Л. А. Ростопчина
Семейная хроника» (1812) — воспоминания графини Лидии Андреевны Ростопчиной (1838–1915) — была издана в Москве к столетию со дня рождения матери автора Евдокии Петровны Ростопчиной, урожд. Сушковой — известной писательницы и поэтессы.
Если ужасный Иосафат [Кунцевич], окрасивший в красный цвет воды Вислы потоками пролитой им православной крови, удостоился неожиданной чести быть сопричисленным к лику святых (к вечному стыду папского престола), то как может почтенный доктор Гааз ужиться на небесах рядом с этим великим убийцей? Достойный христианин, доблестный соревнователь св. Винцента де Поль, доктор посвятил свою жизнь насчастным ссыльным в Сибирь. А сколько в это время среди них было невинных — можно судить по партиям, отправленным из Воронова! [подмосковное имение Ростопчиных] Он не только обходил тюрьмы, но каждую субботу,— день когда печальная процессия покидала Москву, отправляясь в долгий ужастный путь к мученической смерти, добрый Гааз напутствовал их на этот скорбный путь. Он их провожал, щедро раздавал им милостыню и утешения своего поистине ангельского сердца. Он говорил о них всегда со слезами на глазах, употребляя самые нежные названия. Тогда его широкое, плоское лицо, изрытое оспой и комично безобразное, принимало выражение полудетсюе, полуангельское. В пылу речей о милых «детях», рыжий парик, подстриженный под гребенку, сдвигался на сторону, обнажая розовую кожу; но никому не приходило в голову смеяться над доктором. Его громадное тело, такой же толщины, как длины, всегда было облечено во фрак с узенькими фалдами; черные атласные панталоны, толстые чулки и башмаки с пряжками дополняли этот туалет, подходивший к нарядам бабки. Общий вид представлял удивительное сходство с силуэтами Гиббона, которому г-жа Сталь, в то время восьмилетняя девочка, предложила свою руку, чтобы сохранить отцу любимаго собеседника.
Ходило много трогательных анекдотов о детской доверчивости и беспредельной любви доктора Гааза к своим опекаемым. Рассказывали, что они крали у него из кармана платки и кошельки, даже часы; когда ему приходилось отправляться куда-нибудь на обед и он решался взять извозчика, он долго торговался, часто имея в кармане всего двадцать копеек; вдруг появлялся какой-нибудь нищий (она всегда бродили вокруг этого достойного человека), он, отдавал ему монету и уходил большими шагами забрызгивая грязью свои чулки, напутствуемый бранью извозчика. Мы встретили его однажды: извозчик ехал следом за ним, осыпая его руганью, а он, согнувшясь, нахлобучив шляпу, убегал от ругательств, под насмешки толпы. Он никогда но уходил от бабки [Бабка автора — Екатерина Петровна Ростопчина (Протасова)] с пустыми руками. Хорошо бы было, если бы все раздаваемые ей милостыни попадали в такие же хорошие руки! Отец также давал ему для «детей», и с какой счастливой улыбкой принимал старый ребенок эти подаяния! Я помню, как однажды осмелилась его сравнить со старымъ ангелом. Меня выбранили за неуместное выражение, но честное слово, я его повторяю, потому что нахожу его красивым и думаю, что ангелы за это не обидятся. Вся Москва уважала доктора Гааза.