Несмотря на обилие работ, посвященных истории декабризма, биографический аспект исследования движения до недавнего времени в отечественной историографии был представлен слабее, нежели изучение программных документов или революционных выступлений декабристов (Дружинин 1985:3-304; Бродская 1991; Зильберштейн 1977; Щеголев 1990; Эйдельман 1970 и др.). Вместе с тем, в современной исторической науке явно прослеживается возрождение интереса к жанру исторического портрета, к изучению исторических деятелей в историко-культурном контексте эпохи. Так, например, фигура лидера Южного общества Павла Ивановича Пестеля многократно привлекала внимание исследователей. Его жизни и деятельности посвящено не менее 100 научных работ (см. например Заболоцкий-Десятовский 1982; Нечкина 1955; Нечкина 1935; Павлов-Сильванский 1906; Павлов-Сильванский 1909; Пантин-Плимак-Хорос 1986; Парсамов 1989; Порох 1956; Семенова 1982; Семенова 1975; Семевский 1909; Сыроечковский 1969; Экштут 1994) и 30-ти публикаций (см. например Абалихин 1978; Пестель 1875; Пестель 1922; Пестель 1925; Пестель 1926; Пестель 1927; Пестель 1958), не считая публицистических и художественных произведений, в которых высказаны довольно противоречивые оценки идей декабриста. Вместе с тем, его научной биографии до сих пор не существует.

Ценным источником о жизни и деятельности П.И. Пестеля является семейная переписка. Информативность этого источника трудно переоценить. Кроме сведений по истории семьи Пестелей и биографий ее членов, он содержит информацию о службе, новостях внешней и внутренней политики, культурной жизни, о религиозных и общественно-политических взглядах членов семьи, о быте, круге знакомств и связях, а также позволяет осветить малоизвестные и малоизученные страницы биографии самого П.И. Пестеля. Однако несмотря на то, что этот комплекс давно известен исследователям, изучен он недостаточно. В работе Круглого (Круглый 1926) процитировано 56 и упомянуто пять писем из 330, в книге Медведской (Медведская 1967) процитировано еще три письма, не использованных Круглым, и два упомянуто. Ни одно из писем не было опубликовано полностью. Таким образом, исследователи только подошли к осмыслению этого сложного источника.

Предлагаемая вашему вниманию публикация 14 писем из эпистолярного наследия семьи Пестелей, которые впервые вводятся в научный оборот (за исключением трех отмеченных в тексте отрывков, частично опубликованных Круглым) охватывают период 1812–1814 годов, когда будущий декабрист участвовал в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах.

Письма родителей декабристу П.И. Пестелю охватывают период с 1801 по 1825 годы (последнее письмо датировано 7 октября 1825 года). Письма Ивана Борисовича за 1812–1825 г.г. сохранились практически полностью (переписка велась регулярно раз в две недели с каждой почтой), письма Елизаветы Ивановны в основном за 1823–1825 год. Всего сохранилось примерно 330 писем (включая несколько отрывков) на французском и немецком языках. Все эти письма были отправлены П.И. Пестелю и тщательно им хранились (кроме того, он сохранял и письма, адресованные братьям Борису и Владимиру). При аресте декабриста письма были конфискованы и сохранились в фонде Следственного Комитета по делу декабристов (ГА РФ. Ф. 48). Ответные письма декабриста, долгое время хранившиеся в частных руках в Смоленске, погибли во время Великой Отечественной войны.

Выбор данного комплекса источников для публикации обусловлен тем, что документы материалы составляют единое тематическое целое, освещая определенный этап биографии П.И. Пестеля. Будущий декабрист, выпущенный из Пажеского корпуса 14 декабря 1811 года прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк, отбыл в действующую армию 11 апреля 1812 года в главную квартиру в Вильно (Пестель 1927: 7). Этот полк был самым молодым в гвардии, в 1811 году только начал формироваться, поэтому туда поступили все его однокашники - Николай Пущин, В. Ушаков, сын преподавателя корпуса К. Оде де Сион, М. Лукашевич, М. Окунев, П. Беклешов, Э. Адлерберг. Вместе с полком все они приняли участие в Бородинской битве, где приняли боевое крещение, прикрывая левый фланг русской армии на одной из наиболее опасных позиций на берегу Семеновского ручья. В этом сражении Пущин, Ушаков и «под самый уже вечер» П.И. Пестель были ранены (Пестель 1927: 92). Вместе с другими ранеными Павел Иванович получил в награду золотую шпагу с надписью «За храбрость». С этим довольно тяжелым ранением связан тревожный период в жизни семьи, когда родители не знали точно, жив ли старший сын и по нескольку раз переходили от надежды к отчаянию. В поисках Павла Ивановича приняли активное участие граф Аракчеев, ставший в этот период особенно близким для семьи человеком, а также императрица Елизавета Алексеевна. Наконец 26 сентября 1812 года они получили известие от служащего на почте Л.Я. Яковлева о том, что он видел Павла Ивановича в Москве. С ноября 1812 по май 1813 Павел Иванович находился в Петербурге на лечении, после чего вернулся в действующую армию как адъютант генерала Витгенштейна. В период перемирия летом 1813 года Павел Иванович выполнял обязанности курьера между русским и австрийским императором. В мемуарах Н.В. Басаргина приводится легенда о том, что австрийский император поздравил русского императора с таким замечательным чиновником штаба (Басаргин 1988: 53). Однако в действительности, возможно в этот период он чем-то вызвал неудовольствие Александра I, следствием которого явилась предубеждение против него императора, служившее препятствием военной карьере Павла Ивановича. В переписке упоминаются почти все сражения, в которых он принимал участие: Кульм, Дрезден, Лейпциг, Бар-сюр-Об, Троа и др. Особое значение для семьи имела битва при Лейпциге — они снова 1,5 месяца не получали от него писем. Между тем стали распространяться слухи о его ранении и о том, что он пропал без вести. Истинная причина долгого молчания не установлена, известно только, что Павел Иванович объяснял невозможность писать тем, что все время находится на марше (хотя другие адъютанты Витгенштейна к тому времени уже давно написали родным). На следствии по делу декабристов он сообщил, что именно при взятии Лейпцига он «видя часто жестокие раны и страдания тех, которые неминуемо должны были умереть, особенно неприятелей, лежащих на месте сражения», он приобрел яд (Пестель 1927: 193). Из переписки очевидно, что служба адъютанта, награды и успехи давались ему дорогой ценой, так как рана, полученная при Бородине, оставалась открытой до 1815 года, несколько раз лишая его возможности ходить (ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Л. 48 об.). Во время заграничных походов Павел Иванович несколько раз встречался с людьми, сыгравшими трагическую роль в его судьбе: во время Лейпцигской битвы с П.В. Кутузовым, будущим членом Следственного комитета по делу декабристов и распорядителем казни, в начале 1814 года - с великим князем Николаем Павловичем, будущим императором Николаем I. (ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Л. 37, 51).

Эпоха наполеоновских войн оказала огромное влияние на формирование мировоззрения декабристов, о чем свидетельствуют мемуары участников движения. Не избежал этого влияния и П.И. Пестель, упоминавший на следствии в ответах на вопросы о воспитании о «возвращении Бурбонского дома на французский престол» (Пестель 1927: 90). Однако, о степени этого влияния мы можем судить преимущественно по косвенным источникам — письмам его родителей, которые в ряде случаев находят подтверждение в материалах следственного дела. В показаниях 1-6 апреля 1826 и в уже упомянутых ответах на вопросы о воспитании Павел Иванович упоминает о двух событиях войны, которые потрясли его настолько, что он не мог не вспомнить о них, подводя итоги собственной жизни — о битвах при Бородине и Лейпциге (Пестель 1927: 92, 193). Эти свидетельства поражают остротой переживания, словно со времени событий не прошло 13-ти лет — так сильно ощущение шока от обрушившейся на 19-тилетнего юношу картины горя, страданий, беспомощности и неразберихи. Это резкое изменение настроения будущего декабриста — от патриотического воодушевления и желания отличиться во что бы то ни стало до уныния и душевного упадка в оставляемой русскими войсками Москве — прослеживается и в семейной переписке. Отзвук личного опыта звучит и в строках «Записки о государственном правлении», посвященных устройству врачебной части: «Из больниц не должны быть больные быть перевозимы в другие больницы, ибо перевоз больного есть почти всегда проговор к смерти» (Пестель 1958: 256). Увиденное во время Лепцигского сражения вызвало у него даже мысли о самоубийстве. Возможно, что военные впечатления наряду с учтенным опытом Французской революции послужили причиной того, что в разрабатываемых им планах вооруженного выступления П.И. Пестель всегда выступал последовательным сторонником военного переворота в столице для предотвращения возможного массового кровопролития. С другой стороны, участие П.И. Пестеля в русско-австрийских переговорах летом 1813 года в качестве курьера двух императоров, несомненно, расширило его представления о рычагах европейской политики. Наконец, фигура французского императора не могла не оказать на него влияния (как, впрочем, и на большинство декабристов — участников наполеоновских войн). Опыт Великой французской революции, личный пример Наполеона вселял в них веру в безграничные возможности человека. Неоднократно указывалось, что участие в наполеоновских войнах дало возможности декабристам почувствовать себя творцами истории, пример Наполеона, его головокружительный взлет свидетельствовал, что человеку по силам изменить государственное устройство к лучшему, в соответствии со своими представлениями, более того, в таком случае человек должен сделать это, какое бы положение в обществе он ни занимал. Именно эти возможности, открывающиеся перед людьми в периоды революций, больших исторических потрясений, имел в виду Пестель в разговоре с К.Ф. Рылеевым о Наполеоне: «Если уж иметь над собой деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарования! Если бы кто и воспользовался нашим переворотом, ему должно быть вторым Наполеоном, и в таком случае мы все останемся не в проигрыше!» (Рылеев 1925: 187).

Корреспондентами будущего декабриста были его родители - Иван Борисович и Елизавета Ивановна Пестели. Отец декабриста Иван Борисович Пестель (1765–1843) вступил в службу 16 лет, не получив, по-видимому, никакого образования, кроме домашнего. С 1789 г. он занимал должность московского почт-директора, с 1799 г. — петербургский почт-директор, с 1806 г. — генерал-губернатор Сибири, тайный советник, сенатор и член Государственного Совета, заседал в комитете по винным откупам, в Сибирском комитете. При Павле I он попал в опалу, однако, в первые годы царствования Александра I пользовался немалым расположением нового императора. Александр неоднократно удовлетворял прошения Ивана Борисовича об отсрочке долговых выплат. Однако, карьера его кончилась плохо. В 1819 г. была создана Сенатская комиссия по расследованию его управления Сибирью, поручившая ревизию Сибирских губерний М. М. Сперанскому, в результате этой ревизии в 1821 г. Иван Борисович был отставлен от всех постов, среди современников получил широкую известность как «сибирский сатрап». Вместе с тем исследователями высказывается мнение, что недостатки в управлении Сибирью были вызваны не столько злоупотреблениями и деспотизмом генерал-губренатора, сколько всегда существовавшей конфронтацией между местной верхушкой купечества и назначенными из Петербурга чиновниками, а также противоречиями между ведомственными органами управления, генерал-губернатором и выборными органами самоуправления (Ремнев 1997:145). После отставки Иван Борисович вместе с женой и дочерью вынужден был удалиться в разоренное войной смоленское имение жены с 40 тысячами рублей долга, который выплачивал до самой смерти (Пестель 1875:415–423). В 1792 г. Иван Борисович женился на своей двоюродной сестре Елизавете Ивановне Крок (1766–1836), о которой следует сказать несколько слов. А.О. Круглый пишет о ней как о жертве своего деспота-мужа. Однако, переписка являет нам совершенный и органичный семейный союз, в котором Елизавета Ивановна, женщина, наделенная сильной волей и характером, скорее наоборот была поддержкой и опорой мужу, была блестяще образованна, одарена многочисленными талантами. В отличие от Ивана Борисовича, в переписке с сыном руководствовавшегося, в основном, здравым смыслом, Елизавета Ивановна на равных спорит с ним об исторических, философских, религиозных сочинениях европейских мыслителей, рассуждает о живописи и музыке. Современники вспоминали о ней как о прекрасной музыкантше и художнице (Ремизов 1925: 6). Кроме того, она следила за образованием и воспитанием сыновей, вела хозяйство и финансовые дела семьи, когда здоровье Ивана Борисовича пошатнулось.

В письмах Ивана Борисовича и Елизаветы Ивановны Пестелей к сыну затрагиваются такие вопросы, как слухи, распространявшиеся среди петербургского дворянства (прежде всего верхушки чиновничества) о причинах войны, личности французского императора, о перемещениях в руководстве армии и генералитете, борьбе группировок в военных кругах, настроениях петербургского общества, его реакции на сообщения о ходе военных действий (естественно, с оглядкой на цензуру), «патриотическом угаре» начала войны и отрезвлении, отзывы о внешней политике Александра I и его роли в руководстве армией, о полководцах и отличившихся офицерах, об особенностях быта и культурной жизни столицы военного периода. В письмах самого Ивана Борисовича Наполеон упоминается исключительно как «чудовище» и «враг рода человеческого». Вот, например, письмо от 10 июня 1812 года: «известие о мире с турками доставило всем здесь большое удовольствие, это означает, что все силы смогут объединиться против врага рода человеческого. Да благословит Господь все предприятия нашего превосходного Государя и ведет наши войска!!!» (ГА РФ. Ф. 48 Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 69 об.) Или письмо от 14 июля 1812 года: «Это он [Всевышний — Н.С.] поддержит нашего превосходного государя и вернет отдых и покой своей стране, покарав причину несчастий и бич рода человеческого» (Там же. Л 73 об.). Следует отметить, что с начала XVIII века Пестели были потомственными почт-директорами, поэтому патриотический пыл объясняется отчасти боязнью перлюстрации писем. Помимо осторожности, близость Ивана Борисовича ко двору является причиной того, что его письма отражают изменения официальной точки зрения на события. Иногда это принимает комический оборот. Так, в письме от 24 апреля 1812 года он говорит: «Надеемся, что не будет войны. Да будет так угодно Богу. Я до крайности миролюбив и не люблю, когда проливают человеческую кровь». (Там же. Л. 59 об.). Но уже в письме от 14 июля 1812 года: «Все что мы знаем о нашем положении в общем (а это не так много, так как плохие новости тщательно скрываются) — это действительно беспокоит, но несколько не приводит в отчаяние. У нашей страны есть силы, и чем больше враг отдаляется от границ, тем труднее будет его отступление. Одна хорошая битва — вот средство его окружить и он может найти свой конец в нашей стране, как наше его Карл XII» (Там же. Л. 73 об). Осенью 1812 года настроение Ивана Борисовича снова меняется — его письма полны резких отзывов о неразберихе и безначалии, в которых проводилась эвакуация Москвы. Прежний ура-патриотический тон возвращается в письма лишь в 1813 году. Таким образом, с одной стороны, Иван Борисович выражал трактовку событий, исходившую от придворных кругов, с другой стороны, семья была охвачена настроениями, широко распространенными в обществе в целом, не избежала горя и сомнений, а послебородинский период был связан с паникой и неуверенностью в развитии событий. Вместе с тем Пестели, как большинство представителей дворянства, стремились использовать борьбу партий в армии о возможности, предоставляемые войной, для продвижения по службе сыновей.

Предлагаемая вашему вниманию часть семейной переписки позволяет по-новому осветить как событийную сторону биографии П.И. Пестеля, так и истоки его политических взглядов.

Из 42 писем Пестелей периода наполеоновских войн для публикации отобрано 14, ранее не публиковавшихся. Тексты писем даются без сокращений, перевод выполнен С.В. Зоновой. Отдельные фразы на немецком и русском языках оговариваются в текстологических примечаниях. Примечания по тексту помещены после каждого письма, комментарии по содержанию - в конце публикации. В тексте сохранены авторские подчеркивания и раскрываются сокращения. Предполагаемые варианты прочтения неразборчиво написанных слов приведены в квадратных скобках. Публикация отдельных фрагментов писем оговорена в конце публикации.

* * *

№ 1

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 12 апреля 1812 года.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 56 об.

Хотя не прошло и суток с тех пор, как мы расстались, дорогой Поль, нужно, чтобы я воспользовалась этой возможностью, чтобы благословить вас еще раз и сказать вам, как многого стоит материнскому сердце разлука с возлюбленным сыном!

Да хранит вас Господь! — Боюсь, как бы не забыли какие-нибудь ваши вещи; уже забыли взять вашу чайную ложечку, 5 рублей, etc. Ради Бога, следите, чтобы у вас во всем был порядок и экономия. Следуйте в общем все советам вашего достойного и благородного отца.

Ваши братья здоровы, но не знают, что можно вам писать. Только Александр¹ нежно вас обнимает. Софи² очень ласкова со мной сегодня, как будто она хочет меня развлечь и утешить. — Ах! Да, я так нуждаюсь в утешении! — Мой почерк вам подтвердит, что я пишу с трудом; моя правая рука сегодня онемела и отяжелела как нога. Хорошая погода поможет мне оправиться, особенно, если я получу хорошие известия о вас.

Прощайте, дорогой и милый мой друг. Обнимаю вас и благословляю как самая нежная мать.

№ 2

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 21 июня 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 71

Я пишу вам сегодня, дорогой Поль, поскольку боюсь, что наши письма дойдут до вас с большими трудностями, если положение еще более запутается. Согласно всем слухам и официальным сообщениям, которые мы имеем, кажется что нужно каждую минуту ожидать кровавого дела. Нынешняя война интересует меня вдвойне, и по причинам самым чувствительным. Во-первых, как пламенного патриота, и затем как отца. И тот, и другой исполняют священный долг в моем сердце. Каждое утро и каждый день я молю Бога за вас, мой милый друг. Я молю Его, чтобы Он даровал вам возможность отличиться и проявить ваш патриотический пыл. С [690](*) почти 200 лет у нашей семьи нет другого отечества, кроме России³. Ваш дедушка родился в России⁴. Он был воспитан на казенный счет в кадетском корпусе. Я же не только родился русским, но и не покидал никогда пределов моей родины. Пусть Всевышний направит вас и даст вам возможность развить ваш разум и вашу способность мыслить, и я спокоен за все остальное, ибо отныне я уверен, что вы отличитесь. ( л.71 об.) Ваша мать чувствует себя лучше и, возможно, полностью поправилась бы, если бы она могла быть более спокойной. Я убежден, что она была бы в отчаянии, если бы вы не были на войне, т[о] е[сть] там, куда призывает вас ваш долг; но с другой стороны, она предпочла бы, чтобы ваша жизнь не была бы в опасности. Это вполне естественно.

Что касается меня, мой милый друг, я думаю так же, как и дорогая маменька, но я убежден в душе, что наш Спаситель хранит вас, и что он вас направит и даст нам счастье вновь свидеться с вами и обнять вас как юного героя, который смог использовать все возможности, чтобы отличиться. — Не нужно их искать, но если они представятся, воспользуйтесь ими с честью и отвагой. — Я вновь благословляю вас, дорогой Поль и советую вам начинать все ваши дела с молитв нашему Спасителю Иисусу Христу. — Он направит вас ко всему, что может быть вам полезно и благотворно.

Я видел в «приказы»(**), что были камер-пажи, (л. 72) повышенные в звании, выпущенные на год раньше вас как прапорщики, не будучи достаточно образованными, чтобы получить чин выше⁵. Глазенап⁶, например, один из самых невежественных в корпусе. — Пусть это не приводит вас в уныние, мой друг, как только они стали вам равны по чину, это не могло быть по-другому (***).

Что же скажут, если вы превзойдете их, не по старшинству, но по заслугам? С Божьей помощью, я надеюсь, что так и случится.

Если вам нужны деньги, попросите у вашего Полковника⁷ одолжить вам их за мой счет. Я выплачу здесь тому, кого ему будет угодно мне указать. Я уже писал ему об этом. Я чувствую себя достаточно хорошо, так же как ваши братья⁸ и Софи. Все нежно вас обнимают. Я совершенно убежден, что ваши братья вас искренне любят. Я видел тому неопровержимые доказательства. Вот письмо от Рехмана⁹. Напишите ему, милый друг, если сможете. Он очень интересуется всем, что вас касается. Кати Д.¹⁰ передает вам тысячу приветов, она вас любит всем сердцем. Ваш дядя Федор Ив[анович]¹¹, так же как и Никол[ай] Борис[ович]¹² передают вам свои наилучшие пожелания. Этот последний, несмотря на свой эгоизм, с интересом о вас справляется.

Маменька вас обнимает и благословляет, так же как и я, мой милый друг и дорогое дитя. Я чувствую, как никогда, как я вас люблю. Старайтесь, мой милый друг, доставить удовлетворение вашим родителям, и я уверен, что вы исполните свой долг как человек чести и добрый христианин и, без сомнения, тогда вы будете выдающейся личностью во всех отношениях(****).

Прощайте, мой дорогой, я благословляю вас от всей души.

П. (*****)

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.(******)

Я только что прибыла из деревни, и как раз во время, чтобы добавить самой, что я люблю вас и благословляю всем сердцем, и что с тех пор как объявлена война, не проходит ни минуты, чтобы я не думала о вас, дорогой и милый друг, и чтобы я не молила Бога хранить вас, чтобы я имела счастье обнять вас по вашем возвращении, ничем не омраченным. Да будет так!

------------------

* В тексте последняя цифра зачеркнута автором.

** Слово «приказы» написано по-русски.

*** Так в тексте.

**** В тексте игра слов: un sujet distriguй — отличившийся подчиненный.

***** Подпись И.Б. Пестеля в виде латинской буквы «Р.»

****** Приписка Е.И. Пестель к письму И.Б. Пестеля от 21 июня 1812 года.

№ 3

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург]. 28 августа 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 80.

Ваше письмо, мой дорогой Поль, доставило мне огромное удовольствие. Оно несет отпечаток вашего характера и вашего образа мыслей, и я благодарю Всевышнего за то, что Он дал вам то и другое такими, какими вы их проявляете в вашем письме от 13-го сего месяца. Я получил его в тот же день, когда я вам писал мой № 19-й (*), к которому я присоединил № 20-й от вашей матери. Я не вхожу ни в какие подробности относительно того, как вы воевали до настоящего момента, но я могу лишь сказать вам, что все и даже самые ревностные патриоты рады тому, что командование армиями было поручено кн. Кутузову. Даст Бог, чтобы мнение общественности оправдалось!!! От его мер зависит теперь счастье нашего отечества. Никогда враг не раздавит нас, как он это сделал во всех других странах, но он может заставить страдать местности и обитателей там, где он будет находится.

Я обращаю за вас, мой дорогой друг, молитвы самые усердные ко Всевышнему. Быть может, он исполнит мои молитвы, и тогда, дорогое дитя, (л.80 об.) счастье наше будет полным.

То, что вы пишете мне о деньгах, которые вы не полагаете доставить себе так легко, как я надеялся, у г[осподи]на Удома¹³ нисколько не является для меня неожиданностью. Когда он смог не ответить на одно письмо маменьки и на два моих, кажется вполне возможным, что он не проявляет чрезвычайно большой поспешности оказать мне услугу. Я совершенно с вами согласен, мой друг, что не следует без крайней необходимости обязывать его оказать нам услугу. Но если положение будет затруднительным, то я не сомневаюсь ни секунды, что он предоставит вам всю помощь, на какую он будет способен, и вы совершите ошибку, не обратившись к нему как к вашему начальнику, тем более что он хорошо к вам относится, и что он проявлял при всяком случае свое хорошее мнение на ваш счет, которое необходимо постараться сохранить насколько это возможно. В целом же, друг мой, сделайте своим постоянным принципом старание (л. 81) завести себе так много друзей, как вы сможете. Тех же, которые, как вам покажется, не отдают вам должного в своем мнении, постарайтесь их вывести из заблуждения. Ах! Как приятно приблизить вновь к себе кого-то, кто отдалился от вас вследствие невыгодного мнения, которое ему о вас высказали. Заставьте ваших врагов кротостью вашего обращения с ними отдать вам должное. Жизнь вдвойне приятна, когда мы полагаем себя любимыми теми, кто нас окружает и с которыми мы в особенности связаны служебными отношениями. Я говорю вас это, руководствуясь опытом, мой дорогой Поль, так как я могу упрекнуть себя в том, что недостаточно часто следовал этому принципу. И таким образом я весьма часто был так мучительно наказан! Учитесь, друг мой, на моем ущербе, (**) тогда я снесу его с большим смирением, имея возможность сказать себе, что он был полезен тому, что я так нежно люблю.

Я очень рад, что ваш капитан такой благородный человек, и что вы завязали с ним отношения¹⁴. Если у вас возникнет нужда в деньгах, и он сможет вам их одолжить, (л.81 об.) займите у него, но сообщите мне сразу же, сколько вы заняли, чтобы я сразу же вам их прислал. Мне даже больше нравится, чтобы вы были обязаны вашему другу, чем вашему начальнику. Я пришлю вам тулуп (***), так как я только что узнал, что вы оставили здесь ваш. Я его уже заказал, и через пять или шесть дней я надеюсь вам его отправить. Я выбрал его таким образом, чтобы в случае необходимости он мог вас служить шубой в походе. Мех теплый и легкий в то же время.

Вот, мой друг, письма, которые я вам поручаю. Если Рихтер¹⁵ и Германн¹⁶ захотят передать вам свои письма, возьмите их и перешлите мне в вашем пакете, который вы адресуете мне в конверте для гр[афа] Аракчеева¹⁷.

На днях я видел кое-кого, кто хорошо знает двух братьев Пущиных¹⁸, один из которых находится в вашем полку, а другой только что вышел (л. 82) из корпуса, чтобы поступить в ваш полк. Первого в особенности превозносят до небес.

Выпуск из Пажеского корпуса уже произошел, как говорят, но еще не опубликован. Все камер-пажи выпускаются как прапорщики гвардии, а все пажи как прапорщики армии, как говорят. Если это верно, то будет смысл остаться в корпусе камер-пажом, и Воло¹⁹ должен мне быть очень признателен, что я его не выпустил как пажа. Он в настоящий момент занимается своей экипировкой, которая мне будет стоить по меньшей мере еще 600 руб.!!! Маменька только что вернулась из деревни и просит меня сказать вам, что она нашла с помощью мад[ам] Рихтер способ вам написать через адъютанта ген[ерала] Бенигсена, [Андриневича] (****)²⁰. Прощайте, мой милый друг, я вас обнимаю от всего сердца и так же благословляю.

----------------------------

* Письма, видимо, номеровались на конвертах, и восстановить нумерацию не представляется возможным.

** Отрывок от слов «И таким образом...» до слова "ущербе» написан в стихах: «Aussi, J'en ai ete bien souvent perue tres peniblement. Deveny sage, mon ami, par mon dommage...»

*** В тексте «Tulupp».

**** В тексте фамилия написана неразборчиво.

№4

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт-]Петербург. 8 сентября 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 87.

Слава Богу! Мой милый друг, мы, по крайней мере, теперь избавились от смертельной тревоги! Брат гр[афа] Аракчеева²¹ сообщил папеньке, что вы были убиты или тяжело ранены. Я не знала этой ужасной новости, но я хорошо видела по лицу и по влажным глазам вашего отца, что он знал больше, чем говорил мне. Вчера утром он приходит ко мне весь запыхавшийся и сияющий от радости, и показывает мне записку, которую он только что получил от гр[афа] Ар[акчеева], где он удостоверял, что вас не было ни в списке убитых, ни даже в списке раненых, и, очевидно, его брат ошибся. Мы возблагодарили Всевышнего, прося его хранить вас и мы сердечно поблагодарили гр[афа] Ар[акчеева], чья (л.87 об.) дружба с папенькой ненарушима ни при каких обстоятельствах. Тем не менее, так как с 26-го²² могло произойти много всего, наша тревога не может полностью исчезнуть. Если вы ранены, обратитесь заблаговременно к гр. Ростопчину²³) и к гражданскому губернатору²⁴. Я также просила г-на Удома через Пет[ра] М[атвеевича] (который уехал вчера в Москву с гр. Комаровским)²⁵ справиться о вас в доме вашего покойного дедушки (который принадлежит теперь всей семье). Вероятно или, скорее, наверняка именно туда вас бы перенесли, по крайней мере, вы можете об этом попросить. Вы нашли бы там Прохор Федасеич с его женой Арина Ильинична(*), которые хорошо бы о вас заботились. Вы могли бы смело обратиться к Удому, если вам понадобится что-либо, и вы могли бы также оказать услугу какому-нибудь товарищу по несчастью, у которого нет в Москве ни дома, ни родных. Я пишу вам все это, мой милый друг, из предосторожности, и чтобы напомнить вам о тех средствах, к которым вы можете прибегнуть в Москве, если, по несчастью, вас туда доставили; но я надеюсь еще, что эти предосторожности окажутся бесполезными, и что, по крайней мере, ваша жизнь будет нам сохранена, даже если вы ранены. — Каждый день мы узнаем об очередной смерти! Сколько семей в горе и в слезах! Если бы она, по меньшей мере, могла спасти отечество и государя и уничтожить бич всего человечества!

Тысяча приветов от всех наших. Все с огромным интересом о вас справляются; даже Николай²⁶ беспокоится и молит Бога за вас. Борис и Александр вам напишут, я думаю. Воло очень занят: он усердно готовится к экзамену, который уже начался и который закончится через несколько дней. Гог[ель]²⁷ продолжает придираться к нему и несправедливо снижать баллы. Бог с ним (**) (л. 88 об.).

Сегодня утром, когда все собрались у меня на завтрак, Софи спросила о вас: — «Где большой Паша? Братец Паша? Далеко?»[...](***)

Она часто говорит о вас. Она становится действительно забавной. То она просит свою бонну взять ее на руки; та ей говорит, что у нее болит голова; тогда Софи принимается щупать ей шею, щеки, руки и пульс и говорит ей: «Ни няня ни; нету жару, ни»(****).

Она заметно окрепла в деревне. Лишь бы восьмимесячная зима не испортила все благотворное действие той недолгой хорошей погоды, которой мы наслаждались во время нашего короткого лета. Вся прислуга в доме, мужчины и женщины, справляются о вас и очень к вам привязаны.

Мы все чувствуем себя хорошо. Я еще нигде не побывала, во-первых, поскольку мое сердце слишком неспокойно, чтобы думать о светской жизни, и, кроме того, потому что я занята устройством (л. 89) нашего нового дома²⁸. Мне там гораздо лучше, чем в прежнем, как по видимости, так и по существу. Он более (*****), более чистый, более просторный. У Софи там есть отдельная комната с одной единственной дверью и без соседних комнат, но тем не менее, близко от меня, чтобы услышать ее даже в постели, если она будет кричать ночью. У каждой женщины по меньшей мере есть уголок, чтобы поставить туда кровать, комод и стол, и чтобы там одеваться, не будучи видимыми. Другая прислуга будет расположена не хуже чем раньше, и даже более сухо. Папенька будет устроен лучше и более просторно, и Александр получит кроме уголка для своих вещей большую комнату с одной дверью, пот[ому] что другая, которая ведет в папенькины апартаменты будет заколочена. Так что мы все хорошо устроимся, лишь бы (л. 89 об.) вы не причинили нам горе, дорогой Поль. Вы не можете себе представить, что это такое - тревожиться за свое дитя! — Папенька, которого так напугали по поводу вас, дрожал всем телом до такой степени, что с трудом держался на ногах, он провел две ночи без сна, он почти не ел, его глаза каждую минуту наполнялись слезами; и я тоже отнюдь не была в хорошем состоянии. Я не знаю, что станет со мной, если мы будем иметь несчастье вас... Я не хочу даже и думать об этом. Я предпочитаю думать, что вы вернетесь к нам целым и невредимым, может быть, немного раненым, но тем не менее в хорошем состоянии, и исполнившим свой долг как и все — даже И. (******)²⁹ ждет этого от вас. О Боже! Какая радость будет снова вас увидеть, сжать вас в объятиях, засыпать вас вопросами, вас ласкать и лелеять. Сможем ли мы, чтобы насладиться этим счастьем, быть спокойными за судьбу нашей родины и увидеть ее совершенно избавленной от опасности, в которой она находится. Говорят, что ни одна битва не сравнится с битвой 26-го числа, и что сражения при Прейсиш-Эйлау³⁰, Ваграме³¹ и др[угие] были детскими играми по сравнению с этой, и что мужество, неистовство и ярость войск были беспримерны. Вся нация испытывает к врагу ненависть и бешеную ярость, подобно испанцам, если так продолжится, это будет уже не война армий, но война народная, как в Испании! Все кричат о мести и уничтожении, все предпочитают смерть миру с этим жестоким человеком, все согласны скорее сжечь все, чем владеют, чем оставить что-либо врагу.

Каков же будет конец этих неисчислимых бедствий!!! (л. 90 об.)

Прощайте, мой милый друг, мой дорогой Поль. Больше, чем когда бы то ни было, мы молим Бога за вас. Сильнее, чем когда-либо, я прижимаю вас к сердцу и благословляю вас с невыразимой нежностью.

Е[лизавета] де П[естель].(*******)

----------------------------

* Имена написаны по-русски.

** «Бог с ним» написано по-русски.

*** Одно слово неразборчиво. Слова Софи приведены по-русски.

**** Слова Софи приведены по-русски.

***** Одно слово неразборчиво.

****** В тексте «l'E» — возможно, имеется в виду императрица или император.

******* Подпись Е.И. Пестель в тексте «E. de P.»

№ 5

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт-]Петерб[ург], 26 сентября 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 94.

Я посылаю вам здесь прилагаемые два из моих писем, которые я отправил, чтобы они до вас дошли, но несчастные события, случившиеся с Москвой, помешали тому, чтобы они были вам вручены. Мне их вернули, и я посылаю их вам, мой милый друг, чтобы вы хорошо убедились, что мы думаем о вас, — что я сделал все, что мог, чтобы послать вас не только известия о нас, но и всю помощь, какую я мог вам оказать. — Я еще не знаю, где находится тысяча рублей, которую я вам послал через московского губернатора Обрезкова (*). Слава Богу, я смог раздобыть денег на днях, и я спешу послать их вам через доставщика этого письма - Константин Афанасьевич Случевский, коллежский асессор и кавалер (**)³². Он прикреплен к моей канцелярии, и я рекомендую его вам как очень славного и любезного человека, который будет заботиться о вас, судя по его привязанности ко мне, я убежден, что он примет в вас самое горячее участие, и так же будет за вами ухаживать. Я не хочу разрывать вам сердце рассказом о тревогах, бессонных ночах, слезах и тяжелом горе, которые мы имеем с тех пор как узнали, что вы ранены; не зная как, и где вы находитесь. Так много людей, погибших из-за ранения в ногу!!! Увы, что будет с нами (с вашей матерью и со мной), если мы будем иметь несчастье потерять самого любимого из наших детей - опору в нашей старости!!!³³ (л. 94 об.) Не будет говорить об этом! — Будем лучше надеяться, что Всевышний сжалится над нами и вернет нам наше возлюбленное дитя, к[оторо]е мы ожидаем с распростертыми объятиями. Последние сведения о вас мы получили через г[осподи]на Яковлева (с почты), который мне пишет, что он видел вас в доме кн[язя]. Бутурлина с пятью вашими товарищами, которые все ранены, что ваша рана не опасна (как вы ему сказали)(***), но так он от вас это узнал, это меня не успокаивает, наоборот, я думаю, что вы очень тяжело ранены, поскольку вы нам не пишете; должно быть вы не в состоянии это сделать, и это меня приводит в отчаяние. Если бы вы могли писать, вы написали бы словечко Яковлеву, и еще дежурному офицеру Барклая полковнику Волынскому, который доставил вам наши письма, отправленные гр[афом] Аракчеевым. Но не будем возвращаться к прошлому, поговорим о настоящем и о будущем.

Е[го] В[еличество] Имп[ератор], наш августейший государь, много справлялся о вас, и, наконец, он милостиво приказал мне послать кого-нибудь за вами и дал в то же время открытое распоряжение, чтобы вы могли прибыть сюда. Как только оно к вам прибудет, не (л. 95) медлите ни минуты, мой милый друг, отправляйтесь в путь вместе с ним, и приезжайте сюда. Даже если вы будете в достаточно хорошем состоянии, чтобы вернуться снова в ваш полк, приезжайте все же сюда, чтобы завершить ваше выздоровление, и чтобы вернуться в армию в лучшем состоянии, чем вы были до сих пор. У меня есть надежда сделать вас адъютантом какого-либо генер[ала], но для этого нужно, чтобы я посоветовался с вами лично. Впрочем, дело уже близится к зиме, так что кампания должна закончиться в этом году, и у вас будет время вернуться туда, когда она начнется.

Как только здоровье вам позволит, без колебаний, милый друг, двигайтесь в путь и поспешите в объятия ваших родителей, которые вас ожидают с нетерпением.

Ваша дражайшая маменька целыми днями думает лишь о вас, и ночами она тоже думает о вас. Как она похудела, наша милая маменька. Как она воспрянет, когда ваша сестренка и ваши братья поправятся и будут вне опасности, — и когда она сможет сжать вас в объятиях. Поторопитесь, дорогое дитя, чтобы это произошло так скоро, как это возможно.

Г[осподи]н Случевский получил от меня тысячу пятьсот рублей как для того, чтобы вручить их вам, так и для оплаты расходов на путешествие. Так как мы не знаем, где вы находитесь, этот дорогой человек, который вам (л. 95 об.) вручит это письмо, совершит долгое путешествие. Он будет искать вас в городах: Ярославль, Кострома, Владимир, Нижний, Рязань и Воронеж. Даст Бог, он найдет вас как можно скорее и привезет вас сюда до начала зимы. Мысль, что я вновь увижу вас, доставляет мне такое удовольствие, что моя рука дрожит и я с трудом могу развивать свои мысли. Вот, милый друг, почему я вас пишу в таком беспорядке. Я ничего не пишу вам об остальных членах нашей семьи, так как маменька пожелала сама вам обо всем написать со всеми необходимыми подробностями. Кроме того, доставщик этого письма сообщит вам все подробности о нашем существовании здесь.

Я прижимаю вас к сердцу и благословляю от всей души, моля Всевышнего защитить вас и охранить. Прощайте, милый друг, дорогое дитя, храбрый офицер, ревностный слуга отечества - нежно вас обнимаю.

П.

P.S. Распоряжение Имп[ератора] о вашем возвращении сюда находится в руках доставщика этого письма.

------------------------------------

* Так в тексте. Правильно: «Обрескова».

** Подчеркнутые слова написаны по-русски.

*** «Вы» дважды подчеркнуто.

№ 6

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт-]Петерб[ург], 15 октября 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 96.

Отъезд офицера, которого графиня Комаровская (супруга адъютанта ген[ерала]) отправляет, доставляет мне возможность вам писать, мой дорогой Поль. Вы увидите по номеру моего письма, что мы постоянно вам писали, но одному Богу известно, дошли ли до вас наши письма. Мы писали Вам 11-го сего месяца с почтой. Я препоручил наши письма и вашу дорогую особу губернатору Калуги г[осподи]ну Каверину³⁴, одному из моих давних знакомых. Это письмо было ответом на ваше от 27-го прошлого месяца, в котором вы нам сообщаете о вашем ранении. Это письмо дошло до нас через гр[афа] Аракчеева, который получил его от полковника [Кодленского], который ему сообщает, что вы были тяжело ранены, и, после того как пуля была вынута, врач уверил, что нет необходимости вам ампутировать ногу. Судите же, дорогое дитя, о том, что происходит в наших сердцах, наполненных нежностью и всеми чувствами к вам, которые когда-либо были в сердцах родителей, которые любят своих детей.

Мы писали вам через фельдъегеря по имени Павлов — Е[го] В[еличества] Имп[ерато]ра в прошлом месяце (в сентябре), я вам послал тысячу рублей, адресовав все гражданскому губернатору Москвы г[осподи]ну Обрезкову. Затем я отправил одного служащего моей канцелярии Константин Афанасьевич Случевский (*), чтобы вас найти и доставить сюда. Этот достойный человек отбыл с одобрения Е[го] В[еличества] Имп[ератора], который даже (л. 96 об.) милостиво снабдил его через военного министра³⁵ открытым распоряжением, где сказано, что вы должны отправиться в Петербург, чтобы лечить вашу рану, и что все начальники, как военные, так и гражданские, должны облегчить вам путешествие. Этот г[осподи]н Случевский отбыл отсюда 26-го прошлого месяца и одному Богу известно, когда он вас найдет. Если вам возможно, мой милый друг, справиться в Туле и Владимире, и также в Нижнем Новгороде, о месте, где он мог бы к вам присоединиться, вы могли бы ускорить его приезд к вам.

Я хочу вам только сказать, дорогое дитя, что я не буду иметь ни минуты спокойствия, пока не узнаю, что вы отправились в путь, чтобы прибыть в объятия ваших родителей, которые раскрыты, чтобы вас принять и сжать с самой совершенной и горячей нежностью.

Так как я предполагаю, что это письмо до вас дойдет раньше того, что я вам написал 11-го сего месяца, я не хочу, впрочем, повторять здесь все, что я вам уже писал. Так как оно дойдет к вам, и, впрочем, офицер, который берет это письмо, торопит меня его закончить.

Маменька напишет вам сама. Ваши братья нежно вас обнимают, как и Софи, которая часто о вас говорит. Что касается меня, то я возношу самые пылкие молитвы о вашем благополучии (л. 97) Всевышнему. — Прижимаю вас к сердцу и благословляю от всей души, ожидая с нетерпением, которого вы не можете себе представить, той минуты, когда я смогу вас обнять и сжать вас в объятьях.

Ваш нежный отец и верный друг

П.

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю. (**)

Ваше письмо от 24 сент[ября] было нами получено, мой милый друг, 8 октября, а письмо от 9 сент[ября] пришло к нам лишь 10-го к счастью для нас, так как, успокоенные несколько письмом от 27-го, я не могу вам сказать, как письмо от 9-го нас удручило. Знать, что вы страдающий, бедный, лишенный всего и удрученный — эта мысль нас глубоко удручала. Помощь, которую получают в этих случаях, не была реальной, казалась милостыней, с самыми богатыми может случиться так, что они получат ее от бедного; на войне это происходит —, увы! всякий день, и это дни реванша. Но когда вы больны, то чувствуете себя еще более нуждающимся, и те горькие слезы, которые вы пролили по этой причине, меня удручили еще более, чем потеря (весьма чувствительная) всех ваших вещей. Я не знаю, как дождусь нашей встречи. Если у вас есть надежда приехать ранее, чем вас найдет Случевский, сообщите нам об этом, мой дорогой и милый друг; так как радость увидеть вас неожиданно будет слишком велика для моих слабых нервов. Мы только и думаем о вас целыми днями и ночами и говорим о вас, когда мы вместе. Софи вернулась домой в субботу 12-го. Корь у нее прекратилась, и от нее остались только некоторые Nachwehen (***) время от времени у Бориса и Александра. Софи, ваши братья, дяди, (л. 97 об.) милая Кат[ерина] Дм[итриевна], ваш друг Рехман, мад[ам] Нагель³⁶ и другие передают вам тысячу приветов. Папенька пересылает вам письмо, которое Джексон³⁷ опоздал передать в прошлый раз. Прощайте, дорогой Поль: нас торопят и я успею только повторить мое нежное благословение.

Папенька посылает это письмо г[осподи]ну Каверину, губернатору Калуги, прося его создать вам на свой счет столько денег, сколько вам может понадобиться. Уже послано 2500 рублей, которые следуют к вам уже целый месяц.

------------------------

* Имя написано по-русски.

** Приписка Е.И. Пестель к письму И.Б. Пестеля от 15 октября 1812 года.

*** Последствия (дословно — последородовые осложнения) — нем.

№ 7

И.Б.Пестель — П.И.Пестелю.

С[анкт-]Петерб[ург], 5 ноября 1812.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 1. Л. 98.

Последние письма, которые мы вам написали, мой дорогой и хороший друг Поль, датированы 11-м прошлого месяца, от меня № 30 и от маменьки № 31 и 15-м того же месяца одно письмо от маменьки и от меня № 32, я отправил их г[осподи]ну Каверину, губернатору Калуги, думая, что он должен знать, куда вы отправились, даже в том случае, если вы выехали из Калуги. Тем временем мы получили ваше письмо от 30 сент[ября] через фельдъегеря капитана Штосса. Записка, вложенная в ваше письмо, меня немного успокоила насчет состояния вашего здоровья, но, зная вашу деликатность, мой милый друг, я не могу быть полностью спокоен, и я буду спокоен лишь когда смогу вас сжать в своих объятиях. Дай Бог, чтобы это произошло как можно скорее, так как моему сердцу необходимо вас видеть, мое дорогое дитя. Я знаю Штосса уже давно. Это Wrudbeutel (*) и лжец, и хотя он сообщил мне много подробностей о вашем ранении, он так себе противоречил, что я увидел, что он не знал даже, куда и в какую ногу вы были ранены. - Я поспешил вернуть ему сто дукатов, которые вы от него получили и забрать вашу расписку, которая находится у меня (л. 98 об.)

Вы глубоко ошибаетесь, мой друг, полагая, что унизительно находиться в нужде и занимать деньги. Нельзя назвать милостыней, когда теряют все, что имеют, сражаясь за родину, пусть берут тогда у того, у кого есть деньги, чтобы вернуть их ему как можно скорее.

Прижимая вас к сердцу, я поздравляю вас с наградой, которую вы сумели заслужить вашей храбростью и усердием в службе. Я был тронут до слез, когда гр[аф] Аракчеев передал мне, что фельдмаршал кн[язь] Кутузов вам пожаловал шпагу за храбрость на поле сражения³⁸. Вы обязаны этой награде своими заслугами без всякой протекции и покровительства. Вот, мой милый друг, как вся наша семья, то есть мой дедушка, мой отец и я, мы все послужили России (нашей родине) — вы только еще выходите в свет, и вы уже имели счастье пролить кровь, защищая ваше отечество, и заслужить награду, (л. 99) которая подтверждает ваши заслуги самым убедительным образом. Я благодарю за это Всевышнего на коленях и умоляю его сохранить вас в добром здравии, чтобы вы могли продолжить вашу ревностную службу на благо Отечества. В настоящее время как никогда почетно быть российским подданным. Мы вот-вот истребим французскую армию, не позволив уйти ни одной живой душе. Вы должны уже знать все подробности о крупных сражениях наших армий. Возблагодарим Провидение и благословим блистательные войска и достойный уважения народ, которые вернут нам спокойствие и отдых, освободив нас от чудовищ, которые их нарушили и которые причинили нам все несчастья, какие только могли³⁹. Случевский продолжает путешествовать, и не может обнаружить, где вы находитесь. Часто он покидает город в тот момент, когда кто-либо туда приезжает, кто мог бы сообщить ему о вас. Таким образом, он покинул Володимер (**) в тот момент, когда там проезжал [Сембурский] (кузен вашего капитана). - Я уже писал ему в Резань(***), чтобы сообщить ему место вашего пребывания. Если придется, мой милый друг Поль, посоветуйтесь как следует с вашим врачом, прежде чем (л.99 об.) отправиться в путь. Говорят, что холода опасны для такой раны как ваша. Зимой путешествие более удобно, но нужно опасаться холода. Я рассчитываю на вашу осторожность, так как ничем нельзя пренебрегать, мой милый друг, чтобы окончательно поправиться. Какое счастье будет для меня сжать вас в объятьях, высказать все мои чувства к вам. Я снова препоручаю вас Всевышнему и благословляю от всей души.

Дела торопят меня закончить это письмо, но, поскольку почта восстановлена и письма идут через Москву, я буду писать вам чаще.

Прощайте, дорогое дитя.

-------------------

* Вертопрах (нем.).

** Так в тексте ( по-русски).

*** Так в тексте ( по-русски).

№ 8

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 15 июня 1813.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л.8.

Я получил четыре из ваших писем, мой дорогой Поль, и, так как последнее от 28-го мая помечено № 5 пятым, в то время как оно лишь 4-ое, которе мы получили, нужно полагать, что № 4 утерян. Я этим очень огорчен, так как ваши письма доставляют мне очень большое удовольствие. Перемирие весьма выгодно для вас, мой дорогой Поль, поскольку вы можете им воспользоваться, чтобы лучше вылечить вашу рану, и чтобы возобновить ваши военные подвиги с тем большей легкостью. Я совершенно убежден, что вы не единственный, кто желает продолжения войны. Она, действительно, бич рода человеческого, но так как монстр, который воюет со всеми державами Европы, более опасен в мирное время и он тогда приготовляет все возможное зло для всех государств, желательно, чтобы война продолжалась до того момента, когда чудовище уже не будет в состоянии причинять зло. По всей видимости, никогда не будет более благоприятного момента, чем нынешний, если только Австрия не захочет видеть себя уничтоженной этим чудовищем, который, видя в настоящий момент более, чем когда-либо, что она может быть гибельной для него, будет трудиться, чтобы привести ее (л.8 об.) в состояние, в каком она уже более не будет ему опасна.

Это кажется мне настолько очевидным, что почти невозможно, чтобы Австрия не присоединилась к державам, которые приняли с таким рвением и с такой славой сторону всей вселенной⁴⁰. Впрочем, не будем более об этом говорить, поскольку политика — это дело канцелярий, и отнюдь не наше. Я чувствую себя хорошо, но маменька страдает с некоторого времени от боли в ухе, и несмотря на ее великую терпеливость, видно, что у нее, должно быть, очень сильные боли. Воло уехал ( [ ] сего месяца) * вместе со своим товарищем по корпусу кн[язем] Долгорукимx⁴¹. По этому случаю я рассмотрел поближе этого последнего, и я нахожу, что это добрый малый, но не более того. Воло легкомыслен и беззаботен до непостижимости. Григория (слугу, которого Воло выбрал сам) вы знаете, а люди кн[язя] Долгорукого еще хуже. Одному Богу известно, как эти господа устроятся, но я боюсь за них, пока они будут в дороге. Для Воло было бы очень полезно стать адъютантом у гр[афа] Воронцова⁴², так как он еще не созрел, чтобы быть предоставленным себе самому. (л. 9)

Тем не менее, я еще не имею никакого ответа от гр[афа] Воронцова, и я даже не знаю, удалось ли Марченко⁴³ передать ему мое письмо. Маменька пишет вас о письме ваше генерала⁴⁴ г[осподи]ну гр[афу] Салтыкову⁴⁵ в ответ на то, которое этот последний ему написал через вас и в котором он вас рекомендовал. Я рад, что по-прежнему в петербургской общественности продолжают отдавать должное выдающимся заслугам графа, вашего начальника. Даже досадуют, что он не является главнокомандующим!!! Впрочем, я думаю, что лично для него более выгодно не быть им по многим причинам. Сион⁴⁶ получил удовлетворительный ответ на письмо, которое вы передали от него ген[ералу] Барклаю-де-Толли, и он очень вас благодарит за услугу, которую вы ему оказали. Я рад, что ген[ерал]-майор Обручевхорошо вас принял. Постарайтесь сохранить его доброжелательность. Это весьма благородный человек. По меньшей мере он повсюду слывет таким. Ради Бога, мой милый друг, сообщите мне о (л. 9 об.) Пашкове⁴⁷, о письме и о пакете, который вы должны были ему передать от его родителей. Они очень обеспокоены, не имея от него писем. Я заказал орденский знак вместе с шпагой, поскольку я не мог найти готовых, они бывают только вместе со шпагами. Мне обещали его завтра, и я не отправлю это письмо, пока он не будет готов. Мне приносили один сегодня утром, но, так как он никуда не годился, я его вернул обратно. Борис напишет вам сам, так же, как и Александр. Первый покорил мад[ам] Пукалову⁴⁸, которая просила меня позволить ему навещать ее время от времени. Он у нее был и довольно долго находится с ней наедине. Вчера она пригласила его выпить чаю вместе с ней, но он у нее не был, поскольку он находится в деревне. Потом мы узнали, что мад[ам] Пукалова провела весь день в постели в приступом лихорадки. Я надеюсь, что не в бреду все же она развлекается в общества любезного Бориса. Воло также нанес ей визит. Он застал ее вместе с ее подругой мад[ам] Львовой⁴⁹, (л. 10) очень красивой женщиной. Воло не остался там надолго.

В первый раз в моей жизни я был занят устройством похоронной церемонии, т[о] е[есть] похоронами Амалии Адам[овны]⁵⁰. Все было самым надлежащим образом, как принято здешними обычаями. Покойная причастилась за восемь дней до смерти. Кат[ерина] Д[митриевна], я и Воло там присутствовали с тем чувством, какое должна внушать эта церемония. Прощайте, мой дорогой Поль. Я вас нежно обнимаю и благословляю от всего сердца.

Весь ваш

П.

P.S. Я заканчиваю это письмо 17-ого, поскольку я лишь сейчас получил орденский знак вместе со шпагой, который вы у меня просили, также и 3 арш[ина] ленты. Орденский знак стоит 28 руб[лей], а лента 4 руб[ля] арш[ин] — 12 руб[ля]. Я присоединяю все это к моему письму и адресую его г[осподи]ну Марченко, чтобы вам его доставили.

Среди новостей, которые распределяют здесь, и которые исходят из писем из штаб-квартиры, говорится, что вашему ген[ералу] не слишком нравится в корпусе, и у него есть намерение его покинуть. Я не прошу у вас никакого на это ответа, но я советую вам в случае, (л.10 об.) если это произойдет, попросить у него (как у вашего начальника) совета, что вы должны делать, и просить его найти вам другого гене[рала], чтобы стать его адъютантом. Вы можете сделать то же самое с графом Аракчеевым, который непременно примет в вас участие и у которого есть средства быть вам полезным. Я не буду вам советовать вернуться в полк, так как, раз уж вы его покинули, лучше продолжать вашу новую карьеру, гораздо более выгодную, к тому же ваша нога не позволяет вам служить в полку. На листке, отдельном от письма, которое маменька может увидеть, напишите мне, мой милый друг, о вашей ране и о вашем здоровье в целом. Я молю Бога каждый день за вас с усердием и благословляю от всего сердца, которое нежно вас любит.

----------------------------------------------------

* Дата пропущена в тексте

№ 9

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 7 июля 1813 года.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 18.

Я не пишу вас отдельного письма, милый мой друг, по 3-м причинам, как г[осподи]н Пиме⁵¹ 1. Совершенно разделяя мнение папеньки, я могу сказать лишь amen на все, что он вам пишет, не имея нужды повторять это самой. 2. Раздел маленьких заметок или дела семейные и общественные настолько однообразен и ограничен, что о нем нечего в особенности сказать; и 3-е — полагаю, что могу воспользоваться этим остатком бумаги, который предоставляет чистое поле всему, что мне хотелось бы вам сказать. Хорошенько все взвесив, я не могу удержаться, чтобы не повторить вам, мой дорогой (л. 18 об.) Поль, то, что папенька уже вам сказал, то есть, что я, как и он, до крайности довольна вашими письмами, ваши образом действий и всей вашей дорогой особой. Я вас прошу только прибавить к вашему ответу на это письмо небольшой особый раздел для меня, который содержал бы подробности о том, как вы приняты всем вашим окружением и в доме графа⁵². Нет ли чего-нибудь особенного; с вами обращаются и судят как и всех других или существуют какие-либо «более» и «менее»? Поручения, которые были на вас возложены обоими имп[ераторами]⁵³; и все эти письма, которые вы доставили гр[афу] В[итгенштейну] должны были доказать ему, что с вами обращались и судили о вас отнюдь не как о всех других вашего возраста и вашего чина. Как, в общем и в частности, обходилась с вами графиня? Вспомнила ли она, что уже знала вас раньше? Я удивлена, что она не отвечает мне; мое письмо было достаточно любезным, чтобы заслужить ответ, и ей должны быть не более затруднительно ответить мне, чем герцогине Вюртембергской и импер[атрице] Елиз[авете]; у меня также недостаточно самомнения, чтобы полагать, что мой стиль мог затруднить ее стиль; поэтому я полагаю, что вначале она была занята, затем ленива, а затем она забыла, что, впрочем, не особенно лестно⁵⁴ — Так и быть,* — говорит Софи, которая обнимает вас крепко, чувствует себя хорошо и ведет себе примерно. То же самое и Александр. Мадам Катерина передает вам самые братские приветы, а Аннетта⁵⁵, делая монастырский реверанс и опуская глазки, говорит: "Дядюшкам Павлу Ивановичу и Влад[имиру] Ив[ановичам] — прошу кланиться" **; мэтр Николай⁵⁶ произнес передо мной большую речь, чтобы доказать мне, что это лишь от избытка чувств, он не мог мне ничего сказать, (л.19) чтобы я вам передала, что он меня просит тем не менее в этот раз сказать вам... очень много всего, и, между прочим, dab er dich taglich im sein Gebet an dem Heiland einsehliebt *** но, что вообще говоря, если я отдаю должное его чувствам, я всегда буду говорить за него, без того, чтобы он сам мне что-нибудь сказал. Иван Карлович⁵⁷ очень болен горячкой. Мад[ам] Нагель очень благодарит вас за то, что вы ее помните и за хорошие известие о ее сыне. Она просит всех передать ему еще одно письмо, которое она собирается нам отправить. Она полагает, что он способен вовсе вам не ответить, потому что он не будет знать, как за это взяться, ни кто вы такой, ни как попросить у вас денег. Кажется, что молодой человек не особенно ловок ****, но мать вас очень любит и я тоже. Мад[ам] Брайткопф вновь передает вам привет. Вы ошибаетесь, мой дорогой, полагая, что старший Альбрехт получил полугодичный отпуск по состоянию здоровья. Это младший, гусар⁵⁸. Марченко нам говорит, что он получил тысячу рублей, чтобы лечиться, я уж не знаю, на каких водах, а старший не болен, по меньшей мере, здесь никто об этом не знает. Рехману нужно много вам сказать. Он начал было писать вам еще у меня; но из-за неловкого пореза капли крови попали на письмо, наполовину написанное, он в ярости его смял, сунул в карман и сказал, что напишет вам в другой раз. Я уже несколько дней его не видала, потому что он постоянно ходит от Ивана Карлов[ича], который очень болен, к мад[ам] Нарышкиной, жене гофмаршала⁵⁹, которая проживает (л.19 об.) на 14-й версте по Петергофской дороге, и которая тоже очень плоха, а от мад[ам] Нарышкиной к Ив[ану] Карл[овичу]. В промежутках ему нужно посещать некоторых других больных и ходить на Аптекарский остров навещать свою жену, которая guter hoffnung *****. Поскольку он не любит, чтобы об этом говорили, не пишите об этом ничего в ваших письмах, он так жаден на новости о вас и на ваши письма, что он вырывает их у нас чуть ли не из рук, чтобы их прочесть, если только я не сажусь напротив него, чтобы между нами был стол, чтобы прочесть ему основное. Он вас любит и очень уважает; он очень любит также Воло.

Не имея ничего сказать, вот я уже исцарапала 3 большие страницы, и все еще не закончила. Я скажу вам еще, что [...] ****** Нагель был так доволен, увидев ваше повышение как подпоручика в газетах⁶⁰, что он сказал, что если бы он был маршалом и эгоистом в одно и то же время, он повышал бы вас в чине каждую неделю. Его жена угостила его третьим ребенком, о рождении которого маменька узнала здесь от посторонних. Кат[атерина] Дм[итриевна], которая проживает здесь уже с неделю, чаще бывает с нами, чем я могла бы предположить, хотя она ездит в город каждый день. Мы вовсю пользуемся хорошей погодой, которая держится уже две недели. Мое ухо в порядке. — Никаких известий от моей бедной маменьки!⁶¹ Вы ошибаетесь, мой милый друг, полагая, что я грущу: это бывает иногда, когда я размышляю; но я стараюсь размышлять как можно меньше. Я смотрю на ваш портрет⁶², читаю ваши письма, молюсь, и я спокойна и даже иногда довольно любезна, в особенности, пока продолжается перемирие⁶³. Прощайте, дорогой-дорогой Поль, я вас нежно обнимаю, благословляя вам как ваша лучшая подруга и самая нежная мать.

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю. (л. 20 )

P.S. Я пишу вам эти строки, мой дорогой Поль, без ведома вашей дражайшей маменьки, если вы будете мне на это отвечать, пишите тоже на отдельном листке, чтобы она ничего не знала. Поскольку письмо, которое вы отправили мне для Воло, уже не застало его здесь, я принял решение его вскрыть, разумеется, не из любопытства, но чтобы узнать, не даете ли вы ему советов относительно его путешествия, которые было бы полезно мне узнать. Я обнаружил, что вы, должно быть, серьезно страдаете от вашей ноги, так как вы собираетесь ехать в коляске и вы не в состоянии ехать верхом на лошади, которую вы купили⁶⁴. Я был этим весьма чувствительно удручен, и я ничего не сказал вашей матери, которая была бы в еще большем беспокойстве. Ей достаточно уже того, что вы находитесь в армии, и если она узнает еще о состоянии вашей раны, что станет с нею. Сообщите мне откровенно, мой милый друг, о вашем состоянии. Не зная, что с вами происходит, я только более беспокоюсь. Я могу лишь молить Бога о вашем полном выздоровлении и я делаю это от всей души. (л. 20 об.) Что же касается поручения, которое вы даете Воло, купить вам хомуты для 4 лошадей, запрягаемых в коляску, я исполню его в точности, но не знаю, каким образом вам их доставить. Я уже этим занимаюсь, и если я найдут способ, я вам отправлю их сразу же. Я очень тороплюсь закончить письмо.

Прощайте же, дорогой Поль. Я прижимаю вас нежно к сердцу.

------------------------------

* Слова Софьи написаны по-русски.

** Слова Аннеты написаны по-русски.

*** Что он ежедневно поминает тебя в своих молитвах к Спасителю (нем.)

**** Слово написано по-русски.

***** В интересном положении (нем.)

****** Одно слово неразборчиво.

№ 10

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт-]Петерб[ург], 29 июля 1813.

ГА РИФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 25.

Лишь позавчера, мой дорогой Поль, ваше письмо № 11 от 9-го сего месяца до меня дошло, и я спешу на него ответить. Я начну с того, что нежно вас обниму, уверяя вам, что у меня были слезы на глазах от удовольствия, видя с какой деликатностью вы настаиваете, чтобы я послал деньги скорее вашему брату, чем вам, желая меня уверить, что вы в них не нуждаетесь⁶⁵. Это великодушие с вашей стороны, мой друг, весьма достойно вас. Благородство вашего характера и достоинство вашей души всегда доставляли мне большое удовольствие. Да будет угодно Богу, чтобы вы сохранили навсегда такой образ мыслей, и вы всегда будете пользоваться всеобщим уважением. Я свидетельствую вам с огромным удовольствием мое глубокое удовлетворение благородством вашего характера, и, полностью отдавая должное тем хорошим качествам, которые я в вас знаю, я тем не менее присоединяюсь к вашей дражайшей маменьке насчет того, что она пишет вам в письме, которое я здесь прилагаю, о легкости, с которой вы слишком далеко заходите под впечатлением, которое производят на вас речи тех, кто пользуется вашим доверием. Я нисколько не сомневаюсь, что это весьма уважаемые личности, но, поскольку они люди, они не могут (л. 25 об.) быть совершенными. И маменька очень хорошо говорит, что неудовольствие или даже несправедливость не должны заставлять нас изменять так же легко хорошее мнение, которые мы имеем о ком-либо, в особенности о тех людях, с которыми мы вынуждены жить и от которых обстоятельства делают нас более или менее зависимыми. Пусть только дружеские замечания, которые нежность диктует вашим родителям, не помешают вам говорить с ними откровенно, и высказывать им все, что вы думаете. Есть ли существо в мире, которое могло бы так же желать вам блага, как ваши родители. Вы - их счастье, вы - все для них. Никогда не забывайте об этом, мой милый друг.

Я весьма удручен тем, что Воло остается в резерве⁶⁶, не столько потому, что он не сможет воевать, сколько потому, что он находится вдали от вас. А этому милому юноше необходим друг, который бы руководил им. Я написал по этому поводу Марченко, и если вы увидите его, поговорите с ним, каким образом было бы возможно перевести Воло к вам, чтобы это не послужило причиной неудовольствия императора и великого князя⁶⁷, от которого Воло зависит более, чем вы, служа в кавалерии. Перемирие прекратится 4-го августа, по всей видимости (л. 26) война возобновится более мощно, чем когда-либо. Это желание всех людей доброй воли, так как, кажется, что упуская теперь благоприятный момент, мы никогда не уничтожим чудовища, которое опустошает целый мир!! Господь благословит, без сомнения, наши войска, которые служат во имя общего блага. Мне представляется невозможным, чтобы армия под командованием ген[ерала] Бенигсена присоединилась бы к вашей. Одна из причин, которые заставляют меня в этом сомневаться, это также наименование этой армии польская - по какому поводу дали ей это имя, если не имели каких-либо последующих намерений относительно нее, которые нам неизвестны.

Вы имеете полную свободу действий относительно ваших намерений насчет Кайсарова⁶⁸, лишь бы вы соблюдали те предосторожности, о которых я писал вам подробно в одном из своих писем, которые вы уже получили. Старайтесь, мой милый друг, заслужить благосклонность своего генерала. Он имеет такую репутацию, что было бы крайне огорчительно, если бы вы не пользовались его покровительством. Прощайте, мой милый друг, я вас очень-очень нежно обнимаю. Я так же вас люблю, благословляю вас от всего сердца, в котором вы занимаете одно из первых мест. Я препоручаю вас Всевышнему в моих ежедневных молитвах. Не забывайте, дорогой друг, что наши (л. 26 об.) тревоги за вас возрастут, если враждебные действия возобновятся, и пусть ваши письма будут бальзамом для души ваших родителей.

Прощайте еще раз, мое дорогое и любимое дитя.

П.

№ 11

 

И.Б.Пестель — П.И.Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 13 ноября 1813 года.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 39.

После вашего письма из Анненберга от 21 ст[арого] ст[иля] сентября № 23 я не получил ни одного известия о вас, мой милый друг Поль. Блистательная битва при Лейпциге⁶⁹ была подобна битве при Бородино. Ваш генерал был одним из первых в бою вместе со своим армейским корпусом⁷⁰. Я убежден, что вы там непременно должны были быть, если только вам не было абсолютно невозможно там находиться. Я знаю, впрочем, с какой аккуратностью вы успокаиваете нас относительно всего, что вас касается. В вашем последнем письме вы пишете, что лошадь нанесла вам такой удар, что вы были ранены до кости, что вы две недели не могли ходить, и что вы почти поправились. Это слово почти еще тогда вызвало у меня беспокойство. Я даже стал сомневаться, действительно ли лошадь причинила вам столько зла. Пока я ожидал, что вы успокоите эти тревоги, случилась битва при Лейпциге. Из ваших товарищей граф Mестр⁷¹ и Гурьев⁷² написали своим родителям после этой великой и кровавой битвы. А вы нам не подаете никаких признаков жизни. Я нахожусь в величайшей тревоге!!! (л. 39 об.)

Я не буду иметь ни минуты покоя, пока не увижу ваш почерк. Есть минуты, когда я говорю себе, что вы не могли писать, поскольку корпус под командованием вашего генерала сразу же бросился преследовать врага, что вы, может быть, писали и что ваше письмо не дошло до Марченко, который находился вдали от штаб-квартиры, но как же тогда письма гр[афа] Местра и Гурьева дошли сюда? В конце концов, мой дорогой Поль, нужно быть отцом, нужно любить свое дитя так же нежно, как я вас люблю, чтобы иметь представление о моем беспокойстве за вас. Ваша мать, которая любит вас так же нежно, как и я, но у которой расшатанное здоровье и крайне слабые нервы, страдает еще более меня, и одна лишь строчка, написанная вашей рукой, была бы в этот момент единственным бальзмом, в котором нуждаются наши сердца, чтобы быть полностью излеченными. Не подумайте, мой милый друг, что мне хотя бы на миг пришла мысль, что мы не имеем от вас известий по вашей вине. Нет, мой милый друг, (л. 40) я слишком хорошо умею отдавать должное вашим чувствами к родителям, чтобы не быть вполне уверенным, что вы ничем не пренебрегли, чтобы сообщить нам о себе; но чем более я в этом уверен, тем более я тревожусь. Я не могу помешать себе думать, что вы были больны от удара лошади и что вы не могли участвовать в лейпцигской битве. Затем я воображаю себе, что вы снова ранены и находитесь Бог знает где!! Наконец, все мои вычисления лишь увеличивают мои тревоги, и мне не остается никакого утешения, кроме как молить Бога за вас, поручать вас усердно Его защите, и ожидать со смирением известий о вас. Рука Провидения направляет нашего превосходного государя и его армии. На каждом шагу наш августейший господин пожинает лавры и уготовляет себе вечную память в истории. Страны, которые он освобождает от ярма Бонапарта, будут благословлять его всегда, и Россия обязана ему бессмертной славой. Почетно быть русским, и я наслаждаюсь этим счастье от всей полноты моей души. Я молю Бога (л. 41 об.) за нашего превосходного государя с чувствами самой ненарушимой привязанности к его особе и к нашему Отечеству.

Если вы будете писать нам, не пишите ни о чем другом, кроме как о вас самих. Расскажите нам со всеми подробностями, что вы делаете, и каково ваше здоровье. До настоящего времени нам не хватает со дня вашего отъезда лишь одного вашего письма № 22, все другие прибыли к нам аккуратно — но после № 23 мы не видели ни одной строчки, написанной вашей рукой. Маменька просит у меня перо, чтобы написать вам пару слов, я уступаю его ей, обнимая вас и благословляя от всего сердца.

П.

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

Я пишу вам лишь несколько строк сегодня, мой милый друг, потому что жестокая головная боль и болезненность глаз мешают мне написать более. Впрочем, я могу лишь повторить вам то, что говорит вам наш милый папенька. Наша тревога за вас возрастает со дня на день, при этом — никаких известий от Воло, и ни одной строчки от моей матери! — После того, как мы пожелали, чтобы вы приняли участие в блистательных лейпцигских днях, тревоги всякого рода осаждают нас беспрерывно. Да отразит Господь все беды и несчастья, которых мы страшимся. Я прошу его благословить вас, дорогой, дорогой Поль, давая вам мое благословение от всего сердца, которое любит вас со всей нежностью, на какую способна мать. Ваши братья и Софи вас обнимают. Тысяча и тысяча приветов от дорогой Като⁷³, от Рехманна, ваших дядей⁷⁴, включая Леонтьевых⁷⁵, от Иосифа Нагеля, который мне написал, от его матери... сопровождаемые многими другими.

Прощайте.

№ 12

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 27 ноября 1813 года.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 41.

Зная, с какой аккуратностью вы нам пишете, мой дорогой друг Поль, вам будет легко себе представить, до какой степени мы были обеспокоены, так долго не имея о вас известий, и в особенности не зная о вас ничего со времени битвы при Лейпциге. Тем временем ходили слухи, что вы были ранены, и даже без вести пропал *, что заставляло меня опасаться, не попали ли вы в плен. Ваша дражайшая мать, которая была больна, проводила ночи в мучениях, я же, со своей стороны, то же самое. Это так повлияло на мое здоровье, что даже и сейчас я страдаю бессонницей, проводя ночи без сна. В этой смертельной тревоге за вас однажды вечером пришло большое письмо от Марченко. Я вскрыл его с поспешностью, и никакого письма от вас, и в его письме для меня ни одного слова о вас. Таким образом, наши страхи усилились. Неделю спустя, а именно 18-го сего месяца, в момент, когда мы собирались ужинать, я получил ваше письмо из Франкфурта-на-Майне от 26-го октября ст[арого] ст[иля]. Судите же (л. 41 об.) о моем счастье. Закончив чтение, я бросился на колени и возблагодарил Всевышнего, пославшего мне это утешение, когда я так в нем нуждался. Я побежал скорее к вашей матери, которая прочла ваше письмо, трепеща от радости. Оно не только уверило нас в том, что вы здоровы, но также сообщило, что вы были награждены орденом Св[ятого] Владимира с бантом⁷⁶. Новый повод, чтобы возблагодарить Провидение за то, что Оно сохранило вас и вознагражидло ваше усердие в выполнении долга. Я сказал себе: "Вот, я отец кавалера, который делает мне честь, ибо он ревностный слуга своего отечества". Я вас с этим поздравляю от всего сердца, и мы вам посылаем вместе с письмом, ваша мать — очень изящный маленький крест Св[ятого] Владимира, как теперь носят наши щеголи, а я - 3 аршина ленты этого ордена.

Помните, мой милый друг, нося то и другое, что все это прислано вашими лучшими друзьями, которые любят вас очень, очень нежно и благословляют вас от всей души.

Марченко (л. 42) ничего мне не пишет о вашем награждении, но сообщает, что вы и Воло здоровы оба, и о вас он добавляет следующее:

«Павла Ивановича отменно все любят и конечно нет сомнения, что в теперешней службе ничего он не потеряет» **. Дай-то Бог!!! В конечном счете, не награды и не почетные отличия так сильно меня волнуют. Лишь бы вы были здоровы и довольны - вот что всегда будет моим самым большим счастьем.

Теперь, когда я вам это пишу, я чувствую себя отнюдь не хорошо, и, так как я в настоящее время занят более, чем когда-либо, имея новый комитет по делам Сибири, членом которого я являюсь, у меня мало свободного времени. Граф Кочубей⁷⁷ является председателем этого комитета, его же членами являются: 1. Я, кн[язь] Александр Голицын, прокурор Синода⁷⁸ и барон [...] ***. Я страдаю геморроями, от которых у меня кровь приливает к голове, а бессонницы очень меня ослабляют. Ваша бедная мать была очень больна. Теперь она выздоравливает. (Л. 43) Прощайте, мой милый друг. Я не пишу вам более, так как у меня нет времени, и курьер скоро отправится. Я заканчиваю письмо, обнимая вас от всего сердца, и благословляя от всей души. Я молю Бога за вас с усердием, и надеюсь, что Он исполнит мою молитву и дарует вам здоровье и благополучие.

P.S. Если у вас будет возможность, не пренебрегите ею, чтобы представиться графу Аракчееву и г[осподи]ну Марченко. Я посылаю вам здесь же письмо от Александра, в котором маленький Алек[сандр] Леонтьев прибавил несколько строк для вас. Если время вам позволит, напишите ему два слова особенно, он будет очень рад, так как это очень милый ребенок, который вас любит.

-----------------------------------------

* Подчеркнутые слова написаны по-русски.

** Подчеркнутая фраза написана по-русски

*** Фамилия неразборчива.

№ 13

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 28 декабря 1813.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 47.

Наконец ваш товарищ Чагин⁷⁹ прибыл и вручил нам ваше письмо от 1-го октября № 24. Он пришел к нам отдать ваше письмо 24-го (накануне Рождества) вечером. Мы приняли его наилучшим образом и пригласили его прийти ужинать на следующий день, когда он сказал, что не может прийти в этот день, маменька пригласила его на послезавтра, несмотря на это, он до сих пор не приходил, и нам абсолютно неизвестно, куда он девался. Судя по вашему письму, я полагал встретить молодого человека, готового говорить с откровенностью обо всем, что вас касается, так же как и о [...] *. Но как раз напротив, я ничего об этом не узнал. Может быть, он решил быть сдержанным на первый раз, и при второй встрече он был бы лучше. Насколько я могу судить, он не может быть вашим близким другом. Он, может быть, добрый малый, но по уму он вряд ли вам подходит. Я делюсь с вами моими размышлениями вполне откровенно, но я не считаю их непогрешимыми, так как вполне возможно ошибаться, когда судишь кого-либо после одной лишь встречи (л. 47 об.) и получасового разговора. Помимо прочего, он рассказывал нам о знаках внимания, которые граф (ваш начальник) проявляет к вам, и etc. я надеюсь увидеть еще раз этого дорогого господина, и вам о нем рассказать с большим знанием дела.

Я очень огорчен, дорогой Поль, что вы ходите все время с костылем и постоянно у вас из ноги выходят осколки кости. Господи Всемогущий, когда же вы наконец полностью поправитесь!!! Я ежедневно молю Бога за вас с усердием.

Вы долго, мой милый друг, не имели от нас писем, но это меня не удивляет, поскольку вы были постоянно в пути и в дороге, вдали от штаб-квартиры, куда я адресую мои письма для вас. После вы получили наши письма, и должны были увидеть, что мы пишем вам каждые две недели и обычно даже чаще.

Я в точности выполню ваши поручения относительно чая, аксельбантов и вышивки на униформу. Я подумаю, отправить ли вам (л. 48) это с Чагиным или каким-либо другим образом. Если смогу, я пошлю вам также денег, по меньшей мере я сделаю все возможное, чтобы вам их обеспечить.

Воло очень неаккуратно нам пишет, и мы не имеем никаких известий о нем с 28 октября, когда он писал нам из Франкфурта.

Я болен уже целую неделю и не выхожу из дома по причине простуды, которая меня мучает, которая, впрочем, ничего не значит, но весьма неприятна и заставляет страдать больше, чем серьезная болезнь. Таким образом я остаюсь дома в течение всех праздников.

Рехман, тем не менее, обещает, что я смогу выходить через несколько дней.

Я не могу сообщить вам ничего особенно интересного о здешней жизни, мой дорогой Поль. Я думаю о вас день и ночь. Я молю Бога за вас и прошу у Него милости вновь увидеть вас довольным и счастливым и прижать вас к сердцу, которое дышит лишь самой горячей нежностью к вам. Засим благословляю вас от всего сердца.

П.

Е.И. Пестель — П.И. Пестелю.

(л. 48 об.) Не имея возможности написать вовремя, и не желая запоздать с отправкой письма, я добавляю лишь несколько строк, мой самый дорогой и милый друг Поль. Г[осподи]н Чагин (Бог его знаит каков он) ** принес нам в качестве новогоднего подарка осколок кости, недавно вышедший из вашей ноги, и грустную уверенность, что вы чувствуете себя хуже, чем хотите нам показать. Ах! Бог мой, если бы я могла страдать вместо вас, с какой радостью я бы на это согласилась! Вчера был праздник Аннеты, мы были там все, исключая папеньку. Все вызывало у меня грусть. Два года тому назад, мы были там все, и вы и Воло танцевали; в прошлом году Воло был героем бала, а вы - героем Бородина: вы были на костылях, но с нами, и я не думала, что через год я получу в этот же день осколок кости из вашей бедной ноги! В этом году вы так далеки, и, быть может, грустны или же плохо себя чувствуете, Воло тоже в армии, папенька был дома в недомогании. Борис в одном углу со своей деревянной ногой, а Александр в другом углу, не в состоянии ни танцевать, ни ходить, потому что, положив в карман ножницы без футляра и упав на этот бок, он вонзил себе два острых конца почти на полвершка глубиной в бедро, что, к счастью, не имело никаких последствий. Вы постоянно были у меня перед глазами и в моем сердце, и я не могла справиться с грустью воспоминаний и тревог. Это подтвердит вам еще раз, дорогой друг, то, что вы уже знаете, — до какой степени я вас люблю, но ради Бога, из нежности ко мне, не смотрите так мрачно на все, что вас окружает, и постарайтесь быть любезным со всеми. Мне думается, что кто-то хочет вас расстроить, чтобы воспользоваться этим и половить рыбку в мутной воде.

Этот дорогой Чагин — который наверняка вас не стоит — весь разукрашен крестами, и, разумеется, не пренебрег никакими поклонами, чтобы этого добиться. Прощайте, душинка ***, я вас нежно обнимаю, ваши братья, Софи, Аннета, Като тоже вас обнимают.

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

(Л. 49) 29 декабря. P.S. Я написал это письмо вчера утром, но, так как курьер будет лишь сегодня, я могу добавить еще кое-что. Вчера ваш товарищ Чагин пришел к нам перед обедом. Я оставил его обедать. Я говорил с ним с глазу на глаз и остался доволен его откровенностью. Он сообщил мне подробности о различных предметах, которые, таким образом, от меня не ускользнули. Эта знаменитая история с Новосильцевым⁸⁰ очень некрасива. Она не нравится мне еще и со стороны заговора, который я там нахожу, а вы знаете, мой друг, как я ненавижу все, что на это походит.

Вот письмо для вас от Чагина. Он предполагает остаться здесь по меньшей мере на месяц. Если он останется слишком надолго, я пошлю вам то, что вы у меня просите непосредственно через г[осподи]на Марченко. Я болеее доволен Чагиным после нашей второй встречи. Он показался мне добрым малым.

Прощайте, дорогой Поль.

-------------------------------------------

* Слово неразборчиво.

** Слова «Бог... он» написаны по-русски. Орфография подлинника.

*** Слово «душинка» — по-русски. Орфография подлинника.

№ 14

И.Б. Пестель — П.И. Пестелю.

С[анкт]-Петерб[ург], 21 марта 1814.

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Папка 2. Л. 57.

Упав на колени, дорогой мой Поль, возблагодарил я Всевышнего за то, что он хранил вас в двух кровавых битвах при Бaр-сюр-Об⁸¹ и при Троа⁸², о которых вы дали описание такое подробное и так хорошо написанное в двух ваших письмах от 16 и 21 февраля ст[арого] ст[иля]. Нужно быть отцом, мой милый друг, и любить свое дитя так же нежно, как я вас люблю, чтобы представить себе с точностью те различные чувства, меня волновавшие, когда я закончил чтение двух ваших писем. Все, что я могу вам сказать, это то, что вы были бы очень, очень удовлетворены, если бы вы могли читать в моем сердце. Вы вели себя как бравый офицер в этих двух сражениях, вы описываете их как рассудительный и опытный военный, и вы пишете о своих товарищах и о себе как доблестный рыцарь. Наконец, все это делает вам честь, а меня делает счастливым. Посему я прижимаю вас к своему сердцу, нежно вас обнимаю и благословляю от всей души, вознося самые горячие молитвы о вашей безопасности и вашем благополучии. Я сделал изложение ваших писем и сообщил его старому г[осподи]ну гр[афу] Салтыкову и другим лицам, которые могут оценить по-настоящему достоинства подобных вещей, и я пожинал похвалы в ваш адрес, и получил большое удовлетворение. Среди прочих кн[язь] Горчаков (в должности военного министра), возвращая мне изложение, написал мне: «Все, что (л.57 об.) я могу сказать вашему превосходительству, закончив чтение описания, которое вы получили от г[осподи]на вашего сына, это то, что я сожалею, не имея счастье иметь такого же сына». — Это делает честь сыну, и большое удовольствие отцу, мой милый друг.

Среди слухов, которые ходят в городе, есть также такой: что гр[аф] Витгенштейн был вынужден оставить свой пост по причине ранения, и что он отправился в Роштадт для излечения; со вчерашнего дня говорят, что он вновь поправился и вернулся в армию, чтобы принять командование. Признаюсь, что я не верю ни первому, ни второму известию.

Вы пишете, что были у Марченко, он сам мне об этом писал, сообщая, что вы были посланы с рапортами в штаб-квартиру, что вы отправились, не имея времени нам писать. Следующий курьер нам доставил ваши письма, здесь вышеупомянутые. Вы не сообщаете, справитесь ли вы, относительно представления о вашем повышении - я ничего в этом не понимаю⁸³. Я совершенно уверен, что если оно попало в руки гр[афа] Аракчеева, он должен был (л. 58) сразу же представить его Е[го] В[еличеству] Имп[ератору], который никогда не отказывает таким генералам, как гр[аф] Витг[енштейн], утвердить их представления. Я надеюсь, что эти два последних сражения принесут вам новые награды. Я молю Господа, чтобы они доставили вам удовольствие и приободрили.

Все известия, которые мы получаем из армии, таковы, что можно только благодарить Провидение. Кажется, что все идет к благополучному завершению, столь желаемому всей Европой.

Так как маменька сообщит вас все необходимые подробности о нашей жизни в письме, здесь прилагаемом, мне больше нечего добавить. Я скажу вам лишь, что я чувствую себя лучше и работаю как лошадь. Возможно, я вполне бы выздоровел, если бы мои служебные обязанности были менее тяжелы, и не сопровождались бы столькими неприятностями. Но что делать. Мы пришли в этот мир лишь для того, чтобы заслужить вечный отдых в лучшем мире.

Прощайте, мой дорогой Поль, я обнимаю вас еще тысячу раз и благословляю от всего сердца.