Что такое жизнь?

Человек¹ которому тесно в толпе, потому ли, что у него мозоль на ноге, или печень его отделяет излишнее количество желчи и он не совсем добрый малый, или потому что ему запало в голову или под пятое ребро чего-нибудь такое, до чего толпе дела нет,— такому человеку стоит только посторониться, и он издали взглянет на теснившую его толпу и будет прислушиваться к ее говору с таким же чувством, с каким ему, может быть, случалось, стоя на берегу моря, любоваться на пенистые волны, догоняющие одна другую, и прислушиваться к их говору.

Какая сила из отдельных капель воды образовала огромную пучину морскую, и с какою целью она приводит эту пучину в движение? На это еще ученые могут дать какой-нибудь ответ; но как определить, какая сила столпила людей и движет толпы и сближает их и как будто стремится соединить их в одно целое, и какая цель такого соединения?

Ничего нет труднее, как составить точное и полное определение чего бы то ни было. Что такое человек? Как известно всем и каждому, Платон определил, что человек есть животное двуногое, без перьев. Из такого определения не трудно заключить, что человек есть не более и не менее как ощипанный петух. Конечно, никто никогда не верил и не поверит, чтобы петух, даже ощипанный, был человек или чтобы человек был какого бы ни было вида петух; но со всем тем между человеком и петухом много есть тождественного. И тот и другой при случае задорные драчуны, примерные супруги и пр. Не поминая при этом особенного свойства, которым одарены только петух и студент и про которое гласит латинская поговорка,— а самое большое сходство между человеком и петухом состоит в том, что человек живет и петух живет, и потому они неоспоримо оба животные.

В чем же состоит существенное различие между животным, зовомым человеком, и животным, зовомым петухом? Или вообще, чем отличается человек от прочих животных?

Ответ на такой нехитрый вопрос слышится со всех сторон. Ребенок, затвердивший краткий катехизис наизусть, и даже тот, который не затвердил его и не умеет читать, знает, что человек имеет в собственность бессмертную душу, каковой не имеется ни у одного из прочих животных. Преданье старины глубокой.

Несколько столетий тому назад один смельчак из смельчаков французов, наскучив служить в драгунах, рубить и колоть врагов Франции, поднял собственный свой стяг против врагов человеческого разума². Неприятель, застигнутый врасплох, был разбит наголову; но так как цель всякой войны — мир, то между враждующими силами были заключены мирные условия, вследствие которых средневековая премудрость утратила много своей власти, стереть же ее с лица земли было тогда не по силам Декарта, и даже не входило в его собственный расчет, точно так же как не входит теперь в расчет великих держав стереть с лица земли турецкое кочевье в Европе...

В лице Декарта человеческий разум, получивши права гражданства в прекрасном божием мире, вздернул нос, как отпущенник холоп, и, присвоив одному человеку духовное начало, он овеществил всю остальную природу. Вследствие артезианского ученья все божьи твари, кроме человека, стали ничего более, как с особенным искусством устроенные куклы, которых сложный снаряд приводится в движение впечатлениями на них извне, как репетир приводится в движение давлением пальца на особенную пуговку часов. Кому случалось по наступлении весны любоваться первым прилетевшим гостем — скворцом, когда он, сидя на коньке кровли, подымая и опуская крылышки, выпрямив голову и обращаясь то на ту, то на другую сторону, весело распевает свою сладкозвучную песнь, тому могло притти желание разгадать смысл этой песни. Но увы, какой может, быть смысл в песне животного, куклы-скворца? В ней столько же смысла, как и в звуках эоловой арфы, когда воздух скользит по ее струнам, или в голосе кукушки, ежечасно кукующей в светлице волостного писаря. Человек, возвращающийся домой, чувствует особенную приязнь к своему любимому псу, когда этот пес, вертя хвостом и ласкаясь, приветствует его радостным визгом; тот же человек ощущает болезненное чувство, слыша вой своей любимой собаки, которую бьют. Вот и тут неуместная чувствительность. Собака — бездушная тварь, и лает и воет, и визжит, не ощущая ни боли, ни удовольствия; все эти бессознательно производимые звуки собакой-куклой подобны тем звукам, какие когда-то и производила так же бессознательно Мемнонова статуя при появлении лучей солнца, падающих на ее поверхность.

В силу такого учения человек был взгроможден выше всего сущего. Земля со всеми тварями на ней была отдана ему на услугу. Твердь небесная со всеми своими светилами и тьмами миров, вращающихся в бесконечном пространстве, существовала для его только потехи. Но человек, этот обладатель Вселенной, был отрезанный ломоть и в сущности отчужден от всей природы — положение хоть и почетное, но не совсем отрадное. Разум человеческий, освобожденный от пут схоластики, и видя, что в. его построении не все ладно, принялся поверять собственные свои определения.

Всякому небезызвестно, что человек, не имеющий ни о чем никакого понятия,— скотина или даже еще хуже скотины, а мистер Локк³ доказал, как дважды два пять, что все наши понятия приобретаются только через внешние впечатления, и потому все наши побуждения происходят извне. За Локком вся ватага философов, всех мастей и разрядов запела на тот же лад, и окончательно человек был низведен с высоты своего величия на степень, равную со всеми животными. Тем, что он человек, обязан он внешним обстоятельствам; вылупись он из яйца, был бы он, может быть, петух; зародись он в луже или в океане, он мог бы принять вид комара или кита. В последнем случае его сросшиеся нижние члены, то есть ноги, образовали бы ласт: сокращенные плечи и предплечья вместе с ручными кистями, облеченные сухожильной перепонкой, развились бы в огромные плавательные перья; желудок разросся бы в несколько желудков, селезенка разрослась бы в несколько селезенок, и недостаток мозга в огромной головизне человека-кита пополнился бы спермацетом.

Все это так просто и ясно, что бросается в глаза всякому верующему в учение Кабанисов, Борн Ст. Венсенов и прочей их собратий⁴ При таком широком разгуле разума многие обветшалые средневековые здания, подрытые под самое основание, попадали с треском. На развалинах феодальных замков воздвигались и исчезали воздуш­ные замки как мыльные пузыри.

Разум человеческий, уставший после таких разрушительных подвигов и тщетных усилий создать из самого себя что-нибудь прочное, почил; а немец Кант в хитросплетенных категориях в свою очередь доказал, как дважды два четыре, что чистый разум большой хвастун и часто берется не за свое дело, которое ему не под силу.

После многих треволнений человек должен был убедиться, что, не бывши альфой и омегой мироздания, он составляет только звено бесконечной цепи творений и что ему не суждено оглашать одному Вселенную своим однозвучным пением, но что его голос должен сливаться с голосами всех прочих существ и всего сущего в многозвучную и вечно стройную песнь. Что, бывши в беспрерывных сношениях с природой, дело его разума — неослабно следить за всеми проявлениями в природе и, беспрестанно поверяя свои понятия одни другими, приводить их все более и более в согласие между собой; изучая же проявления в природе, стараться определить их взаимные отношения, отношения их к человеку и отношения человека к природе. И таким способом все более и более уяснять человеку, что такое человек. Одно из самых важных и любопытных проявлений в природе, конечно, проявление жизни вообще и проявление жизни человека в особенности⁵. Человек живет и петух живет, и если бы не жил петух, то жизнь человека в первичных своих проявлениях была бы менее известна, нежели известна теперь: большая часть исследований над развитием зародыша вообще была производима над куриным яйцом. Исследо­вания ученых свидетельствуют,— и в этом случае нам, людям полу­ученым, остается только верить,— что все живущее выходит из яйца, разумеется не из куриного, которое само образуется из небольшого пузырька, заключенного в перепончатом мешочке яичника курицы. Прозрачная влага в этом пузырьке мутится, желтеет, и количество ее увеличивается по мере того, как увеличивается самый пузырек; достигнув полного объема желтка, он разрывает перепонки, заключающие его в яичнике; в то же время заключенный в нем животный, или первичный, пузырек разверзается и оставляет на поверхности желтка под перепонкой, его облекающей, белое пятнышко или рубчик, означающий место, где начнется развитие зародыша. Отделившись от яичника,желток спускается винтообразно по яйцепроводу, причем он покрывается белком, и окончательно на наружную перепонку белка оседает известь, составляющая скорлупу... В этом виде яйцо является на свет, и там заключается пролог развития будущего цыпленка...

Яйцо, заключающее в себе условия жизни будущего цыпленка, может оставаться некоторое время не изменяясь, точно так же как могут оставаться не изменяясь семена, заключающие в себе условия жизни будущих растений. Для пробуждения жизни в семенах необходимы тепло и влага, для пробуждения жизни в яйце нужно только тепло, по той причине, что в нем самом содержится уже достаточна влаги для полного развития зародыша.

В оплодотворенном яйце, если положить его под наседку или вообще в теплое место, постоянно происходят значительные изменения. В первый день, посредине удлиненного рубчика, между обеих перепонок желтка, замечается беловатая черточка с утолщениями на концах и окруженная перепончатой складкой; эта черточка — зачаток головохребетного мозга, из которого разовьется весь мозговой, или чувственный, снаряд. На другие сутки первоначально появляется, отдельно от мозгового снаряда, одна полость сердца, левое ушко; вскоре потом образуется левый желудочек, после чего ушко разделяется кольцеобразной перепонкой на две полости; по прошествии трех суток становится явственным правый желудочек, но сердце бьется прежде полного своего образования и содержит тогда бесцветную жидкость; красная же кровь, с своими шариками, появляется первоначально в сосудах, образовавшихся поодаль от зародыша, в перепонках желтка; сосуды эти, распространяясь и переплетаясь между собой, прогоняют кровь к сердцу.

Вскоре после появления головохребетного мозга около него появляется несколько пар точек, означающих зачатки позвонков.

В тот же день из перепончатой складки, окружающей зачаток головохребетного мозга, образуется голова и задняя часть цыпленка, а затем появляется нитевидная трубочка, протянутая от головы до хвоста и означающая собою зачаток желудка и кишек. Во время насиживания белок постепенно смешивается с желтком, и эта жидкость, первоначально всасывается⁶ сосудами, образовавшимися в перепонках желтка, а потом желудком и кишками. После появления головы постепенно образуются все другие наружные части цыпленка; но часть живота, сначала бывши совершенно открыта, восполняется мало помалу, и только в двадцатый день, вобравши внутрь остатки жид­кости, совершенно покрывается, после чего не с большим через сутки цыпленок пробивает скорлупу и появляется на свет.

Развитие ребенка происходит не совсем тождественно с развитием цыпленка, вылупившегося из куриного яйца, в котором содержится весь нужный запас для образования и полного развития зародыша; образование же зародыша ребенка совершается в утробе матери, и все нужное для его питания и развития доставляется кровеносными ее сосудами. После оплодотворения яйцо, в виде пузырька, заключенное в перепончатом мешочке яичника женщины, несколько увеличивается и, разорвавши внешний покров яичника, по трубе, к нему прилежащей, спускается в матку, где оно остается свободным в пр­должение некоторого времени. После трех недель беременности появляется первый признак развития зародыша в виде черточки с утол­щениями по обоим концам, из которых одно сообщается посредством пуповинки с внутренней мышечной оболочкой яйца, против того места внешней оболочки, которое прикрепляется к матке. В течение второго месяца яйцо увеличивается в объеме и его наружная кожистая обо­лочка покрывается нитями, часть которых, разветвившись, внедряется в матку и образует детское место. Внутри яйца содержится белковатая жидкость, среди которой развивается зародыш. Питание его и дальнейшее образование совершаются посредством пуповинки, состоящей из трех кровеносных сосудов, которые разветвились в перепончатых оболочках яйца и, достигнувши детского места, соприкасаются с кровеносными сосудами матки.

Человек в зародышном своем развитии принимает все виды существования животных. Яйцо, отделившися от яичника женщины, существует столько же самостоятельно, как существуют и животные низшего разряда, у которых нет ни мозга, ни кровообращения, и вообще ни одного из орудий жизни, отдельно и явственно образовавшихся, но которые, повидимому, одарены произвольным движением. При образовании сердца у зародыша ребенка, оно первоначально состоит из одной полости, как сердце земляного червя, потом из одного ушка и одного желудочка, как сердце рыб, затем из двух ушков и одного желудочка, как сердце лягушки, и окончательно из двух ушков и двух желудочков, как сердце птиц и млекопитающих.

При некотором подобии человека в зародышевом своем состоянии с другими животными, и он и каждое из них достигает той степени развития, которым определяется способ будущего их существования, а вместе с тем и все животные и человек, по непременному закону природы, родятся от существ себе подобных. Из оплодотворенной икры щуки никогда не разовьется другое животное кроме щуки с сердцем об одном ушке и одном желудочке, как у всех рыб вообще, но с некоторыми особенностями, свойственными только щуке. Из икры лягушки выходит первоначально головастик, похожий на рыбу, который живет в воде и дышет жабрами подобно рыбам, но скоро потом, по образовании в нем легких, жабры его исчезают, и он превращается в лягушку, которая, при способе своего кровообращения, имеет возможность жить на земле, дыша воздухом, и оставаться на долгое время под водой. Из яйца курицы выходит всегда цыпленок. В утробе женщины, при всех постепенных изменениях зародыша и многосложном его развитии, всегда образуется ребенок, а не какое-нибудь другое животное. И цыпленок, вылупившийся из яйца, и ребенок, вышедший из утробы женщины, в своем зародышном развитии получают уже собственно им одним принадлежащее образование, отличающее их от всех прочих цыплят и всех прочих ребят.

Итак, наблюдения над зародышем очевидно доказывают, что первичное образование всех животных совершается вообще одним и тем же порядком, но что при этом каждое из них в подробностях и степени своего развития разнообразно до бесконечности и что каждое животное существует отдельно от всех животных как неделимое и вместе с тем составляет собой звено неразрывной цепи всех существ.

Рассматривая каждое животное отдельно как неделимое, естественно является вопрос: кто это неделимое и под чьим влиянием началось его зарождение и совершились все чудеса его развития? На такой вопрос положительная наука, основанная единственно на опыте, не дает ответа, и тут каждому мыслящему человеку, ученому и не ученому, предоставляется решить задачу по крайнему своему разумению. При этом, как и при всех действиях нашего мышления, необходимо только, чтобы понятие, какое мы составим себе об этом предмете, не было бы в противоречии с прочими нашими понятиями, не подлежащими сомнению.

Чувства наши, через впечатления на них извне, доставляют нам только понятия о телах и их движении. Тела, занимая пространство, имеют протяжение и потому уже разделимы; части, составляющие тело, как и оно, занимая пространство, имеют протяжение, как и оно, подразделяются и потому суть также тела. Перемещение тела в пространстве мы называем движением. Тела и части их могут иметь более или менее протяжения, и движение может совершаться с большей или с меньшей скоростью и по различным направлениям. Разность в протяжении тел, ее разность в скоростях движения и в его направлении разнообразит до бесконечности видимые нами предметы.

Разум, признав протяжение в телах, деля их на части и подразделяя эти части на меньшие частицы, стремится от многочисленности к единице; допустив существование единиц, далее не подразделимых, он заключает, что такие единицы составляют сущность тел и что чувствам нашим представляются только образы предметов, беспрестанно преходящие.

Видимые нами тела представляются нам или в движении, или в спокойствии; и тут разум наш опять выводит заключение о существо­вании причины того или другого состояния тел. Причину эту, приводящую тела в движение или движущиеся тела приводящую в спокойствие, называют силою.

Никто из смертных не видал в глаза ни собственно единицы, ни собственно силы, точно так же как никто из смертных не видал собственными глазами ушей своих, а между тем всякий знает, что у него есть уши, и никто не сомневается в существовании своего Я, как единицы, обладающей жизненной силой и силой мышления, которые обе суть одна и та же сила в разных степенях своего развития.

Наше Я как единица совмещает в себе единовременно только единичные ощущения. Бесчисленное множество световых лучей, отра­женное бесчисленным множеством точек какого-нибудь отдельного предмета и собранное снарядом нашего зрения, изображает этот предмет на сетчатых оболочках двух наших глаз, и при всем том мы видим только один предмет. Сотрясение бесчисленного множества частиц воздуха сообщается в обоих ушах наших слушательным нервам, и тут опять слышим мы только один звук, и несколько стройных звуков, доходящих до нашего слуха, ощущаются⁷ нами как один аккорд. Вообще многосложные впечатления сосредоточиваются нашим Я в одно ощущение, подобно как многочисленные лучи, проведенные от окружности, сосредоточиваются посредине круга в одну точку.

Если бы каждое из отдельных наших ощущений сменялось только в нас другим, также отдельным ощущением, как сменяются разные изображения в зеркале, в котором отражается каждый новый предмет, не оставляя никакого следа предметам, отразившимся в нем прежде, то мы, не имея возможности сравнить один предмет с другим предметом и отличить частности, составляющие исключительную принадлежность какого-нибудь отдельного предмета, не имели бы решительно ни о чем никакого понятия. Наше существование, при каждом новом ощущении составляя новое Я, распадалось бы на части, не имеющие ничего между собой общего; но, имея возможность сознавать переход от одного ощущения к другому ощущению,наше Я по тому уже самому имеет и возможность беспрерывно сознавать самого себя и, отличая одни наши ощущения, производимые в нас впечатлениями извне, от других подобных ощущений, мы получаем понятие о предметах, вне нас существующих.

Собственная деятельность нашего Я беспрестанно проявляется при сношениях своих с внешним миром, и не все впечатления, передаваемые нам нашими чувствами, равносильно ощущаются нашим Я. Находясь в многочисленной шумной беседе, мы произвольно обращаем внимание на речи того или другого из собеседников, не слушаем остального говора.

Каждое ощущение в нас сопровождается сознанием этого ощущения и вместе с тем сознанием некоторых прежде бывших ощущений, и, сознавая разность одного ощущения от другого, прежде бывшего ощущения, мы приходим к познанию разнообразия предметов, производящих разные впечатления на наши чувства. Имея возможность обращать исключительно внимание и на части предметов как на отдельные предметы, части эти производят в нас отдельные ощущения. И тут наше Я опять сознает подобие или разность своих ощущений, и мы, сперва признавши подобие и различие предметов, и теперь, опять признавая подобие и различие частей их, получаем более полное познание о том, что составляет тождественность и разность в предметах, нами наблюдаемых. На небосклоне виднеется что-то темное, отличное от неба и земли. Приближаясь к этому предмету и вглядываясь в него, мы видим сплошной лес и над ним темносизую тучу; приблизясь еще к нему, мы начинаем отличать отдельные деревья, которые издали все вместе казались сплошною толщею; вблизи совсем от леса мы видим, что одни из деревьев имеют белый ствол, повисшие сучья и листья, приходящие в движение при небольшом ветре; другие деревья с зеленоватой корой на стебле, с сучьями, почти распростертыми, и листьями еще более подвижными. Третьи деревья имеют ствол темный, листья игловидные, сидячие пучками на сучьях, повисших и на конце приподнятых, и мы узнаем, что первые из этих деревьев березы, вторые осины, а третьи ели. В двух листках, сорванных с березы, при всем их сходстве между собой, найдутся признаки, по которым их легко отличить один от другого. Очертание их будет не совсем одинаково; на окраинах одного будет более или менее зубчиков, чем на окраине другого, и самые зубчики будут не все равно глубоко вырезаны. При самых подробных наблюдениях какого бы то ни было предмета, мы получаем только более или менее полное понятие о признаках, отличающих этот предмет от других предметов или (которую-нибудь его часть от других его частей; но то, что составляет самую сущность предмета, единицы, образовавшие его своим сочетанием, не доступны нашим опытным наблюдениям. Кристалл или растение, или животное, видимые нами, могут быть размельчены химическими приемами до такой степени, что дробнейшие их части, столько же положительно существующие, как и прежде, сделаются совершенно не ощутительны для нашего зрения. Не все колебания в воздухе производят впечатления на наш слух и вообще не всякое движение ощутительно для наших внешних чувств. И кристалл, и растение, и животное образуются движением единиц, сочетающихся в определенном порядке; но при этом явлении самые единицы и движение их для нас не ощутительны, и посредством внешних чувств мы узнаем только о существовании предметов, имеющих каждый свои отличительные признаки.

Единица в спокойном состоянии, как и математическая точка в спокойствии, не имеет никакого протяжения и потому ничего общего с предметами, о которых мы знаем через внешние наши впечатления, но та и другая в движении становятся доступны нашему понятию, как начала, Образующие видимые нами предметы. Движущаяся точка может образовать черту, черта — плоскость, плоскость — тело, имеющее уже все три протяжения. Все единицы в мире, не имея протяжений, ничем не могут разниться одна от другой, как только движением, которое может разнообразиться до бесконечности своим направлением и степенью скорости, с какою совершается самое движение. Каждая единица в определенное время имеет свой определенный способ движения, ей свойственный, которым она возбуждает определенное движение в ближележащих единицах, свойственное им в это время; вследствие чего единицы или сближаются в каком-нибудь порядке и могут образовать из себя что-нибудь ощутительно для нас целое, или удаляются одна от другой и остаются для нас не ощутительными.

Все это совершается подобно тому, что происходит, когда звуки, истекающие из натянутах струн, или сливаются в один аккорд, или производят нестройное разногласие. Все явления в природе, подлежащие нашим наблюдениям, происходят от движения и сочетания единиц в каком-нибудь порядке, ощутительном для наших чувств; причина же всякого движения называется силою, заключается в самих единицах, имеющих способность приходить в движение и возбуждать движение в окольных единицах. Малейшая песчинка на нашей Земле настолько же тяготит к Солнцу, насколько Солнце тяготит к этой песчинке; железный опилок притягивается магнитом ровно с такой же силой, с какой притягивается магнит опилком; стекло, натертое сукном, притягивает или отталкивает легкие тела с такой же силой, с какой легкие тела притягивают или отталкивают стекло. Все части тела, образуемого сцеплением, равно обладают этой силой. Причину явлений, происходящих всегда в одном и том же порядке, называют особенным наименованием; так говорят: сила тяготения, сцепления, тепла, света, электричества, магнитности, жизни, мышления, и во всех этих случаях слово «сила» означает только особый способ и порядок движения единиц. Постепенные, но быстрые движения единицы сли­ваются для нас в одно целое, точно так же как постепенные, но быстрые «колебания струны сливаются для нас в один звук. Одна и та же струна, более или менее натянутая, в одно и то же время совершает большее или меньшее число колебаний и производит такой или другой звук, который отзывается не на всех струнах стоящего, тут инструмента, а на той только струне, которая способна производить одинаковое число колебаний со струной, произведшей первоначальный звук; точно так же каждая единица в природе, соответственно двигательной своей силе, в данное время может совершать определенные движения по побуждении первичной движущей ее единицы, сочетаться с парными ей единицами и участвовать в образовании или какого-нибудь кристалла, или какого-нибудь растения, или какого-нибудь животного. Простые и вообще неорудные тела, образовавшиеся сочетанием единиц, обладающих уже силою сцепления, имеют собственные им свойства; каждое из них может соединиться с другим телом только в определенном и ощутительном для нас порядке. Негашеная известь состоит всегда из одного и того же количества металла, известковых и кислорода; углекислый газ, производящий угар, всегда состоит из определенного количества углерода и кислорода; негашеная известь соединяется с углекислым газом и всегда в определенном количестве того и другого; углекислая известь образуется в кристаллы всегда определенного вида; та же известь, распущенная в воде, может быть всосана корешками какого-нибудь растения и, поступив в состав этого растения, участвовать в проявлениях его жизни; потом это растение может быть принято в пищу каким-нибудь животным, и известь. вошедшая в состав этого растения, может оплодотвориться и принять участие в жизни животного. Во всех этих случаях одни и те же еди­ницы проявляют в себе разного рода силы, или, что все равно, при­нимают участие в проявлениях разного рода. Тела, образовавшиеся силою сцепления, при химических своих сочетаниях соединяются с некоторыми другими такими же телами, преимущественно перед прочими, и это свойство, называемое сродством, составляет особенность этих тел, точно так же, как то, что называют права[ми] растений и животных, составляет их особенность.

В природе беспрестанно все движется. Земля наша быстро совершает свое суточное движение, но еще с большей быстротой обращается около Солнца. Некоторые тела небесные, как наша Земля, имеют свои суточные движения и также обращаются около Солнца. Само Солнце имеет явное движение. Единицы, еще не сочетавшиеся между собой и наполняющие пространство Вселенной, беспрестанно приводятся в движение светилами небесными. При этом всеобщем движении единиц происходящие от него проявления бесчисленно разнообразны, не все единицы одинаково участвуют в каждом из этих проявлений; те из них, в которых уже возбуждена сила сцепления и которые своими сочетаниями образовались в простые тела, не все в равной степени принимают участие в проявлениях тепла, света, электричества, магнетизма, и самая сила сцепления не в одикакой степени возбуждена во всех простых телах; и эта сила, при разных обстоятельствах, в одном и том же теле может иметь большую или меньшую степень развития. Точно так же жизнь при своих проявлениях, от гриба и до человека, имеет сваи степени развития, и как при высокой степени тепла проявляется свет, точно так же при высшем развитии жизни проявляется мышление.

Какой-нибудь кристалл, образовавшийся силою сцепления в продолжение тысячелетий, может оставаться не изменяясь, не претерпевая никакого явного влияния от предметов, его окружающих, и не оказывая на них никакого действительного влияния. Во всех его частях равно распределена сила сцепления, сохраняющая его от разрушения. В растении, образовавшемся сочетанием единиц, возбужденных к жизни, происходит беспрестанное движение и изменение; части его, исполнившие свое назначение, извергаются им или отпадают от него; и в то же время оно поглощает новые начала из среды, его окружающей, из почвы, на которой оно растет; беспрестанно новые единицы, возбужденные им к жизни, входят в состав его; но не все части растения принимают равное участие в движении, в нем происходящем, в некоторых из них более напряжения силы жизни, нежели в других.

При образовании цветка и потом плода нередко истощается самое растение. Всякая почка, отделившись от растения отводком, может жить собственной жизнью и при благоприятных обстоятельствах образовать растение, подобное тому, которого она прежде была только частью. Вообще, растения, имея около себя все нужное для полного своего развития, остаются прикрепленными к почве на том месте, где началось их прозябание; размножению же растений содействуют и вода, и свет, и животные, разнося семена их на дальние расстояния.

Образования животных, находящихся на низкой ступени развития, менее сложны, нежели образования растений, которые состоят из различных частей, исполняющих особые, определенные им отправле­ния. Речной полип весь состоит из студенистого мешка, внутренняя сторона которого служит ему орудием питания. Жизнь в нем мало сосредоточена, и он плодится, отделяя от себя отростки в виде мешочков, которые, вырастая, становятся подобными своим родителям. Но тут начинаются явления, каких не замечается при развитии жизни в растениях. Речной полип, это животное, мешок-желудок, совершает произвольные движения, чего не совершает ни одно растение. Животные низшего разряда во многих отношениях мало разнятся от растений. Все лучистые живут в воде или как чужеядные внутри других животных; усваивая из среды, их окружающей, все нужное для своего питания, они растут и плодятся отпрысками подобно растениям, и тем ограничиваются их сношения с природой. Восходя от этих животных к животным высших разрядов, жизнь разнообразится в своих проявлениях, и отдельные снаряды, имеющие особые определенные назначения, все более и более получают явное и полное развитие и все более и более подчиняются общей жизни животного. Кольчатые имеют уже кровь красную и довольно сложный прибор для кровообращения, хотя и не имеют сердца; движения их правильные и разнообразнее движений, какие совершают лучистые, но и тут в некоторых из них, как в растениях и лучистых, жизнь еще мало сосредоточена. Каждая часть разрезанного червя может жить собственною жизнью и образовать из себя полное живое тело.

В животных низшего разряда жизнь растительная и жизнь жи­вотная, проявляющиеся при питании и произвольных движениях, сливаются вместе за отсутствием особых орудий для таких отличных одно от другого проявлений. В животных же более полного образования жизнь растительная и жизнь животная проявляются посредством отдельных снарядов.

При развитии мышечного снаряда, посредством которого животное совершает свои движения, образуется отдельный снаряд мозговой, или чувствительный, посредством которого животное вступает в более полное сношение с природой. С развитием мозгового снаряда живот­ное движется не только произвольно, но и совершает преднамеренные движения. Паук, раскинувший паутину и в засаде ожидающий свою добычу, поступает так же преднамеренно, как и пластун,запавший в тростник и ожидающий своего врага. Причина таких особенных явлений — та же жизнь, но в своем высшем развитии и переходящая уже в мышление. У суставчатых и мягкотелых мозговой снаряд не имеет, еще полного развития; у пиявицы, паука, рака и пчелы он состоит только из узлов, соединенных нитями и лежащих в два ряда, от головы до конца брюшной полости, а у устрицы и вообще у мягкотелых, имеющих кровообращение более правильное, нежели все животные низших разрядов, мозговые узлы окружают в виде ожерелья пищеприемник, отделяя от себя узловатую нить. Только у позвоночных мозговой снаряд получает свое окончательное развитие. Тут головохребетный мозг заключен в позвонках; одна крайняя часть его значительно утолщена и облечена черепом, и в ней находится исходная точка произвольных движений и действий мышления. Посредством парных мозговых нитей, состоящих в сообщении с головным мозгом, животное получает ощущение извне и производит движение по воле своей, причем происходит необходимо сотрясение в мозговом снаряде. Мышление, находясь в непосредственной зависимости от этого снаряда, проявляется вследствие развития жизни; но самые про­явления мышления столько же отличны от проявлений жизни, как и проявления света отличны от проявлений тепла, хотя тепло и свет могут проявляться вместе в одном и том же предмете. Самое же слово «жизнь» собственно означает только особый способ и порядок единиц, вследствие которого образуется растение или животное. И то и другое образуется под влиянием единицы, из которой сила жизни, как из средоточия, действует на окольные единицы и возбуждает их к жизни. Каждая единица, возбуждаемая к жизни, получает новую силу для сочетания своего с другими единицами, с которыми она образует живое существо, и для сопротивления разрушительному действию посторонних единиц. В этом отношении и человек, и петух, и устрица, и гриб подчиняются одному и тому закону и ничем не разнятся между собой. Как ни сложно образование зародыша ребенка и всех его снарядов жизни, он и в этом отношении не разнится от зародыша цыпленка.

Цыпленок, только что вылупившийся из яйца, бегает и находит себе пищу, и в этом отношении ребенок нисколько не похож на цыпленка; родившийся младенец едва шевелится и нередко приходится учить его взять грудь матери. Все животные при самом своем рождении имеют способность удовлетворять всем потребностям жизни, или эта способность проявляется в них вполне спустя некоторое время после их рождения. Способность эту называют инстинктом животных, который в сущности ничто другое как врожденное уменье действовать согласно целям природы, давшей каждому животному определенное назначение в его жизни. И тут человек решительно разнится от всех животных. При своем рождении он не имеет никакого уменья и потом, приобретая его, то, что он добывает собственным своим опытом, весьма незначительно в сравнении с тем, что передают ему другие, и тем, что достается ему по наследству от прежде живших поколений.

Взятый отдельно, он самое ничтожное существо из всех существ в мире; но отдельно он никогда не существует. При самом рождении он уже член семейства, с которым сливается его существование. Семейство это мало-помалу передает ему свое уменье, добытое им тем же порядком от прежде живших поколений и дополненное собственным опытом.

Пчела, только что вышедшая из своей ячейки, имеет уже способность использовать все многосложные работы, необходимые для существования пчел в улье по предназначенному им порядку. Умение пчелы, только что увидевшей свет, столько же совершенно и замкнуто, как и умение всякой другой пчелы. Семейство пчел, для своего существования не имея никакой надобности сообщаться с другими пчелами, составляет в своем улье отдельный мир, и в этом улье один и тот же порядок, какой был и есть во всех других ульях.

Семейство человека само по себе слишком слабо, чтобы противодействовать враждебным силам, его окружающим; по необходимости оно соединяется с другими семействами, чтобы увеличить свои средства для удовлетворения потребностей жизни. Человек, это слабое животное существо при своем рождении и по своей природе и тем самым поставленный в необходимость сближения с себе подобными, в совокупности с ними приобретает огромные силы, беспрестанно возрастающие, вследствие чего народы сближаются с народами, люди все более и более толпятся и все человечество стремится к соединению в одно целое — и этим самым человек решительно разнится от всех животных вообще и от петуха в особенности.