П. Н. Свистунов, 1863 г.Наталья Дмитриевна Пущина родилась 1805 года1. Она была единственной дочерью Дмитрия Акимовича Апухтина2, женатого на Марье Павловне Фонвизиной. Шестнадцати лет вышла она замуж за генерал-майора Михаила Александровича Фонвизина, который в начале [18]26 года, будучи причастен к делу 14 декабря 1825 года, был арестован в Москве в январе 1826 года. Арест его произведен был ночью и немало испугал Наталью Дмитриевну, лежавшую в постели после родов3. Лишь только она оправилась после болезни, как поехала в Петербург с двумя малолетними детьми в надежде [у]видеться там с мужем. Весною в 1827 году4 муж ее, приговоренный к ссылке в Сибирь, отвезен был фельдъегерем в Забайкальский край в местечко горного ведомства, где уже находились человек 10-ть его товарищей, прибывших туда незадолго до него.
Наталья Дмитриевна получила высочайшее дозволение следовать за мужем, но без детей своих5. Она отвезла их в Москву и поручила их деверю своему отставному полковнику Ивану Александровичу Фонвизину, вдовцу, имевшему тогда малолетнего сына6. Она собиралась в дальний путь, когда неожиданно навестил ее жандармский генерал Волков, который, зная, что высшее правительство неохотно разрешает женам осужденных следовать за мужьями, старался отговорить ее от этой поездки, и, видя, что все доводы его не в силах поколебать решимость ее, он прибегнул к крайнему средству и с видом живейшего участия дал ей почувствовать, что полученные из Сибири сведения возбуждают опасения: жив ли он. Легко себе представить ее смущение и горе. Родные ее под влиянием генерала Волкова стали уговаривать ее, чтобы она дождалась известия о муже из Сибири, прежде чем предпринять путешествие в 6000 верст в Восточную Сибирь. В недоумении своем она решилась съездить помолиться в Троицкую лавру, что Бог положит ей на сердце, на что ей следует решиться. Она подозревала, что цель Волкова состояла в том, чтобы отсрочить эту поездку на неопределенное время, предполагая, что впоследствии она вовсе от нее откажется.
В Троицкой лавре по настойчивой просьбе ее спутницы, молодой кузины, она зашла к затворнику, который с первого слова благословил ее на долгий путь и дал ей крестик для того лица, к которому она едет. Слова старца, обращенные к ее кузине и к слуге, ее сопровождавшему, еще более убедили ее в прозорливости отшельника. На 22[м] году своего возраста она, расставшись с детьми и со всеми близкими ее сердцу, отправилась одна в Сибирь.
Вскоре по прибытии в Читу почувствовала на себе вредное влияние сурового сибирского климата, особенно по переезде из Читы в Петровский завод. В 1832 году она родила дочь, которая и году не жила7. Тут настигла ее нервная болезнь, от которой она страдала 10 лет без всякой помощи со стороны врачей, не познавших ни причины, ни свойства ее недуга. К 1834 году она последовала за мужем, назначенным на поселение в город Енисейск. Пробывши там два года, самые тяжелые ее изгнаннической жизни, по ходатайству родных получила дозволение переехать с мужем в город Красноярск. Хотя тамошние врачи и не сумели ей помочь, но, по крайней мере, окружающая ее среда изменилась к лучшему и не подвергала ее ежедневным огорчениям, какие испытывала она в Енисейске.
В 1838 году с разрешения высшего правительства переехала с мужем на житье в город Тобольск, где в первый раз по прибытии в Сибирь имела радость свидания с близкой родственницей и подругой юных лет княгиней Горчаковой, супругою генерал-губернатора Западной Сибири, которая вместе со своими дочерьми навещала ее по нескольку раз в неделю.
В том городе прекратилась болезнь ее без всякого врачебного пособия. По отъезде княгини Горчаковой составился около нее ческой жизни, а приписывая ее поступок вспышке пламенного воображения, переселились в Москву, дабы доставить ей развлечение светской жизни.
Там стал их часто навещать родственник по матери Михаил Александрович Фонвизин, которого она с ранних лет уважала и любила за редкие душевные качества. Хотя он был ей по летам не ровня, она охотно согласилась выйти за него замуж. Тобольский епископ Владимир8, одаренный редким даром слова, любимый всем городским обществом, которое перед ним благоговело, часто беседовал с Натальей Дмитриевной. Заметивши в ней глубокое познание Священного Писания и редко встречаемую опытность в разъяснении тайн духовной жизни, приказал ей изложить письменно свое рассуждение о молитве Господней. Она на другой же день исполнила приказание своего архипастыря и привезла ему тетрадку в 40 страниц, мелко исписанную. Он так был поражен ее сочинением, что не мог верить, чтобы она его написала без сотрудничества мужа. Но когда Михаил Александрович уверил его, что он далеко не способен помочь ей в таком деле, он благодарил ее за сообщение этого сочинения и пожелал его сохранить у себя. Черновой подлинник этого рассуждения сохранился у одного из ее знакомых, который намерен поместить его в одном из наших духовных журналов.
Архимандрит Макарий9, учредитель Алтайской миссии, известный своею подвижнической жизнию и двадцатилетним трудом над переводом Библии с подлинников — еврейского и греческого, познакомился с нею в Тобольске. О том, как он высоко ценил ее духовную жизнь, свидетельствует следующий случай. Она изъявляла сожаление о его редких посещениях города Тобольска, лишивших ее возможности пользоваться его душеспасительным словом. Он, указав рукою на икону Спасителя, сказал: «Вот кто был ваш наставник и путеводитель в вашей скорбной жизни. Вам не следует искать другого».
Беседы ее многим послужили в пользу. Слово ее, исполненное любви и силы, привлекло к Богу многих неверующих или мало верующих. Она оставила по себе память в сердцах тех, которые имели случай ее достойно оценить, и до конца жизни, находясь в Москве, не прекращала переписки с тобольскими друзьями.
Будучи в разлуке с детьми, она заботы свои приложила к воспитанию детей бедных родителей, приютив у себя в доме двух воспитанниц и одного семинариста, сына ее духовного отца, протоиерея Знаменского. В 1851 году ее постигла великая скорбь: она узнала о смерти своего старшего сына, умершего [в возрасте] 27 лет. На следующий год скончался другой ее сын10. Они оба кончили курс учения в Московском университете.
Н. Д. ФонвизинаВ 1853 году, по просьбе И. А. Фонвизина, князь Орлов11 решился ходатайствовать о возвращении в Россию ее мужа, в чем и успел. Вместе с получением этой царской милости М.А.Фонвизин узнал о болезни брата своего и немедленно поскакал в Москву в апреле месяце, в самое бездорожное время, но брата своего не застал уже в живых. Ему велено было жить в 50-ти верстах от Москвы, Бронницкого уезда в родовом его поместье Марьине. Летом того же года приехала к нему из Сибири его жена, но не прошло и года, как скончался М.А.Фонвизин. Наталья Дмитриевна осталась круглою сиротою, без мужа и без детей. Соскучившись своим одиночеством, она в 1856 году отправилась в Сибирь повидаться со своими тобольскими друзьями, в числе которых протоиерей Знаменский12 занимал почетное место. Чтоб дать понятие об этой замечательной личности, стоит припомнить, что преосвященный Афанасий, тобольский епископ, расспрашивая о нем и услышав о подвигах его пастырской жизни, воскликнул с удивлением: «Вот это святой муж».
О высочайшей милости, вследствие которой возвращены в Россию сосланные по делу 14-го декабря, Наталья Дмитриевна узнала в Сибири и вместе с товарищами ее мужа порадовалась этому событию.
В 1857 году, по настоянию близких друзей ее, она согласилась вступить во второй брак с Иваном Ивановичем Пущиным, возвратившимся в Россию вследствие высочайшей амнистии. В 1859 г. она и его лишалась. С тех пор она жила в Москве, откуда ездила два раза в Киев для поклонения святым мощам и в Одессу, где похоронены ее сыновья. За три года до кончины здоровье ее стало расстраиваться, и она как бы постепенно гасла. 10-го октября 1869 года она рассталась со здешним миром, окруженная искренними друзьями ее, воспитанниками и всеми теми, кому она благодетельствовала.
Примечания
Воспоминания П. Н. Свистунова о Н. Д. Фонвизиной публикуются в настоящем издании впервые по карандашной записи, сделанной его дочерью Екатериной под диктовку отца. Подлинник записи хранится в ИРЛИ (ф. 36, оп. 3, д. 23, л. 1–8), копия — там же (ф. 265, оп. 2, д. 2153, л. 1–6). В настоящем издании воспоминания воспроизводятся по подлиннику, хранящемуся в указанном фонде известного критика, поэта и драматурга Виктора Петровича Буренина (1841–1926), близкого друга Н. Д. Фонвизиной. В конце подлинника (л. 9) воспоминаний В. П. Бурениным сделана приписка: «Эта запись Свистуновой получена мною от М. И. Семевского, издателя «Русской старины». Узнав, что я был близко знаком с Нат[альей] Дмитриевной, он передал Mile «в полное мое распоряжение» этот документ и просил меня написать для его журнала воспоминания о Н. Д. Но я в то время был отвлечен другими журнальными и литературными работами и не мог исполнить сию просьбу. Семевский вскоре умер, и запись Свистуновой осталась у меня».
Отсюда можно судить, что М. И. Семевский, вероятно, предполагал издать воспоминания о Н. Д. Фнвизиной, написанные двумя близко знавшими ее лицами — П. Н. Свистуновым и В. П. Бурениным.
Воспоминания П. Н. Свистунова о Н. Д. Фонвизиной не были опубликованы в «Русской старине», вероятно, из-за того, что располагавший ими В. П. Буренин считал нецелесообразным их публиковать. Свои соображения он изложил в приложенном к тексту воспоминаний отзыве: «Я того мнения, что статья (т. е. воспоминания. — В. Ф.) в настоящем ее виде не годится для помещения ее в журнале, здесь голый перечень фактов. Редактору следует вникнуть во все обстоятельства ее жизни, составить себе характеристику ее личности и тогда уже сообщить публике этот некролог или краткую биографию. Чтобы заинтересовать читателя предметом, надо самому с любовью о нем говорить. Чтобы ознакомить редактора с личностью покойной Н. Д., считаю нужным передать ему некоторые черты, отличающие ее от многих. В ней была редкая правдивость, и потому не допускала она общепринятой светской лжи. Она или молчала, или говорила правду, но правда эта смягчалась сердечною теплотою и любовью к ближним. При всей строгости ее христианской жизни снисходительность ее к слабостям ближнего была беспредельна. Ее наружный вид, обращение, привычки были таковы, что по ним и подозревать нельзя было о высоком ее настроении духовном. При всей ее набожности самый недоброжелательный человек не назвал бы ее ханжою, потому что в ней и тени притворства не было; мало того, что не искала выдавать себя за лучшую, чем она сама себя сознавала, но лишь только замечала, что кто-либо восторгается ею, оценивая ее выше, чем она себя ценила, она простодушно выставляла перед ним свои слабости и сама разбивала пьедестал, на который домогались ее поставить. Свободная от всякого тщеславия, она не искала никогда выставлять ни ума, ни начитанности своей, и люди, встречавшие ее в свете лишь случайно, узнавали, что она умна и добра, но зато не пропускала случая [указать на] качества ума или сердца, признаваемые ею в ком-либо другом. Она раз высказалась про святых, что, по ее мнению, они, несомненно, были самые приятные и милые люди. Вот как она понимала истинное христианство» (л. 9 об.).
Разумеется, советы В. П. Буренина раскрыть полнее эти качества Н. Д. Фонвизиной были справедливы, и у Свистунова, несомненно, было что сказать об этих чертах ума и характера Фонвизиной, которую он боготворил. Но надо полагать, что его статья-воспоминания, по-видимому, носила характер краткой биографической справки-некролога, написанной, вероятно, в конце 1869 — начале 1870 гг. (Н. Д. Фонвизина умерла 10 окт. 1869 г.). Поэтому жанр статьи и небольшой ее объем не позволили автору дать обстоятельную биографию жены декабриста М. А. Фонвизина. Хотя многие факты из биографии Н. Д. Фонвизиной, которые сообщает Свистунов, известны по другим источникам, тем не менее его воспоминания о ней представляют несомненный интерес.
1Н. Д. Фонвизина родилась 1 апр. 1803 (или 1805) г. (Декабристы. Биографический справочник. М., 1988. С. 186).
2Н. Д. Фонвизина была дочерью Дмитрия Акимовича Апухтина (1768–1838) и двоюродной сестры М. А. Фонвизина Марии Павловны Фонвизиной (1779–1842)
3Свистунов допускает неточность. Во время ареста мужа Н. Д. Фонвизина находилась на последнем месяце беременности. 4 февр. 1826 г. у нее родился второй сын — Михаил.
4М. А. Фонвизин был отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь не весной, а 21 янв. 1827 г.
5Н. Д. Фонвизина приехала к мужу в Читу в марте 1828 г.
6Младший брат М. А. Фонвизина Иван Александрович (1789–1853), отставной полковник. «Малолетний сын» И. А. Фонвизина — Александр (1824–1839).
7В Петровском заводе у Фонвизиных родились сыновья Богдан (1832) и Иван (1834), умершие в младенчестве.
8Алявдин Василий Федорович (1791–1845), в монашестве Владимир, тобольский епископ с 1836 г.
9Руководитель Алтайской миссии архимандрит Макарий (Михаил Яковлевич Глухарев, 1792–1847). Его «двадцатипятилетний труд» — новый перевод книг Ветхого Завета на русский язык. Церковные власти не только отказались печатать его перевод, но из-за него Макарий чуть было не поплатился заточением. В Тобольске сблизился со многими декабристами.
10Оба сына Фонвизиных умерли в Одессе — Дмитрий в 1850, Михаил в 1851 г.
11Орлов Алексей Федорович (1786–1861), кн., ген.-лейтенант, шеф жандармов и главный начальник III Отделения (1844–1853).
12О протоиерее С. Я. Знаменском см. прим. 36 к статье «Несколько замечаний по поводу новейших книг и статей о событии 14 декабря и декабристах» .