[Сперанская (1720-е – 1890-е) — вдова священника в селе Олонках П. М. Сперанского, племянника М. М. Сперанского.]
В 1840-х годах мы с мужем о[тцом] Петром Сперанским приехали из России, из Пензенской губернии. Оба тогда были еще очень молоды. О. Петр по окончании семинарии куда-то стремился, чего-то искал, какого-то подвижничества, под влиянием кого и чего создались у него такие убеждения, не знаю. Может быть, под влиянием нашего родственника графа Сперанского, которого муж мой знал и по-родственному встречался с ним. По приезде в Иркутск о. Петр был назначен архиепископом Нилом в Олонки, где в это время уже жил В. Ф. Раевский, прибывший туда задолго до нашего появления здесь, а именно в 1829 году1. Он занимался хозяйством, дом его стоял на площадке около Ангары, пред домом имелся садик, как сейчас помню, в нем росла малина, смородина, клубника и разные сибирские деревья.Он занимался хлебопашеством и огородничеством, имел много цветов сибирских и выписных из России, очень за ними любил ухаживать. В свободное время заходил к нам и долго за чаем вел разговоры с о. Петром. В. Ф. любил читать книги, ими он снабжал и о. Петра и по поводу прочитанного нередко имел споры. В Олонки иногда приезжали на короткое время другие декабристы из Урика и Оека, но они почему-то останавливались у нас, но не у В. Ф., хотя и заходили к нему. Почему относились холодно — не знаю. Во всяком случае отношения между ними были несколько натянутые.
Волконского, Трубецкого, Вольфа, Поджио, Вадковского я видела несколько раз; жен их видела чаще, когда они останавливались у нас, я чувствовала себя в их присутствии не по себе. Видно было и по манерам и разговорам, что они не простые дамы, хотя и держали себя замечательно просто, ласково, видна на лицах их доброта. Они часто звали меня к себе погостить у них: приезжайте, говорили они, к нам, матушка, погостить, вы свободны, детей у вас нет, у нас же дети, мы обязаны посвящать время их воспитанию. Бывала я у них во время храмовых праздников со своим мужем, но первоначально останавливались у священников, а затем уже, чтобы не навлечь на себя подозрений со стороны местных властей за близкие отношения к поднадзорным, заходили к ним. В квартирах убранство было богатое, со вкусом. В каждой комнате были иконы. Все они ходили в церковь и молились Богу, особенно замечалась набожность у княгинь Волконской и Трубецкой, это, может быть, спасало их от разных нравственных терзаний, направленных со стороны сельских и губернских мелких властей, да к тому же и сельское население относилось к этим пионерам политической ссылки очень подозрительно, потому что «царские преступники» рисовались крестьянам людьми отчаянными на все злое, страшнее всяких разбойников, стоящих на большой дороге с дубинами, и, кроме того, людьми с большим умом и хитрыми, потому что дураки не решатся выступить против царя. В начале появления декабристов городское и сельское население относилось к ним и боязливо, недоверчиво и даже жестоко, и только впоследствии взгляд их переменился в лучшую сторону. Впоследствии декабристы завоевали такие симпатии со стороны крестьян, что они совершали толпами паломничество в Троицын и Духов дни из Урика и Оека в Усть-Куду, где жили братья Поджио. Вот это как происходило: в троицу после обедни Трубецкому запрягали коляску, в нее садилась княгиня с детьми, в телеге везли самовары, чай, сахар, хлеб и проч. За ними шли крестьяне, крестьянки и ребятишки пешком, в Урике к поезду присоединялись Волконские и Муравьевы и направлялись в Усть-Куду, где останавливались в д[Оме] Поджио. Здесь кипели самовары, раскладывалась чайная посуда, пили чай, а некоторые из крестьян...2