Литература, посвященная истории движения декабристов, огромна, и тем не менее вряд ли можно утверждать, что даже на современном, весьма высоком уровне изучения данной проблемы все ее слагаемые в-достаточной степени разработаны и приведены в необходимую ясность.
К числу недостаточно изученных тем истории движения декабристов, относятся, в частности, вопросы о непосредственных предпосылках движения декабристов, об органической связи истоков движения с условиями русской действительности первой четверти XIX в., о начальном этапе-формирования революционного мировоззрения декабристов и об объективных и субъективных причинах, побуждавших прогрессивно настроенных представителей господствующего класса России вступать в тайное общество для борьбы против самодержавно-крепостнического строя.
Если в существующей литературе и говорится (главным образом, в общих фразах) о влиянии на будущих декабристов идей западноевропейских просветителей и материалистов, событий Отечественной войны 1812 г. и заграничного похода 1813–1815 гг., а также мрачных сторон самодержавно-крепостнического строя, то выяснению степени воздействия каждого из названных факторов на развитие и формирование их революционного мировоззрения не уделяется должного внимания.
В связи с этим значительный интерес представляют сохранившиеся архивные документы декабриста А. П. Юшневского, широко освещающие его борьбу в Бессарабии (1816–1817 гг.) против крепостнической политики молдавских бояр и помещиков, пытавшихся распространить на болгарских переселенцев, бежавших от гнета турецких завоевателей в пределы России, ненавистные им феодальные порядки.
Выступив в защиту прав и привилегий болгарских переселенцев, А. П. Юшневский тем самым внес весьма существенный вклад в дело развития русско-болгарских дружественных связей.
Изучение смелой и энергичной борьбы Юшневского против бессарабских крепостников особенно важно потому, что эта борьба закрепила в его мировоззрении передовые общественно-политические взгляды и подготовила его к вступлению в 1819 г. в Союз благоденствия.
Хотя хорошо известно, что существование крепостного права со всеми его отталкивающими чертами явилось, по признанию многих декабристов (П. Пестеля, И. Якушкина, Н. Тургенева, В. Кюхельбекера, Н. Крюкова и др.) одной из главных причин, побудивших их вступить в тайное общество дворянских революционеров, тем не менее об их отношении к зависимому положению крестьян на начальном этапе Союза спасения сохранилось крайне незначительное количество современных свидетельств.
Основные материалы, содержащие антикрепостнические выступления декабристов, относятся либо к периоду составления -программных документов движения («Русской Правды» П. Пестеля и Конституции Н. Муравьева), либо ко времени следствия над декабристами и более поздней их работе над мемуарами. Поэтому документы об антикрепостнической борьбе А. П. Юшневского в 1816–1817 гг. имеют для историков декабризма особую ценность.
В настоящей работе автор делает попытку рассмотреть две важные исторические проблемы. Первая имеет своей целью показать обстановку, в условиях которой в 1816–1817 гг. приходилось действовать А. П. Юшневскому, т. е. проследить влияние тогдашней действительности и, в частности института крепостного права, на процесс формирования его преддекабристской идеологии. Вторая проблема сводится к выяснению положения болгарских переселенцев в Бессарабии и форм начатой ими антифеодальной борьбы за улучшение своей участи.
Предлагаемый доклад, тема которого в существующей литературе до сих пор не разрабатывалась1, основан на архивных материалах, хранящихся в Москве в Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА)2, в Кишиневе в Центральном государственном историческом архиве Молдавской ССР (ЦГИА МССР)3 и в Одессе в Одесском областном государственном архиве (ООГА)4.
* * *
Революционное движение декабристов складывалось в обстановке обострявшегося процесса разложения феодально-крепостнической системы и роста классовых противоречий в стране. Этот процесс, сопровождавшийся вызреванием элементов капиталистических отношений, сказывал-, ся не только в экономической сфере, но и в области развития общественно-политической мысли. Первые уроки политического «вольнодумства» Юшневский получил, когда ему минуло 18 лет (в 1804–1805), от некоего итальянца на русской службе, возбудившего своими беседами в пытливом уме юноши «любопытство к чтению сочинений, в которых более или менее скрывались семена пагубного вольномыслия»5. Однако эти уроки не развили в Юшневском, по его собственному признанию, ни определенного мировоззрения, «ни расположения к какой-либо цели». Но все же чтение книг западноевропейских просветителей и материалистов направляло работу ума в сторону критического осмысливания социально-политических проблем современности, а русская действительность давала обильный материал для революционных комментариев. Знакомство с политической литературой усиливало также его интерес к теоретическим вопросам будущего общественного устройства и рождало сомнения в целесообразности и законности его тогдашней организации.
В одном из писем к любимому брату Семену А. П. Юшневский писал: «...Я не знаю, как зовут те правила, которые я тебе внушить старался6, ежели их называют философией XVIII в., тогда должно будет заключить, что имя сие дается правилам честности, бескорыстия, любви к своим собратьям; привязанности к тому обществу, в котором мы родились»7. Юшневский советует своему брату быть верным этим правилам и искать близости лишь с теми людьми, которые «умеют быть добродетельны, любят свою страну и стремятся к ея благу»8. Это письмо Юшневского до некоторой степени уясняет характер его политических устремлений и нравственных запросов и позволяет, как нам кажется, сделать вывод о том, что прогрессивная философия XVIII в. и учение французских материалистов оказали заметное влияние на его мировоззрение и особенно на выработку этических основ его убеждений.
Живя с осени 1804 по 1808 г. в Петербурге, А. П. Юшневский был близок к передовым литературным и театральным кругам северной столицы. Особенно тесная дружба соединила его с Н. И. Гнедичем9 — автором известных переводов древней и западноевропейской классики и оригинальных произведений, среди которых особенно выделяется ряд его вольнолюбивых стихотворений10.
В эти годы А. П. Юшневский принимает близкое участие в просветительных начинаниях передовых элементов русского общества11, чутко прислушивается к оживленным политическим дискуссиям.
В записках известного русского статистика и историка К. И. Арсеньева о годах его учения в Петербургском педагогическом институте (1806–1808) содержатся ценные сведения об общественно-политических интересах и настроениях молодежи тех лет. В своих мемуарах Арсеньев писал: «Я прислушивался к политическому говору моих старших товарищей, судивших и рядивших о Наполеоне, о Питте, о Фоксе, о Тильзитском мире, о величии России и ее унижении и пр. и пр. Пылкий патриотизм молодых умов проявлялся в шумных криках против повелителя французов, против эгоизма англичан и в возгласах о малодушии и бессилии немцев»12. Но не только внешне-политические события были темой тогдашних разговоров. Видное место в них занимали толки о разрабатываемых правительством преобразованиях государственного управления и проектах ликвидации крепостного права.
Начальный этап правительственной деятельности Александра I, получивший в дворянеко-буржуазной исторической литературе крикливое название «эпохи либеральных реформ», проходил под впечатлением бурного-роста крестьянского антикрепостнического движения последних лет царствования Павла I13. Поэтому на первые действия Александра I влияло не «лагарповское» воспитание, а реальная русская действительность, требовавшая радикального решения крестьянского вопроса14.
«Наше общество разделено на два разряда — владельцы и крестьяне; власть первых угнетает вторых, и от того между ними существует великая вражда»15, — писал Александру I бывший член Негласного комитета П. А. Строганов в связи с рассмотрением в 1804 г. одного из секретных: циркуляров всем начальникам губерний.
Обсуждение крестьянского вопроса породило в то время целую серию различного рода записок и проектов, с которыми авторы обращались к Александру I, предлагая свои способы и методы его разрешения.
Поиски путей к преодолению внутриполитических и международных: затруднений накаляли общественную атмосферу тех лет и рождали тревогу в правительственном лагере. Даже из среды консервативно-аристократической оппозиции раздавались предупреждающие голоса о том, что-«Россия наполнена недовольными; жалуются в палатах и в хижинах, не имеют ни доверенности, ни усердия к правлению, строго осуждают его цели и меры»16.
Царское правительство, с одной стороны, страшилось и, с другой — недооценивало силу передового общественного мнения и его влияния на правительственную политику. В. П. Кочубей, находясь в декабре 1808 г. в Париже, в беседе с французским министром полиции Фуше, говорил: «Какие же могут существовать способы в абсолютной монархии для проявления общественного мнения, так как если способов такого проявления: не существует для правительства все равно, как если бы не существовало общественного мнения» 17.
Но общественное мнение в России, несмотря на давление правительства, существовало и развивалось. В идейной борьбе рождалось новое, прогрессивное направление русской политической мысли18, оказавшее бесспорное влияние на формирующееся мировоззрение А. П. Юшневского в период его пребывания в Петербурге.
В конце 1808 г. А. П. Юшневский был направлен Государственной коллегией иностранных дел в Бессарабию и определен там в гражданскую канцелярию сначала на должность переводчика, а затем штатного секретаря при русском сенаторе, председательствующем в Диванах княжеств Молдавии и Валахии. В Бессарабии в органах русской администрации Юшневский прослужил до сентября 1814 г., уйдя затем в отставку. Поступив в феврале 1816 г. на службу теперь уже в штаб главнокомандующего Второй южной армией, он, видимо, как человек хорошо знакомый с местными условиями, был вновь командирован в Бессарабию «для собирания сведений о поселенных там болгарах, изъявивших желание составить особое войско на правах донских казаков»19.
Основная масса болгар перешла в Бессарабию из-за Дуная в период русско-турецкой войны 1806–1812 гг. в надежде найти на территории, занятой русской армией, убежище от гнета и насилий турецких феодалов. В 1810 г. генерал С. Тучков доносил, что к переселению в Россию болгары «не были никем за Дунаем к тому понуждаемы и даже войска Российские в их селениях не были, а перешли сюда добровольно и принуждены были отстреливаться от турецких партий их удерживавших»20. К такого рода массовым переселениям болгар побуждала не только надежда обрести в России свободу и землю, но также и стремление совместно с русской армией принять участие в тяжелой борьбе с общим врагом21.
Поселившись в Бессарабии и Новороссийском крае, болгары стали рассматривать Россию как свою вторую родину. Эти чувства особенно-ярко проявились во время Отечественной войны 1812 г., когда болгарские колонисты, желая поддержать героические усилия русского народа в борьбе против наполеоновского нашествия, жертвовали свои скромные денежные сбережения «в пользу всенародного ополчения»22.
Об отношениях задунайских болгар к России, об их стремлении принять участие в освободительной борьбе против турецких угнетателей повествуют такие, к сожалению, немногочисленные, хотя и в высшей степени ценные источники, как опросные листы, составлявшиеся в главном дежурстве Молдавской армии на лиц, задержанных при переходе через линию фронта. Так, например, явившийся в расположение русских войск болгарин Дмитрий Константинов показал, что он родом из-за Дуная из местечка Киш, и «во время разорения тех мест турками в прошедшем году (т. е. 1807 г. — Н. К.) он оттуда бежал к главному сербскому начальнику Карадиордию и поступил в его войско и находился в сражении против турок...»23. Другой болгарин Р. Номий заявил при опросе, что «намерения его давно уже было бежать в Россию»24, но удачный случай ему представился только в мае 1808 г.
Когда на основании Бухарестского мира 1812 г., Бессарабия отошла к России, более 3 тыс. болгарских семейств не пожелали воспользоваться IV статьей договора, предоставлявшей им право вновь вернуться в пределы Турецкой империи и навсегда решили остаться в России.
Непосредственным поводом, вызвавшим командировку А. П. Юшневского в начале 1816 г. в Бессарабию, послужило прошение болгарских переселенцев, адресованное в сентябре 1815 г. через главнокомандующего Второй южной армией генерала Л. Л. Беннигсена к Александру I с изложением их просьбы к русскому правительству. В этом прошении выражалось желание болгарских переселенцев, чтобы из них было сформировано особое войско на правах донских казаков25 и чтобы им для поселения было отведено достаточное количество казенной земли в районе Нижнего Дуная.
Проект предоставления болгарским переселенцам прав русских казачьих войск, имеет свою краткую историю. Впервые он был выдвинут в 1812 г. в особой записке, автором которой, по-видимому, был действительный статский советник А. Я. Коронелли, управлявший в то время колониями задунайских переселенцев. В 10 пункт этой записки предлагалось поручить «Главному попечителю составить из переселенцев войско, на положении, как донское войско существует»26. Однако внешне-политическая обстановка (начало Отечественной войны 1812 г.) не позволила в то время тщательно обдумать и осуществить предложенную меру, и поэтому вопрос о болгарском войске снова всплыл Лишь в конце 1815 г., но теперь уже по инициативе самих болгар не забывших о проекте 1812 г. Возможно также, что стремление болгарских переселенцев к несению казачьей службы было продиктовано их надеждой избавиться таким путем от произвола местных властей и крепостнических устремлений молдавских помещиков.
Что же касается вопроса о водворении всех задунайских переселенцев на казенной земле27, то он в начале 1812 г. также был поднят уже упомянутым нами А. Я. Коронелли в его отношении к сенатору В. И. Красно-Милашевичу, председательствовавшему в Диванах обоих княжеств. С разрешения Кутузова это «водворение» начало было осуществляться с подготовительных мер (учет количества болгар, отводимой им земли и т. п.), но последовавший вскоре Бухарестский мир и военные события 1813–1815 гг. остановили их завершение. И вот, в конце 1815 г. старый, наболевший вопрос снова приобрел особую остроту и вокруг него развернулась напряженная борьба партий и интересов.
Прошение болгар, подкрепленное свидетельством Беннигсена об их тяжелом положении, не могло не обратить на себя самого пристального внимания министерства внутренних дел, тем более что ему, видимо, было известно о волнениях болгарских переселенцев, вспыхнувших в июне 1815 г. в местечке Леово.
Поводом к выступлению болгар послужили попытки бессарабских помещиков принудить их к выполнению различного рода обременительных феодальных повинностей28. Болгарские поселенцы послали областной администрации жалобу на произвол местных помещиков и отказались на них работать. Тогда по требованию И. Бальша (крупнейшего бессарабского помещика) кодорский исправник, явившийся со стражниками, арестовал в Леове зачинщиков «неповиновения», вызвав этим возмущение болгарских поселенцев, которые вооружившись, двинулись в дом исправника и, избив охрану, освободили арестованных. Местные власти расценили эти действия болгар, как «бунт» и даже направили на его подавление крупный военный отряд29. Видимо, этим-то «попечением» о спокойствии пограничной области следует объяснить ту сравнительно быструю реакцию, которая последовала в ответ на прошение болгар. Уже 31 декабря 1815 г. министр внутренних дел О. П. Козодавлев направляет управляющему Бессарабской областью генерал-майору И. М. Гартингу предписание собрать необходимые сведения, на основе которых можно было бы в Петербурге вынести решение о будущей-судьбе болгарских переселенцев. В перечне вопросов, на которые должен был дать ответ Гартинг, первыми пунктами значатся следующие: «1. Действительно ли дано сим болгарам объявление от князя Кутузова-Смоленского и состоит ли оно точно в том, что в прилагаемой при сем копии оного изображено? 2. Какие сделаны распоряжения после означенного объявления по Управлению и водворению сих людей как в бытность его там, и после, особенно, по заключении уже мира?»30.
В частности, Козодавлева интересовал вопрос о том, действительно ли Кутузов предоставил болгарам возможность избрать для их водворения свободные земли и обещал им, что они не будут находиться под властью земских исправников, но «составят особое общество колониальных поселенцев31. Из этого отношения выясняется неосведомленность центральной власти о всех конкретных мероприятиях, которые проводил Кутузов в Бессарабии, пользуясь своей самостоятельностью и широкой властью главнокомандующего.
Помимо учета опасности развития широкого антифеодального движения в Бессарабии, правительство, приступив к изучению положения задунайских переселенцев, видимо, разделяло и точку зрения генерала Беннигсена, писавшего (20 сентября 1815 г.) с связи с посылкой в Петербург прошения болгар, следующее: «Сверх того, безошибочно судить можно» что на снискание сими переселенцами счастья и благосостояния под скипетром в. и. в. взирает вся Болгария. Блаженство сей отделившейся от них части воспламенит в ней, конечно, желание, надежду, приверженность и любовь к оному. Противное же тому положение, навсегда поселит в сем обширном и многолюдном крае, упорственное от нас устранение, а чрез то лишены будем тех выгод, каковые от оного ожидать можно»32.
21 января 1816 г. управляющий Бессарабской областью получил изг Петербурга предписание, «чтобы по предмету желания болгар для собирания точных сведений были командированы на место особые чиновники»33. От гражданских властей (Гартинга) в эту комиссию были выделены два чиновника — отставной майор Милетич и титулярный советник Марченко, которым в марте 1816 г. была дана инструкция о целях их. командировки, в значительной степени повторявшая вопросы, поставленные в отношении министра внутренних дел от 31 декабря 1815 г.
В свою очередь Беннигсен от командования Второйармии назначил в вышеупомянутую комиссию надворного советника А. Юшневского к штаб-ротмистра Д. Ватакиоти.
Подобный смешанный состав комиссии, в которую были включены представители от гражданских и военных властей, придавал последним известную независимость и, следовательно, возможность открыто высказывать свои соображения, не опасаясь «неудовольствия» местного начала ства.
Вскоре после присоединения Бессарабии к России система управления задунайскими переселенцами была изменена34, и они, несмотря на обещанное им «независимое от местных властей управление» оказались наряду с коренными жителями края подчинены власти земских исправников, которые по истечении установленного для болгар льготного срока стали взыскивать с переселенцев такие же повинности, как и со старожильцев. Кроме того, поскольку правовое и материальное положение болгарских переселенцев (в отличие от других иностранных колонистов) не было в то время определено законом, они являлись заманчивым объектом для крепостнических посягательств и со стороны молдавских помещиков, на землях которых поселилась значительная их часть. Молдавские помещики, используя тяжелое материальное положение болгарских переселенцев пытались превратить их в зависимых крестьян, прикрепленных к помещичьей земле и обязанных выполнять в пользу ее владельцев установленные феодальные повинности.
В 1815–1816 гг. задунайские переселенцы, спасаясь от эксплуатации помещиков и откупщиков, начали массами переходить на казенные земли, нередко бросая в пользу владельцев и исправников все свое движимое и недвижимое имущество. Понимая, что это является одной из форм протеста болгарских переселенцев против распространения на них феодально-крепостнических порядков, управляющий Бессарабской областью генерал-майор Гартинг, выполняя волю молдавских помещиков, отдал распоряжение о насильственном возвращении задунайских болгар на прежние места их жительства. В этот напряжённый момент начала свою деятельность комиссия Юшневского.
Прибыв 9 марта 1816 г. в Кишинев и направившись оттуда в г. Рени (Томарово), назначенный местом ее пребывания, Юшневский и Ватакиоти тотчас приступили к выполнению возложенного на них поручения35. В результате тесного общения с представителями болгар и личного знакомства с их бытом и нуждами перед членами комиссии открылась картина вопиющего произвола, злоупотреблений земских чиновников и помещиков по отношению к задунайским переселенцам. Цель комиссии Юшневского, согласно, инструкции министра внутренних дел О. П. Козодавлева, состояла в сборе сведений о количестве болгар, проживавших в Бессарабии на казенных и помещичьих землях, и о землях, которые могли быть(отведены им под поселение36. Члены комиссии не были уполномочены расследовать сложившиеся взаимоотношения между болгарскими переселенцами, с одной стороны, и молдавскими помещиками и местными властями — с другой. Между тем А. П. Юшневский с первых же шагов своей деятельности в Бессарабии главное внимание уделил именно этой стороне дела, не предусмотренной официальными указаниями, о чем свидетельствуют многочисленные его рапорты37, адресованные генералу Л. Л. Беннигсену и местным властям. В них Юшневский активно встает на защиту гражданских и имущественных прав болгарских переселенцев, доказывая незаконность крепостнических посягательств бессарабских помещиков. Поэтому действия А. П. Юшневского выглядят не как обычное «добросовестное» выполнение миссии, возложенной на государственного чиновника, а как его личная инициатива, продиктованная самыми высокими идейными побуждениями38.
Уже 20 марта 1816 г., сообщая о результатах произведенного им расследования положения болгар, Юшневский писал следующее: «Люди сии в противность обещанной им письмом от покойного князя Михаила Ларионовича защиты, претерпев величайшие притеснения от частных владельцев и от земских чиновников, покинули на месте имущества свои им в добычу и пришли на казенные земли искать убежища от угнетений»39.
Несколько позднее (в конце марта 1816 г.), дополняя свои наблюдения над жизнью болгар, поселившихся на помещичьих землях, он докладывал. «В рассуждении же обязанностей сих болгар к помещикам, то об оных, как из предварительных с ними сношений видно, известные они из одних только требований и поборов помещиков, кои, по-видимому, и согласуются в сем случае с (их.— Н. К.) произволом»40.
Вскоре после начала работы комиссии на ее имя было подано прошение от общества задунайских переселенцев, в котором, между прочим, говорилось, что поскольку они являются «простолюдинами», не способными понять, какие из наложенных на них «тягостей» могут считаться законными и какие должны быть отнесены за счет «самоуправства исполнителей», то поэтому к прошению прилагается особая «Записка»37 с описанием выполняемых ими «повинностей» за время пребывания в Бессарабии.
Эта «Записка», представляющая исключительный интерес для историка, содержит ценнейшие данные для выяснения характера социально-экономических отношений, господствовавших в первой четверти XIX в. не только в Бессарабии, но и в Турции42. Она дает также исчерпывающие сведения о тех налогах и. повинностях, под бременем которых страдали последние годы болгарские переселенцы. Кроме того, рассматриваемая «Записка» позволяет судить и о различных формах незаконных поборов, проводимых местными властями.
Свои первые усилия комиссия Юшневского направляет на приостановку принудительного возвращения болгарских переселенцев с казенных земель на помещичьи. Поскольку же Гартинг отказался принять во внимание доводы членов комиссии о «неудобствах с исполнением помянутого распоряжения сопряженных» и приказал не приостанавливать возвращения переселенцев на земли помещиков, члены комиссии обратились за содействием к главнокомандующему Второй армией. В этом письме к Л. Л. Беннигсену говорилось, что если бы «местное начальство, пекущееся более об общем благе народа ему вверенного, нежели о частной выгоде помещиков»43, рассмотрело вопрос по существу, то оно поняло бы, что задунайские переселенцы приняты под защиту России «не с тем, чтобы лишить их свободы и отдать в удел помещикам»44. Члены комиссии установили, что поскольку в момент перехода задунайских переселенцев из турецких владений в Бессарабию условия военного времени не позволили разработать «подробное о водворении их положение», то они заняли первую свободную землю, какая им представилась, в большинстве случаев даже не ведая, кому она принадлежит. Позднее, когда выяснилось, что занятая ими земля является собственностью частных лиц, им пришлось платить помещикам десятую долю «со всех хозяйственных произведений» и работать в их пользу 12 дней в году по примеру местных жителей. Однако помещики, не удовлетворяясь этими нормами и используя бедственное положение болгар, «позволили себе отяготительные поборы, превосходившие обязанности, принятые переселенцами»45. Тогда болгары, считая себя свободными хлебопашцами, обратились к местному правительству с прошениями об устройстве их на казенных землях, «Но так как все таковые просьбы противуречащие частным выгодам помещиков или откупщиков,— писал Юшневский,— оставались без действия»46, то болгары решили «самопроизвольно» перейти на казенные земли. Попытки Юшневского добиться признания за болгарскими переселенцами права на свободный переход с помещичьих земель на казенные вызвали со стороны помещиков яростное сопротивление.
Помещики, не желая терять с уходом болгар дешевые рабочие руки, которые были особенно ценны в малонаселенном, но богатом крае, с помощью подкупленных ими земских чиновников, делали переселенцам «угрозы и лживые внушения», стараясь представить в невыгодном свете последствия «от объявленного ими желания»47. Как доносил Юшневский, подобного рода внушения с наибольшей настойчивостью делались на землях тех частных владельцев, которые от перехода болгар на казенные земли «должны будут лишиться своих доходов»48.
26 марта 1816 г. в рапорте к Беннигсену Юшневский и Ватакиоти доносили, что при выполнении возложенного на них поручения ими были обнаружены также и различного рода злоупотребления со стороны земских. чиновников. Хотя члены комиссии не были уполномочены их расследовать, однако, они не могли о, них умолчать, ибо эти злоупотребления наносили величайший вред делу укрепления pyccкo-бoлгapcкиx дружественных связей. В частности, Юшневский и Ватакиоти выступили против несправедливого и обременительного решения местных властей, обязавших задунайских переселенцев, которые в массе не имели собственных жилищ, поставить значительное количество подвод под перевозку леса на постройку домов для так называемых варшавских колонистов49.
Юшневский и Ватакиоти докладывали также, что после того, как помещикам и земским чиновникам стало известно желание переселенцев составить особое войско по типу донских казаков и таким образом уйти из-под их влияния и контроля, положение болгар значительно ухудшилось, причем болгары высказали членам комиссии свое опасение, что после их отъезда испытываемые ими притеснения сделаются еще более нестерпимыми, «когда лишенные нашей защиты, преданы они будут своевольству земских чиновников, помещиков и откупщиков»50. Поэтому Юшневский и Ватакиоти обращаются к- главнокомандующему Второй армией «с убедительнейшей просьбой» назначить к болгарам «особых чиновников, не зависимых от областного правительства, для охранения их от несправедливых требований и притязаний»51.
Описав бедственное положение задунайских переселенцев и подчеркнув, что в членах комиссии они видят представителей высшей правительственной власти, Юшневский и Ватакиоти просили Беннигсена возложить на них на время их пребывания в Бессарабии «охранение задунайских переселенцев от претерпеваемых притеснений, кои поселяя в .них: боязнь, препятствуют даже самой комиссии привести к желаемым успехам возложенное на нее поручение»52. В случае, если их предложение будет признано достойным внимания, они просили Беннигсена предписать. Гартингу, чтобы он не только удовлетворял все их требования, направленные на защиту задунайских переселенцев, но и приказал бы подведомственным ему городским и сельским чиновникам исполнять все исходящие от комиссии указания53. При этом Юшневский резко высказывается по адресу управляющего Бессарабской областью Гартинга, которого он открыто обвиняет в неустроенном положении задунайских переселенцев. По утверждению Юшневского, Гартинг больше всего заботился не о соблюдении государственных интересов, а о своих собственных выгодах и выгодах молдавских помещиков и развращенных взяточничеством местных чиновников.
Решительно выступая против насильственного возвращения болгар на помещичьи земли, Юшневский указывал, что переселенцы «претерпев двоекратную потерю своего "имущества и лишась сделанных ими сею весною на местах нынешнего их жительства посевов, кои останутся в добычу исправникам, принуждены будут искать убежища не на казенных уже землях , но во владениях Порты Оттоманской»54. Что же касается выдвигаемых Гартингом «худых последствий», которые якобы могут возникнуть в случае, если помещики потребуют у правительства возмещения потерянных ими доходов в связи с переселением болгар, то автор рапорта считал, что помещики уже достаточно себя вознаградили «присвоением тех имуществ, кои переселенцы на землях их оставили». И развивая свою мысль далее, он писал: «Таковые претензии помещиков не могли бы быть и приняты, ибо переселенцы перешли из-за Дуная не по их приглашению и водворены без их иждивения»55. Дело дошло до того, что Юшневский, руководствуясь правилом «н& упускать из виду ничего, что только служить может к пользе государства и самих переселенцев»56, собственною властью отменил предписанное Гартингом возвращение переселенцев с казенных земель на частные. Когда же ему пришлось дать отчет о своих слишком независимых действиях, он заявил, что принятые им меры имели своею целью не отмену, а только приостановление «сего распоряжения до решительного отзыва» по данному вопросу со стороны правительства.
В конечном итоге Юшневский не только не пострадал за проявленную им инициативу, но оказался победителем в борьбе со всесильным бессарабским губернатором. Рапорты Юшневского, несколько сокращенные, под которыми, правда, теперь уже стояла подпись Беннигсена, дошли до Петербурга и, видимо, произвели на министерство внутренних дел желанное воздействие. 25 апреля 1816 г. О. П. Козодавлев отдал распоряжение управляющему Бессарабской областью остановить перевод болгар с казенных земель на помещичьи и оказать им содействие в возвращении незаконно захваченного у них имущества, а также «всякие неправые претензии помещиков отдалить, и чтобы земское начальство никаких своевольных распоряжений ко вреду поселенцев не делало»57.
Позднее министр внутренних дел в своем письме к Бахметьеву признавал, что полученные от Беннигсена документы в защиту дунайских переселенцев «состоят из донесений к нему отправленных им военных чиновников и из просьбы, поданной им болгарами»58. Следовательно, комиссии Юшневского принадлежала главная роль в привлечении внимания правительства к положению задунайских болгар.
Узнав об отданном распоряжении Козодавлева, Юшневский 25 мая 1816 г. подает на имя Гартинга пять прошений от болгар, живших в различных пунктах Бессарабии, с просьбой немедленно «принять зависящие от него меры к удовлетворению просителей»59 и Гартингу пришлось скрепя сердце послать приказы местным властям о выполнении требований Юшневского60. Понятно, что после этих успехов авторитет комиссии Юшневского среди болгарских переселенцев должен был еще более возрасти.
Однако на пути реализации предписаний Козодавлева оказалось немало препятствий. Видимо, местные помещики подсказали Гартингу надежное, как им казалось, средство уклониться от выполнения распоряжений правительства. Это средство состояло в том, чтобы при удовлетворении имущественных исков болгар «поступать по правам и обычаям сего края»: предусматривающим, что в «случаях самовольного перехода поселянина с земли помещичьей владелец земли может присвоить себе оставшееся после него движимое и недвижимое имущество, а в случае же перехода с дозволения правительства, удерживается в пользу помещика одна недвижимость»61.
Но эта казуистическая уловка Гартинга. была тотчас разоблачена Юшневским, сумевшим неопровержимо доказать, что местные права и обычаи не могли распространяться на иностранных переселенцев, правовое положение которых еще не было определено законом. Аргументация, выдвинутая Юшневским в обоснование справедливости его мнения, поражает своей стройной логичностью и широкой осведомленностью автора в юридических вопросах. Таким образом, Юшневский стремился к тому, чтобы изъять имущество болгар из сферы действия местных обычаев и преимуществ, предоставленных «в сем крае частным владельцам над собственностью природных жителей»62. Бессарабии и не «передать судьбы их произволу помещиков и исправников, ожесточенных переходом (болгар. — Н. К.) на казенные земли»63.
Юшневский защищает и так называемых старожильцев (т. е. болгар, водворившихся в Бессарабии до 1806 г.), утверждая, что давность «переселения не лишила их свободы» 41.
Напоминая управляющему Бессарабской областью о необходимости безусловного выполнения полученного им распоряжения министра внутренних дел, А. П. Юшневский в своем письме от 1 июня 1816 г. заявлял, что подчинение собственности болгар влиянию прав, предоставленных помещикам в Бессарабии над местным населением, «совершенно противоречит» содержанию объявленных в свое время Кутузовым льгот»65, одна из которых гласила, что задунайские выходцы «составлять будут особое общество колониальных поселенцев». Поскольку им обещано было особое положение, на них не могут быть распространены местные обычаи, и, следовательно, болгары, поселившиеся в Бессарабии, должны быть юридически свободными, а имущество их неприкосновенным.
Одна из замечательных особенностей рапортов Юшневского состоит в том, что он не ограничивается констатацией обнаруженных им недостатков в управлении или положении болгар,, но тут же предлагает радикальные меры к их устранению. Так, например, поддержав стремление задунайских переселенцев перейти с помещичьих земель на казенные он немедленно обращается с настоятельной просьбой к Беннигсену о командировании в Бессарабию инженерных офицеров «для снятия планов свободным землям»66, которые могли бы быть использованы для поселения на них болгарских колонистов. Юшневский с восхищением отзывается о трудолюбии болгар: «Руками их степи Бессарабские, дотоле дикие, превзошли наконец плодородием ¦большую часть земель сего края»67. Но их трудолюбие, отмечает он, которое должно было бы вызвать поощрение со стороны местного правительства, обратилось им во вред, так как оно возбудило только алчность откупщиков и земских исправников, которые «по мере усиления промышленности переселенцев, увеличивали несправедливые (с них. — Н. К.) поборы». Если они все же не доведены до совершенной нищеты, то это только потому, что «результаты их труда дают им возможность насыщать алчность откупщиков и земских чиновников». В другом документе Юшневский вновь говорит о болгарских переселенцах, как о трудолюбивейших поселянах, «одушевляющих примером своим земледелие и промышленность помянутого края»68.
Обращает на себя внимание, тот факт что с приездом комиссии Юшневского не только резко увеличивается количество, но и заметно меняется содержание и тон прошений болгар, подаваемых в различные правительственные инстанции: если раньше они носили уклончивый и не опасный для авторитета местных властей характер, то теперь в них содержатся смелые и откровенные разоблачения многочисленных злоупотреблений земских начальников и молдавских помещиков69. Причем, как выясняется, эти прошения писались в обстановке, когда местные власти, опасаясь раскрытия комиссией Юшневского совершенных ими преступлений, принуждали целые селения болгар «к выдаче квитанций в том, что они не имеют никаких претензий»70, и всячески препятствовали свободному общению представителей болгар с членами комиссии, нередко прибегая даже к арестам приезжавших в г. Рени болгарских старшин. Вследствие постоянных угроз и различного рода репрессий «переселенцы, — как сообщал об этом Юшневский, — не смеют признаваться в согласии своем на то, о чем подано было прошение... опасаясь по отбытии комиссии быть преданными мщению местной власти»71. Текстологический анализ некоторых из имевшихся в нашем распоряжении болгарских прошений 1816–1817 гг. позволяет высказать предположение о том, что они были написаны в значительной мере под влиянием или при непосредственной помощи Юшневского и Ватакиоти. Причастность членов комиссии к составлению некоторых прошений болгар обнаруживается, например, в том, что целый ряд специфических выражений и отдельных фраз из рапортов, адресованных к Л. Л. Беннигсену, почти полностью совпадает с текстом последующих прошений, исходящих or задунайских болгар.
Следует также иметь в виду, что среди болгарских переселенцев (почти сплошь неграмотных крестьян) вряд ли имелись лица с необходимой юридической и литературной подготовкой, чтобы составлять такие поистине «образцовые» прошения, тем более, что прошения 1816–1817 гг.72, как мы уже отмечали, по своему содержанию, стилю и манере изложения мыслей резко отличаются от аналогичных документов 1811–1815 гг.
Деятельность комиссии Юшневского в Бессарабии привела еще к одному непредвиденному правительством результату: она сознательно или,, может быть, бессознательно, но бесспорно содействовала усилению антифеодального движения среди задунайских переселенцев. И. Бальш в письме к Александру I от 26 июля 1816 г. прямо связывает отказ болгарских поселенцев от несения повинностей в пользу помещиков и их бегство на казенные земли с приездом членов комиссии, назначенной графом Л. Л. Беннигсеном73. И в самом деле, если антикрепостнические выступления (правда, в ограниченных размерах) имели место и раньше, то с приездом Юшневского и Ватакиоти, активно вставших на защиту прав и привилегий задунайских переселенцев, они приобрели характер массового и решительного протеста.
Хотя Юшневский и Ватакиоти вряд ли пошли бы на риск открыто делать «возмутительные» внушения болгарским переселенцам, но очевидно, одно их присутствие как членов правительственной комиссии вселяло в болгар уверенность в благоприятном исходе их дела и побуждало их к активным формам протеста против феодально-крепостнических притязаний молдавских помещиков и местных властей. При этом Юшневский категорически отклоняет все попытки местных властей изобразить отказ болгар от выполнения несправедливых требований помещиков и земских чиновников как «возмущение» и «неповиновение», внушенные им членами комиссии Беннигсена.
Защищая болгар, Юшневский виновниками так называемых «беспорядков» объявляет не переселенцев, а земских чиновников и помещиков, которые своими незаконными действиями провоцировали недовольство болгар. В письме к Гартингу он говорил: «Неисполнение требования г. Главча (местного чиновника — житничара. — Н. К), как заметить можно, произошло совсем не от своевольства жителей, но от опасения к коему подали им повод помещики неоднократным покушением записать их в число старожилов — поселян, на землях их живущих, и лишить их таким образом прав, каковые удерживают за собой переселенцы, наложить, обязанность оставаться навсегда на их землях»74.
В процессе длительной и упорной борьбы с молдавскими помещиками и земскими властями из среды задунайских переселенцев выделяется небольшая группа болгар — выразителей их нужд и настроений и организаторов антифеодального сопротивления. Имена этих болгар постоянно встречаются на последних листах почти всех прошений, адресованных в различные правительственные инстанции и различным лицам. Нередко их подписям предшествуют выразительные слова, «выбранные» или «поверенные» от переселенцев, или «депутаты» от болгарского общества. Этими вожаками задунайских болгар были: Хаджи Пенчо, Константин Кочок, Добри Чомак, Петр Узун и Христо Косеоглу.
Заключительный этап деятельности комиссии Юшневского совпал с изданием рескрипта Александра 175 о назначении Подольского военного губернатора А. Н. Бахметьева полномочным наместником Бессарабской области с непосредственным подчинением царю.
В отчетном рапорте об итогах работы комиссии, составленной для собирания сведений о задунайских переселенцах, устанавливается всеобщее желание болгар составить войско наподобие донского. В результате обследования было учтено 12 813 душ мужского пола «в числе коих 10 756 настоящих булгар, 1872 молдаван и 185 греков»76. Комиссия констатировала, что «при водворении в сем крае не оказано им от правительства пособия. Единственное занятие их состоит в хлебопашестве и скотоводстве, состояние большею частью весьма бедно от многих тягостей и притеснений...»77
3 июля 1816 г. полномочный наместник Бессарабии А. Н. Бахметьев направил составленный при участии Юшневского всеподданнейший рапорт Александру I о результатах произведенного комиссией расследования по делу о болгарских переселенцах. В этом рапорте правительству предлагалось отклонить просьбу болгар о сформировании из них особого войска на правах донских казаков, так как, по мнению членов комиссии, она была вызвана лишь их стремлением «освободиться от влияния земской власти». Поэтому решение вопроса о болгарских переселенцах следовало искать не в устройстве из них казачьих войск, а в перемещении их с частных земель, где они несли тяжелые повинности, на свободные казенные земли, которые о«и смогут оживить своим трудом и знаниями. Что же касается неизбежных в последнем случае претензий частных владельцев к болгарам (возмещение убытков за пользование их землями), то хотя их обоснованность и должна будет решиться особой комиссией, все же сейчас можно утверждать, что «водворение сих людей (болгар. — Н. К.) не стоило ни малейшего иждивения ни казне, ни помещикам»78, т. е. будущие жалобы помещиков не могут иметь под собой законной почвы. В последней фразе выражена особенно характерная для Юшневского мысль, которую он неоднократно развивал в своих записках и рапортах, адресованных Беннигсену, Гартингу и Бахметьеву.
А. Н. Бахметьев, будучи прекрасно осведомленным о ходе и результатах деятельности членов военной комиссии, в письме к Л. Л. Беннигсену вынужден был весь ее успех целиком отнести за счет участия в ней Юшневского, не упомянув даже имени второго ее члена Д. Ватакиоти. Подводя итоги работы комиссии, Бахметьев говорил: «Из дела сего удостоверяюсь я, что господин Юшневский столь многотрудное занятие исполнил с совершенным успехом, оказав при сем случае опыт благоразумия, деятельности и ревностного к службе усердия»80 и что его деятельность дает основание для принятия дальнейших «попечительных» мер о болгарах.
Чем же объяснить в общем благожелательную реакцию высшей администрации на рапорты Юшневского. Мы думаем, что это вызывалось прежде всего тем, что вскрытые в них незаконные действия местных властей и помещиков воспринимались, конечно, не как политическое выступление, направленное на подрыв института крепостного права вообще, а как попытка устранить те конкретные злоупотребления в отношении к болгарам, сохранение которых могло рано или поздно подорвать авторитет и влияние России среди славянского населения Балкан.
Работая в комиссии, Юшневский проявил себя не как царский чиновник, стремившийся во имя служебной карьеры угождать «видам» своего начальства, а как честный русский патриот и дальновидный государственный деятель, хорошо понимавший политические и экономические интересы России в новоприсоединенном крае.
Убедительным подтверждением целеустремленного и настойчивого характера представлений комиссии Юшневского в защиту прав и интересов болгарских переселенцев, является следующая неполная справка: за четыре месяца ее работы (с середины марта до середины июля 1816 г.) на имя Беннигсена, Гартинга и Бахметьева было подано 29 учтенных нами рапортов, направленных против произвола и насилия молдавских помещиков и их ставленников из числа земских чиновников Бессарабии. Естественно, что в этих рапортах наивно было бы искать откровенного и полного изложения взглядов Юшневского на крепостное право и всестороннюю критику этой системы. Однако и те обличения несправедливости и жестокости феодально-крепостных отношений, которые мы находим в рассматриваемых документах, с бесспорной очевидностью свидетельствуют об антикрепостнических убеждениях и настроениях их автора.
Завершив свою деятельность в военной комиссии, Юшневский получает назначение в Бессарабский временный комитет, в котором он и продолжил свою борьбу за права и интересы болгарских переселенцев.
* * *
А. П. Юшневский был одним из немногих будущих дворянских революционеров, которым удалось на официальном служебном поприще проводить прогрессивные принципы своих политических убеждений и открыто бороться за права и интересы обездоленного народа. Несомненно, что передовые взгляды Юшневского, его высокие нравственные качества оказали прямое влияние на Д. Ватакиоти в период их совместной работы в комиссии. Вся последующая деятельность Ватакиоти,. назначенного в конце 1816 г. на должность попечителя болгарских переселенцев, являлась в значительной мере продолжением тех начал, которые были выработаны А. П. Юшневским к середине 1816 г.
Д. Ватакиоти в общем добросовестно выполнял свои новые функции и не оставлял без протеста ни одного случая ущемления права или нарушения привилегий болгар. Однако ему не хватало смелости и широты взглядов Юшневского. Мотивы борьбы против помещичьего гнета становятся в его рапортах, направляемых на имя наместника Бессарабии, все слабее и лабее. При этом следует отметить, что Ватакиоти не удержался и от использования некоторых «соблазнительных» возможностей, вытекавших из. его служебного положения. Так, например, из рапорта ревизора измаильского цынута (уезда)) от 25 сентября 1817 г. выясняется81, что «по приглашению» Д. Ватакиоти болгары и другие переселенцы согласились сделать ему безвозмездно в некоторых селениях посевы, причем за вычетом семян для посева, представленных Ватакиоти, все остальное было возложено на попечение задунайских переселенцев, которые должны были посеять, убрать и доставить ему урожай в г. Рени. Одним словом, Ватакиоти стал делать то же (возможно в более мягкой форме), что широко практиковали представители местных властей. Добавим также, что и позицию, занятую Д. Ватакиоти осенью 1817 г. при. рассмотрении прав молдавских, помещиков на удержание в своих владениях болгарских переселенцев, Юшневский считал неправильной и противоречивой82. Между тем 16 октября 1816 г. А. Н. Бахметьеву было подано очередное прошение болгар, в котором говорилось, что после окончания работ комиссии Юшневского были они «в восхитительной радости ожидания, могущего последовать... (им. — Н. К.) удовлетворения» 83, однако последующие события принесли им горькое разочарование и, в частности тог факт, что на земли в Томаровском цынуте, где водворилось 2 тыс. болгарских семейств, неожиданно предъявил свои права один из крупнейших молдавских собственников Манук-бей.
С осени 1816 г., как об этом свидетельствуют донесения цынутных исправников и ревизоров, умножаются случаи побегов болгарских переселенцев в Турцию из-за притеснений земских чиновников и особенно из опасений «худых для себя последствий» от частных владельцев земель (иными словами, из-за боязни закрепощения). Встревоженный этой ситуацией А. Н. Бахметьев вначале обратился к Ватакиоти с просьбой заверить болгар в готовности местного правительства удовлетворить все их нужды и желания84. Одновременно с этим Бахметьев, видимо, не будучи уверен в «благонадежности» Ватакиоти и опасаясь с его стороны «возмутительных» действий, командирует в ноябре 1816 г. статского советника Навроцкого (начальника Бессарабской карантинной линии) в болгарские селения, чтобы успокоить болгар и прекратить их переход за границу. Навроцкий в своем отчете85 привел всю эту аргументацию, которая, по его мнению, должна была убедить болгар в благих намерениях наместника Бессарабии. Результаты поездки Навроцкого по болгарским селениям изложены также в его «Записке»86, в первой части которой указаны вопросы, разрешенные им на месте, а во второй — подлежащие рассмотрению Бахметьева. Решенные вопросы носили второстепенный характер, а к нерешенным относились все те, которые поднимались уже не раз в докладных записках Юшневского и Ватакиоти. Сообщая о важнейшей просьбе болгар относительно наделения их казенной землей, Навроцкий тут же говорит об их желании составить комиссию для «исследования их обид и притеснений». Очевидно, популярность комиссии Юшневского среди болгар была так велика, что они вновь решились хлопотать о возобновлении ее работы.
На основании записки Навроцкого попечитель болгарских переселенцев штабс-ротмистр Ватакиоти 13 ноября 1816 г. представил свои соображения о положении и нуждах задунайских болгар87. Прежде всего он считает полезным и выгодным обосновать всех поселенцев на казенной земле в Томаровском цынуте88 (присоединив к нему части земель Измаильского и Бендеровского цынутов, где расселились болгары), затем он предлагает полностью изъять из рук местных властей управление колонистами и подчинить их ведению особого, созданного для этой цели попечительства. Помимо такого органа, Ватакиоти рекомендует организовать внутреннее самоуправление болгар, возглавляемое институтом старшин. Он составляет особую инструкции89 о правах и обязанностях старшин, избираемых из числа задунайских переселенцев, на которых возлагаются обязанности по управлению обществами колонистов и доведению до них всех распоряжений властей, по поддержанию непосредственных сношений с попечительством и разбирательству внутренних жалоб и наблюдение за порядком в колониях.
Усилия Ватакиоти (во второй половине 1816 г. и в начале 1817 г.)по устройству болгарских переселенцев и защите их правовых и материальных интересов опирались на влиятельную и активную поддержку Юшневского, который, являясь членом Бессарабского временного комитета и управляющим его канцелярией, неизменно выступает в роли ходатая по делам задунайских колонистов и оказывает всестороннюю помощь Ватакиоти.
Убедительные представления Юшневского, Ватакиоти, Навроцкого и настойчивые прошения задунайских болгар, подкрепленные участившимися случаями их бегства за границу, побудили, наконец, А. Н. Бахметьева принять конкретные меры по организации их внутреннего управления. Согласно распоряжению, отданному Бессарабскому областному правительству (от 2 декабря 1816 г.)90, кроме существовавшей уже должности попечителя, вводился институт цынутных ревизоров, которым поручалось непосредственное заведывание делами болгар, живущих в четырех цынутах Бессарабской области. В связи с этим местные исправники и их служители полностью отстранялись от всякого вмешательства, в жизнь болгарских переселенцев и от обязанностей, связанных с раскладкой и взиманием различного рода налогов и податей.
Для управления общинами болгарских колонистов разрешалось выбирать особых старшин из людей, пользующихся общим доверием, на которых возлагалась ответственность за успешное выполнение всех распоряжений наместника и за справедливое распределение внутриобщинных повинностей91.
Болгары, ходатайствуя об утверждении выбранных ими цынутных старшин, писали, что эти болгары «такие же суть как и мы переселенцы и имели счастье служить с нами в прошлую с турками войну и быть сподвижниками славы сынов России, к коим мы из почтения нашего имеем всю доверенность и уважение, по беспристрастному их к нам расположению, будучи еще в болгарском войске с соотечественниками нашими, прилагавших во все время труды и попечение свое об нас, а именно: сотники Минглер, Кутира, Ватакиоти; пятидесятники: Койчо и Рубина»92.
Организация внутреннего управления болгар не разрешала, однако, многочисленных трудностей, связанных с их имущественным и правовым положением. Об этом свидетельствуют сохранившиеся рапорты Ватакиоти, в которых он развивает одну и ту же мысль, что льготы, обещанные Кутузовым переселенцам, не были реализованы. Иногда об этом говорится в очень осторожной форме, но смысл остается неизменным — болгары «не воспользовались обещанными выгодами» и не получили от казны пособий для «хозяйственного обзаведения» на новых местах жительства93. Ватакиоти докладывает, что это вынуждало их войти в неоплатные долги к различным кредиторам. Чтобы предотвратить дальнейшее обнищание задунайских переселенцев, Ватакиоти ходатайствует об оказании им единовременной помощи от казны94. Все эти трудности не могли не сказаться на усилении недовольства среди болгар.
В марте 1817 г. задунайские переселенцы, жившие в Измаильском цынуте, отказались принять присягу на русское подданство, ссылаясь на то, что они не могут быть «добрыми подданными» до тех пор, пока правительство не выполнит своих обещаний. Под давлением этого события Бахметьев снова просит Ватакиоти заверить болгар от его имени, что обещанные им льготы будут осуществлены и сообщить им об уже принятых мерах и, в частности, об исключении болгарских переселенцев из общего по Бессарабии откупа и о предоставлении им права иметь непосредственные, сношения с государственной казной. Далее он просил передать решение о снятии с них существовавшей до сего времени подати по одному червонцу с дома, чтобы на эти средства переселенцы могли расплатиться с откупщиками и другими кредиторами. Болгарским переселенцам предоставлялась шестилетняя льгота и право иметь собственную полицию. Что же касается желания болгар переселиться с помещичьих земель на казенные, то это, по словам Бахметьева, требовало «дополнительных еще соображений». Однако, несмотря на все увещевания властей, болгары продолжали волноваться. В первых числах апреля 1817 г. Гречанские, Бендерские, Кодрские цынутные исправники доносили о новой волне движения болгар с владельческих земель на казенные95. Хотя, право на переселение получили лишь болгары, водворившиеся за Прутом в период 1806–1812 гг.,96 им прежде всего решили воспользоваться так называемые «старые» болгары, осевшие в Бессарабии в конце XVIII — в начале XIX вв. Д. Ватакиоти, посланный к «старым» болгарам, чтобы остановить их массовое переселение и убедить их в благих намерениях правительства, якобы занятого разработкой мер в их пользу, 3 мая 1817 г. доносил А. Н. Бахметьеву, что ему не удалось выполнить свою задачу. Ни обещания, ни угрозы не изменили твердого намерения болгар, заявивших, что они лучше согласятся «все погибнуть, нежели остаться у помещиков на землях, и готовы все тягости перенести на государственной земле, нежели на помещичьей»97. Сообщив свои впечатления о настроении болгар, «крайне ожесточенных помещиками»98, Ватакиоти заявил, что ввиду этого он не рискнул прибегнуть к силе для возвращения их на прежние места жительства.
Переселение задунайских болгар и молдаван с помещичьих земель на казенные приняло весной и летом 1817 г. массовый характер, причем одна из сохранившихся ведомостей99 явствует, что большинство перешедших из Гречанского в Измаильский и Бендерский цынуты болгар водворилось на покинутых местах еще в период русско-турецких войн второй, половины XVIII в. и лишь ничтожная часть осела там в 1801–1805 гг. Следовательно, бежали в основном не те болгары, которые поселились в Бессарабии в годы последней войны, а те, кто были «старожилами» и, видимо, уже не имели больше сил переносить помещичью кабалу.
В связи с этим движением на имя наместника бессарабские помещики подали значительное количество прошений с просьбой либо вернуть крестьян, бежавших из их вотчин, либо возместить им понесенные убытки100. Один из них писал: «Беглецы ежедневно умножаются, да и целые селения мои готовятся к такому же поступку»101. В частности, крупнейший молдавский вотчинник, член Бессарабского комитета Ион Балын, от которого бежало 498 семей болгар и 557 семей молдаван, от имени группы молдавских бояр представил наместнику особое мнение, в котором он упорно доказывал права помещиков на лиц, пользующихся их землями102. Болгары не только уходили от помещиков на казенные земли, но нередко и переправлялись обратно в пределы Турции. По собранным Ватакиоти сведениям, это происходило будто бы потому, что болгары «осведомились от кого-то, что останутся в непременном владении у помещика»103, и даже переходя с помещичьих земель на казенные, они все равно опасались, что с их новых запашек бывший владелец потребует уплаты за долги.
* * *
Юшневский, окончив в июле 1816 г. свою деятельность в комиссии по делам задунайских переселенцев и получив, как мы уже указали, назначение в Бессарабский временный комитет, не прекратил там дальнейшей борьбы против крепостнической политики молдавских помещиков.
Местное управление Бессарабии после ее присоединения к России было, основано на так называемых временных «Правилах» 1813 г., предоставлявших Бессарабии известную административную автономию и сохранявших в стране старые феодальные обычаи. В созданном в Бессарабии областном правительстве, под председательством гражданского начальника области, важнейшие посты занимали молдавские бояре и чиновники104, контролировавшие всю систему внутреннего управления, возглавляемую цынутными исправниками105.
Политика царского правительства в Бессарабии имела свои отличительные особенности: с одной стороны, оно стремилось поощрительными мерами (раздачей земель, привлечением в административный аппарат и т. п.) превратить молдавских бояр и помещиков в свою социальную опору во вновь присоединенном крае; с другой стороны, рассматривая Бессарабию как пограничную область, которая должна была служить примером благополучия для угнетенных Турцией народов Балкан, оно было вынуждено противодействовать укоренившейся практике произвола и злоупотреблений местных бояр и чиновников, совершенствовать систему административного управления, и тем самым объективно содействовать введению в стране элементов буржуазной законности и порядка, несколько облегчавших положение народных масс.
В инструкции, данной адм. П. В. Чичаговым в июле 1812 г. первому бессарабскому гражданскому губернатору Скарлату Стурдзе, говорилось:. «Надобно дать восчувствовать жителям Бессарабии выгоды отеческого и щедрого правления и искусным образом обратить на область сию внимание пограничных народов»106.
В 1816 г., когда «заведывание бессарабскими делами» было поручено статс-секретарю по иностранным делам графу И. Каподистрия, последний в докладной записке, поданной на имя Александра I, при рассмотрении восточного вопроса успех русского внешнеполитического влияния на Балканах ставил в прямую зависимость от организации управления и внутреннего состояния Бессарабии107.
...В системе создаваемого нового управления важную роль стал играть созданный Бахметьевым Бессарабский временный комитет (под председательством Екатеринославского губернатора Калагеоргия), который являлся своеобразным советом при наместнике Бессарабии108. На Бессарабский временный комитет возлагалось «изыскание способов по восстановлению прочного основания к управлению внешнего края»109. В инструкции, данной этому комитету Бахметьевым, перечислены вопросы, которые подлежали его рассмотрению: а) организация цынутных властей и определение их обязанностей; б) устройство полицейской власти в городах и селах; в) проверка счетов о казенных доходах; г) производстве дел по жалобами жителей на чиновников; д) устройство почтовых сношений; е) распределение повинностей среди населения по поставке сена, дров и т. п.; ж) устройство кардонной стражи и др. В 10 пунктах этой инструкции говорилось, что на обязанности комитета лежит рассмотрение дел о колонистах, «а также разрешение некоторых споров, происшедших по предмету переселения задунайских булгарцев».
Все эти вопросы Бессарабский временный комитет обсуждал на своих заседаниях и представлял полномочному наместнику коллективные мнения (которые сохранились в ряде дел Кишеневского и Одесского исторических архивов по110, причем в случае отсутствия единогласия члены комитета имели право подавать свои особые мнения.
Из рапорта Кадоагеоргия (от 23 августа 1817 г.) выясняется, что с «самого учреждения Бессарабского временного комитета многие из молдавских оного членов имели довольно редкое и непорядочное присутствие в оном»111, причем молдавские члены комитета не только не желали являться на заседания, но и упорно отказывались «произносить окончательные заключения по делам в оном производящимся»112. Таким образом, русским членам Бессарабского комитета приходилось нести всю тяжесть текущей работы. Особенно много дел и хлопот выпадало на долю Юшневского, как управляющего канцелярией Бессарабского временного комитета. Как свидетельствуют сохранившиеся архивные документы, сфера компетенции и круг проблем, подлежащих рассмотрению комитета, были чрезвычайно широки и затрагивали самые различные стороны как хозяйственно-административных, так и законодательных вопросов. Юшневскому приходилось вести борьбу со служебными злоупотреблениями местных чиновников, участвовать в пересмотре и утверждении штата чиновников Бессарабского наместника, подготовлять новое положение по управлению областью и заниматься делами по устройству Задунайских переселенцев.
Почти в течение двух лет (1816–1817) в Бессарабском временном комитете тянулось дело по рассмотрению «прав здешних помещиков на принадлежность им болгарских переселенцев, водворившихся в частном владении».
Единомышленники крупнейшего землевладельца Бессарабии И. Бальшa, заседавшие в комитете в июле 1817 г., без подписи председателя и членов комитета, из числа русских чиновников, направили на имя наместника особую записку113, в которой они пытались доказать справедливость всех претензий И. Балыша, т. е. незыблемость и силу крепостнических порядков, существовавших в Бессарабии.
Однако Бахметьев вернул эту записку в комитет для «общей трактации» содержавшегося в ней мнения114. На ближайшем заседании комитета вокруг вопроса о болгарских переселенцах развернулись ожесточенные прения, причем «председательствующий комитета (Калагеоргий.— Н. К.) и член оного надворный советник Юшневский, не согласись с мнением молдавских членов, предъявили особое мнение»115. Хотя «особое мнение» Юшневского в фондах ЦГИА МССР не сохранилось, однако в общих чертах содержание этого документа может быть восстановлено на основании текста рапорта Верховного совета Бессарабской области на имя А. Н. Бахметьева от 16 февраля 1818 г.116, в котором в виде сжатого экстракта были изложены важнейшие мысли Юшневского в обоснование незаконности феодально-крепостнических притязаний молдавских бояр по отношению к болгарским переселенцам. К разбору последнего документа мы сейчас и обратимся.
Выступая против крепостнических притязаний молдавских помещиков, неизменно ссылавшихся для подтверждения своих прав на задунайских переселенцев на феодальные законы средневековой Молдавии, запрещавшие свободный переход крестьян от одного владельца к другому, А. П. Юшневский в «особом мнении» высказывает ряд интересных соображений о возникновении крепостного права в Молдавии, а главное, он рассматривает крепостное право, как явление временное, введение которого было вызвано чрезвычайными обстоятельствами, по прошествии которых оно должно было утратить свое значение и силу117. Подобная трактовка вопроса возможно не была следствием ошибочного понимания Юшневским генезиса феодальной системы, а являлась, скорее полемическим приемом, имевшим своей целью доказать не только несправедливость крепостнических порядков, но и их временный характер.
Юшневский считал, что приводимые сторонниками Бальша случайные законы и постановления не могли служить основанием для удовлетворения крепостнических претензий молдавских помещиков. Обращаясь к анализу происхождения этих законов (свидетельствовавшему о его превосходной юридической подготовке и глубоком знании местной истории) он указывал, что «Право Молдавии» воеводы Василия Лупу118 было опубликовано после «разорительной войны, когда толпища народные всюду скитавшиеся и рассеянные имели необходимость в образовании; таковое же постановление господаря Григория Гики119 воеводы состоялось тогда, когда здешний край подвергался татарским пленениям, господарь же ограничил таковую свободу по случаю обложения податью, а князь Кали-маха120 возобновил сие запрещение после окончания войны по случаю новой переписи»121.
В конечном счете Юшневский приходит к заключению, что обычаи и законы, которым следовали в Бессарабии до присоединения к России, не могут служить нормами права при новом ее положении. Этот тезис Юшневского в свете крепостнических порядков, господствовавших в то время в России, мог бы показаться лишь риторическим приемом, если бы далее не говорилось о незаконности всех претензий молдавских помещиков к болгарским переселенцам, обратившимся за покровительством к России не для того, чтобы потерять свою свободу, а для того, чтобы ее обрести.
Право на свободу болгар основывалось, по мнению Юшневского на том, что «во-первых, они пришли в сию область во время существования здесь власти Российского правительства, во-вторых, что условия, учиненные при их водворении постановлены главнокомандующим армией без всякого участия посредственного или непосредственного со стороны помещиков, в-третьих, что когда целое отделение народа вступает под владение какой-либо державы, то условия постановляемые при его водворении должны быть признаваемы как заключенные самим государем того края, который назначается для их водворения, а не частными владельцат ми, между коими разделена земля сего края»122.
И в заключение своей аргументации в пользу болгарских переселенцев Юшневский пишет: «В общем... каковы бы ни были требования-помещиков, выгода нескольких частных людей не должна быть противопоставляема пользам целого общества...»123 Последние слова нельзя рассматривать иначе, как важнейшее положение его антикрепостнических взглядов, суть которых в несколько перефразированном виде мы найдем в будущей программе декабристов и в разнообразной литературе революционеров-демократов.
В это время (сентябрь–октябрь 1817 г.) Бальш пишет разным учреждениям и лицам жалобу за жалобой на русских чиновников и, в частности, он просит удалить Юшневского из Временного комитета при рассмотрении дел, связанных с его претензиями124.
Служебные обязанности, связанные с должностью начальника канцелярии Бессарабского временного комитета, видимо, очень тяготили Юшневского, которому приходилось в одиночку бороться с сильными и коварными противниками, не останавливающимися ни перед какими средствами, чтобы очернить имя неподкупного и справедливого человека. Тяжелое настроение Юшневского отразилось в одном из сохранившихся писем того времени. 8 сентября 1817 г. он писал своему брату: «Я отправился в Бессарабию... месяца на два; а живу до сих пор против воли, претерпевая всевозможные неприятности, и вместо всех наград, каковыми льстил себя вначале, ограничиваюсь одним только желанием освободиться из сей обетованной земли»125. И вскоре ему это удалось. 24 октября 1817 г. А. Н. Бахметьев известил Бессарабский временный комитет о переводе Юшневского в Главную квартиру Второй армии. Вполне возможно, что решение о переводе Юшневского в штаб Второй армии было принято наместником не без давления со стороны влиятельных молдавских бояр, развернувших против него подлинно бешеную кампанию лжи и провокаций.
Энергичная и целеустремленная деятельность Юшневского и Ватакиоти, направленная на защиту прав и привилегий болгарских переселенцев, не прошла, однако, бесследно. Правительство вынуждено было вскоре обратить самое серьезное внимание на их положение и под давлением внутренних и внешних обстоятельств определить, в законодательной форме как юридические, так и имущественные права болгарских колонистов.
До Юшневского, как об этом свидетельствуют письма О. П. Козодавлева, правительство не имело необходимой информации о подлинном положении болгар в Бессарабии и о тех притеснениях, которые они испытывали со стороны помещиков и чиновников. Местные власти не только скрывали все факты беззаконий и злоупотреблений по отношению к болгарам, но и поддерживали крепостническую политику бессарабских бояр и помещиков. Юшневекий первый в своих рапортах раскрыл картину вопиющего произвола в Бессарабии и тем самым привлек внимание Министерства внутренних дел к судьбам болгарских переселенцев в России. 30 октября 1817 г. А. П. Юшневский оставляет Бессарабию и переходит на службу в штаб Второй южной армии, где вскоре получает назначение на должность генерал-интенданта. В Тульчине во второй половине 1819 г. А. П. Юшневский был принят в Союз благоденствия и вскоре после создания Южного общества126 в занял в нем руководящее положение, будучи одним из ближайших сподвижников П. И. Пестеля127 и его деятельным помощником по руководству тайной революционной организацией декабристов на юге России. Юшневский принадлежал к той категории декабристов, которые, по утверждению П. Г. Каховского, «не составлялись (т. е. идейно не формировались. — Н. К) в обществе, но совершенно готовые в него лишь соединялись»128. В галерее декабристов, столь богатой талантами и характерами, Юшневскому принадлежит почетное место. Немногочисленные воспоминания лиц, близко знавших Юшневского, воскрешают перед нами обаятельный образ одного из руководителей Южного общества. «Он был стоик во всем смысле слова, — вспоминает о нем барон Розен, — с твердыми правилами; умом и сердцем любил свое отечество...»129 Н. В. Басаргин в своих записках свидетельствовал: «Генерал-интендант Юшневский, у которого мы все очень часто собирались, был человек с прекрасным образованием и сведениями»130.
Большинство мемуаристов (А. П. Беляев, братья Бестужевы, С. Г. Волконский, Н. И. Лорер и др.) также характеризовали Юшневского как человека светлого ума, какого только и мог выбрать Пестель в свои ближайшие сотрудники.. В результате провала Южного общества Юшневский вместе с другими его членами был арестован и по суду приговорен к смертной казни, замененной ему, однако, по конфирмации вечной каторгой. Умер Юшневский в Сибири в 1844 г.
Деятельность Юшневского в Бессарабии в 1816–1817 гг. является, пожалуй, самым ранним проявлением легальной борьбы со стороны будущего декабриста против несправедливости и жестокости крепостного права131. Близкое знакомство с удушающими условиями крепостных отношений в Бессарабии и бюрократическим административным аппаратом закрепили в сознании Юшневского те элементы прогрессивного мировоззрения, которые, возможно, вначале привлекали его лишь своей теоретической убедительностью.
Конечно, бессарабские впечатления были далеко не единственными из тех, которые повлияли на процесс формирования преддекабристской идеологии Юшневского, но они, видимо, были самыми стойкими и глубокими из ранее им испытанных, о чем свидетельствуют привлеченные нами материалы.
Таким образом, не отвлеченная философия, а реальная русская действительность и собственный практический опыт явились той почвой, на которой формировалось революционное мировоззрение А. П. Юшневского, особенно ярко проявившееся в период его пребывания в Южном обществе декабристов.
Начав свой протест против крепостнической политики молдавских помещиков, если так можно выразиться, в рамках официальной легальности)и вскоре убедившись, что с помощью «дозволенных» средств общее зло-не исправишь, Юшневский вступает в тайное общество декабристов, чтобы революционным путем завершить начатую борьбу, но теперь уже не за частное улучшение положения крестьян, а за полную ликвидацию института крепостного права и поддерживающего его самодержавного строя.
Проблема административного и хозяйственного устройства задунайских переселенцев (собственно болгар), осевших в пределах Бессарабии, превратилась в 1816–1817 гг. в острую политическую задачу, от правильного и своевременного решения которой в значительной степени зависел будущий авторитет и влияние России среди южных славян. Эту особенность момента понял такой передовой деятель эпохи, как Юшневский, не только обративший внимание правительства на недопустимое положение-болгарских переселенцев, добровольно перешедших под защиту России, но и добившийся благодаря своим настойчивым представлениям конкретных мер по улучшению их участи.
А. П. Юшневский своей деятельностью в Бессарабии в 1816–1817 гг. направленной на защиту социально-экономических интересов болгар, на которые посягали местные феодалы-помещики, содействовал укреплению-традиционной дружбы между болгарским и русским народом.