завода.
По окончании срока каторжных работ Мозалевский и Соловьев были оставлены в Петровском Заводе. Именно здесь составилась основная коллекция портретов участников декабрьского восстания. Декабристы в своих мемуарах с восхищением писали о блестящих и разнообразных талантах Николая Александровича Бестужева. За 12 лет пребывания на каторге Николай Бестужев создал целую галерею акварельных портретов не только своих товарищей по несчастью, их жен, а также пейзажей, видов Читы и Петровского Завода. Сохранившаяся до наших дней неразрозненная коллекция из 76 портретов, написанных Николаем Бестужевым — это та часть его творчества, которую он определил в свое время оставить лично у себя. [Зильберштейн, 1988, с. 680]. После его смерти портретная галерея хранилась уже в Москве у его сестры Елены Александровны Бестужевой, ею же была продана московскому издателю-просветителю и коллекционеру картин русских художников Козьме Терентьевичу Солдатенкову, потом оказалась у его помощника. И только 90 лет спустя после смерти Николая Александровича Бестужева коллекцию декабристских портретов отыскал, исследовал и опубликовал доктор искусствоведения Илья Самойлович Зильберштейн. До того времени как портреты были найдены они нигде не экспонировались, не находились на свету, потому акварели не выцвели и находятся в хорошем физическом состоянии. Из основного собрания, датированного 1937 годом, есть превосходные портреты, как оценивали современники, написанные «с изумительным сходством». Николай Бестужев акварельными красками умел точно передать характер человека. В этой коллекции сохранились портреты Александра Мозалевского и Вениамина Соловьева. Интересен тот факт, что портреты, за небольшим исключением, подписаны теми, кто на них изображен. Николай Бестужев хотел не только сохранить в памяти для следующих поколений облик первых русских революционеров, но и сохранить их собственноручную подпись. Значение портретного наследия Николая Александровича Бестужева велико еще и тем, что внешность большинства декабристов известна нам только по портретам, написанным им на каторге. За поселенцами постоянно велся гласный полицейский надзор, ежемесячно составлялись отчеты об их поведении. Полицейским предписывалось «за поведением и поступками наблюдать прилежно и доносить каждомесячно без упущения». В составе фонда «Петровский железоделательный завод» хранятся многочисленные, с 1844 года по 1849 год, рапорты управляющего Петровским заводом горным инженером капитаном Таскиным Иркутскому гражданскому губернатору. К примеру, один из них: «Список о прикосновенных к происшествию 14 декабря 1825 года Государственных преступников водворенных на поселение Иркутской губернии за август месяц 1844 года». Список составлялся сразу на Ивана Горбачевского и Александра Мозалевского: «Александр Мозалевский из прапорщиков 9-й пехотной дивизии Черниговского пехотного полка. Из каторжной работы на поселении с 26 мая 1841 года в Верхнеудинском уезде. Занимается домашним хозяйством, ведет себя хорошо, в образе мыслей скромен. Подлинно подписал капитан Таскин». [ГАЗК, ф. 70, оп. 2, д. 31, л. об.] Очевидно, рапорты были настолько частыми и однотипными, что 7 апреля 1844 года состоящий в должности Иркутского гражданского губернатора по секретной части предписывает Управляющему Петровским заводом, что бы тот «не обременял себя излишнею перепискою» о «невозведении никаких построек преступниками Горбачевским и Мозалевским» и просит доставлять эти сведения только тогда, когда «преступники или устроят или купят себе дома». [Там же, лл. ] Как и большинство декабристов Александр Мозалевский и Вениамин Соловьев были людьми неимущими. О бедственном положении Мозалевского на поселении рассказывают несколько документов госархива, хранящихся в фонде «Петровский железоделательный завод». Так, 17 марта 1844 года состоящий в должности Иркутского гражданского губернатора по секретной части сообщает Управляющему Петровским заводом, что «Государственный преступник Мозалевский обратился с просьбой объясняя недостаточное свое положение и не имея никакой возможности снискивать себе пропитание кроме получаемого от казны пособия по истечению каждого года просит разрешить ему в число означенного пособия выдавать каждомесячно из сумм принадлежащих конторе Петровского завода с тем, чтобы когда ассигнуется пособие возвратить этот заем». [Там же, лл.] В другом документе из Иркутска от 13 января 1845 г. состоящий в должности Гражданского Губернатора просит объявить Александру Мозалевскому, что «сумма, назначенная в пособие от Правительства государственным преступникам бедного состояния за 1844 год еще не ассигнована, поэтому и просьба его в настоящее время удовлетворена быть не может». Но вот 6 сентября 1845 г. «По уважению просьбы Государственного преступника Александра Мозалевского о бедном состоянии его при нахождении в болезни г. Генерал-Губернатор Восточной Сибири разрешил на основании Высочайше утвержденных 6 февраля сего года правил, выдать ему из казны (Верхнеудинского окружного казначейства) 114 руб. 28 ½ коп. серебром в зачет следующего ему за 1843 и 1844 г. пособия». [Там же, лл.] Ссыльнопоселенцам запрещались отлучки из города. Разрешение на отъезд могло дать только III отделение. В марте 1846 г. Мозалевский «согласно разрешения его Сиятельства графа А.Ф. Орлова приехал в Вернеудинск для лечения от болезни», получив при этом для лечения 200 рублей ассигнациями. В зачет следующего за 1845 г. денежного от казны пособия». И в этом случае продолжался полицейский надзор по месту пребывания. Окружной начальник Верхнеудинского общего окружного управления по секретной части 19 апреля не замедлил отрапортовать Петровской горной конторе о том, «государственный преступник Александр Мозалевский 15 марта и потом обратился в место своего жительства 10 числа сего месяца. Во время нахождения Мозалевского в Верхнеудинске, он никаких средств к излечению своей болезни не принимал, а располагался для сего быть в Верхнеудинске в мае месяце. В неодобрительном поведении Мозалевский замечен не был». [Там же, лл. об.] За государственными преступниками, через местные епархии и священнослужителей осуществлял свой надзор и центральное ведомство православной церкви — Синод. В обязанности епархии входил и надзор за посещением декабристами богослужений. В госархиве хранится документ 1846 г. о том, что до архиепископа Нила дошли сведения, что «находящиеся в Петровском Заводе преступники Александр Мозалевский и Иван Горбачевский не бывали у исповеди и даже в церкви со времени водворения своего в завод, т.е. с 1839 г. и что из уст Горбачевского не раз слышались слова богохульные, обличающие безбожие его», что Его Преосвященство просит «поставить в обязанность местному заводскому начальству, дабы Мозалевский и Горбачевский были обузданы, вразумлены и при содействии тамошних священников расположены к хождению в церковь и к исполнению христианского долга покаяния». А так же дознать действительно ли Горбачевский произносит «богохульные слова, обличающие безбожие его, то как самого его, так и тех которые слышали его богохульство, но не донесли о том своевременно начальству, предать суду». [Там же, лл. ] Для дознания 10 октября в Петровский Завод прибыл Верхнеудинский земский исправник «для исполнения означенного поручения» и просил к нему «в квартиру занимаемую в доме унтер шихтмейстера Янышева, завтрашнего числа по полуночи в 9 часов преступников Александра Мозалевского и Ивана Горбачевского с надлежащим за ними присмотром для спроса по прописанному выше обстоятельству». [ГАЗК, ф. 70, оп. 2, д.39, л. об.]
А. Быстрицкий. В этом же году Мозалевский предпринимал безуспешные попытки уехать в Тобольскую губернию. Главное управление Восточной Сибири на его просьбу о переводе в г. Тару Тобольской губернии оставило «без уважения». 25 июля 1846 г. Генерал-губернатор генерал-лейтенант В.Я. Руперт известил управляющего Петровским горным округом о том, что «подобные перемещения государственными преступниками производятся не иначе как с Высочайшего соизволения, для перевода же просителя Мозалевского в Тобольскую губернию я не вижу достаточных причин и потому не могу осмелиться утруждать о нем в настоящем случае Государя Императора». [ГАЗК, ф. 70, оп. 2, д. 31, лл об.] Александру Мозалевскому в просьбе было отказано, да еще и взыскано «с него в пользу казны 60 коп. серебром за негербовую бумагу».
С режима поселения на режим жительства Мозалевского перевели на полгода раньше, чем Соловьева и Быстрицкого, которые были переведены лишь по «высочайшему повелению», последовавшему в декабре 1850 года в связи с 25-летием вступления императора Николая I на престол. В предписании от 31 мая 1850 г. 329 «Государь Император высочайше повелел о переводе находящегося в Петровском Заводе государственного преступника Александра Мозалевского на поселение в Устьянское селение Канского округа Енисейской губернии. Генерал-лейтенантом Муравьевым было предписано Верхнеудинскому начальнику сделать распоряжение об отправлении Мазалевского в Иркутск и предложено Иркутской казенной палате об отпуске как упомянутому преступнику, так и казаку имеющему сопровождать его, прогонных и порционных денег». [ГАЗК, ф. 70, оп. 2, д. 39, л. 282] Уже 27 июня 1850 г. казак Константин Мирсанов уведомлял Петровскую горную контору о том, что «государственный преступник Александр Мозалевский, переведенный на поселение из Петровского завода в Енисейскую губернию доставлен». Так закончилась забайкальская ссылка декабриста Александра Евтихиевича Мозалевского. Ровно через год 7 июня 1851 г. Мозалевский умер в с. Устьянское Канского округа Енисейской губернии. [Декабристы, 1988, с. 114] Вениамин Соловьев вначале жил на поселении в том же с. Устьянском. По манифесту об амнистии 26 августа 1856 г. ему и его детям были возвращены права потомственного дворянства и титул. С 1857 г. он проживал в Рязани, с 1859 г. - в Скопинском уезде Рязанской губернии у своего брата барона Михаила Николаевича Соловьева. Умер Вениамин Соловьев в Рязани в 1871 г. [Советский, 1980, с.1251].
В Госархиве бережно хранятся драгоценные свидетельства пребывания декабристов-черниговцев в нашем крае.
Библиографический список:
1. ГАЗК, ф. 31, оп. 1, д. 903, лл. л. 40, 174–174 об., 179–179 об., 183, 184, 185–186; ф. 70, оп. 2, д. 31, лл. 22–23, 24–25, 28–28 об., 42–42 об., 63–63 об., 90–90 об.,105–105 об., 120, 121; д. 39, лл.282–282 об., 285.
2. Декабристы: биограф. справочник / под ред. М.В. Нечкиной. М.: Наука, с. 114.
3. Зильберштейн И.С. Художник декабрист Николай Бестужев. М.: Изобраз. искусство, с 680., илл.
4. И дум высокое стремление / сост. Н.А. Арзуманова; предисл. и примеч. И.А. Мироновой. М.: Сов. Россия,1980. c. 236 (Б-ка рус. худож. публицистики).
5. Кодан С. В. Сибирская ссылка декабристов: ист.-юрид. исследование. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та.
6. Советский энциклопедический словарь. М: Сов. Энциклопедия.