Поимка поручика Сухинова

ИССЛЕДОВАНИЯ | Статьи

Ю. Г. Оксман

Поимка поручика Сухинова

Декабристы. Неизданные материалы и статьи, М., 1925. С. 53–74

Трагические перипетии бегства и ареста командира арьергарда восставшего Черниговского пехотного полка поручика И. И. Сухинова известны нам по собственным его признаниям, зафиксированным в официальных протоколах дознания по его делу1 и в воспоминаниях его товарищей по Тайному Обществу и Читинской каторжной тюрьме2.

Показания Сухинова во время следствия, как вынужденные, принадлежат к числу тех тенденциозных свидетельств, фактичеческие детали которых — по понятным соображениям — способствуют лишь затемнению истины; что же касается мемуарных данных; то, весьма быть может авторитетные в части, связанной со скитаниями Сухинова после бегству, они поимку его освещают лишь мимоходом, в субъективном аспекте самого арестованного и, помимо совершенно неизбежных неясностей и недомолвок, в существеннейших пунктах не свободны от вопиющих противоречий.

Новые материалы, обнаруженные нами в секретной части архива Новороссийского и Бессарабского генерал-губернаторства3, позволяют ныне документально восстановить опреде ляющие моменты не только самой поимки, но и всего ей предшествовавшего розыска единственного из бежавших организаторов декабрьского вооруженного восстания в первой армии4.

* * *

28-го января 1826 г. Херсонский гражданский губернатор А. Ф. Комстадиус представил на благоусмотрение Новороссийского генерал-губернатора гр. Воронцова копию предписания, данного им советнику Губернского Правления Савонни «по случаю требования» начальника штаба 1-ой армии ген.-лейт. Толя «об учинении розысканий на счет подпоручика Сухинова, бывшего в числе главных мятежников Черниговского пехотного полка»: «В числе главных мятежников, произведших известное из Ведомостей возмущение в Черниговском пехотном полку, состоит подпоручик Сухинов, который, служа прежде в сем полку, незадолго до мятежа переведен в Александрийский гусарский полк, но не успел еще к оному отправиться, а оставался в Черниговском полку.

Сей Сухинов, как из формулярного списка и собранных сведений оказалось, в 1809 г. завербовался в Лубенский гусарский полк из свободного состояния рядовым; в 1815 г. произведен в унтер-офицеры, потом за неспособностью переведен в инвалид, из оного в Изюмский гусарский полк, а оттоль в Черниговский пехотный. Здесь он нашел средство доказать дворянство и на праве оного произведен в офицеры5. В прошлом же годе представил свидетельство Херсонского предводителя дворянства майора Касинова, якобы имеет достаточное состояние содержать себя в кавалерии, и на сем удостоверении переведен в Александрийский гусарский полк.

Начальник Главного Штаба г-н генерал-лейтенант барон Толь в отношении ко мне замечает, что поступление Сухинова на службу по вербунку, перевод его в инвалид и потом из Изюмского гусарского полка в пехоту, — все сии обстоятельства заставляют сумневаться, чтобы Сухинов имел достаток; а вероятнее, что как дворянские его достоинства, так и вышеупомянутое свидетельство Херсонского предводителя доставлены ему посредством тайных связей. Поелику же Сухинов, по забратии мятежников, бежал и по сие время неотыскан, между тем, для дальнейшего открытия злоумышленников необходимо нужно обнаружить, с кем он имел связи и кто ему покровительствовал: то г. начальник Главного Штаба 1-ой армии, по поручению г. главнокомандующего армиею, требует сделать наперед тайный розыск: по чьим проискам и ходатайству предводитель дворянства выдал Сухинову помянутое свидетельство, а потом сделать о том формальное строгое исследование, потребовав объяснения от предводителя, какой достаток Сухинова имел он в виду, выдавая ему свидетельство, точно ли достаток сей существует и кто о том ходатайствовал. Независимо от сего, сделать тайные разведывания, какие и с кем Сухинов имел связи в губернии и поиски, не скрывается ли он где у родственников или знакомых.

Важность требования сего поручаю к исполнению вашему высокоблагородию по уважению к испытанной вашей осторожности, расторопности, деятельности и к давнему служению в Херсонской губернии, по которому легко можете узнавать сторонние лица. Посему предписываю: 1. Врученное вам предписание о собрании сведений, относящихся к составлению сметы земских повинностей, иметь и по оному заниматься для отклонения общего внимания к поручению о Сухинове и о подобных делах.

2. Прибывши прямо в Александрию, старайтесь прежде узнать секретнейшим образом о родственниках и знакомых Сухинова, а затем приступите к дальнейшим разведываниям.

Ежели бы случилось найти его самого или открыть место пребывания: то и тогда не упускайте из виду связей его, не давая заметить надобности в оных, дабы люди, ему покровительствующие, или находящиеся с ним в связях, не имели побуждение скрыться.

3. Проведайте осторожнейше в Александрийском уезде, не имел ли Сухинов связей с Владимиром Романовым, который, вследствие предписания ко мне г. военного министра, в половине сего месяца взят и отправлен к его императорскому величеству, и не по ходатайству ли Романова и его приближенных Сухинову выдано свидетельство6. При оборотливом разговоре сам предводитель может это открыть, ежели ему что-либо известно, и ежели привесть его к напоминаниям ближайших обстоятельств.

4. Поставьте себе в равных обязанностях: найти Сухинова и открыть его местопребывание и людей, находившихся и находящихся с ним в связях. Засим — приступите к формальному и строгому исследованию и к истребованию сведения от предводителя Касинова: какой достаток имел он в виду, выдавая ему свидетельство, точно ли достаток сей существует и кто о том ходатайствовал.

5. В случае найдете следы Сухинова то поспешите для отыскания его. Прочее все может открыться чрез его самого.

6. Ежели будете предвидеть, что без содействия нельзя успеть в исполнении сего поручения: тогда отдайте Александрийскому исправнику прилагаемое при сем предписание. Я предписываю ему исполнять слепо все ваши требования, угрожая ответственностью за малейшую несоответственность.

7. Но ежели бы и при содействии земского исправника вы не нашли Сухинова и не открыли его местопребывания и людей, находившихся и находящихся с ним в связях: тогда требуйте сведения от г. предводителя Касинова, какой достаток Сухинова имел он в виду, выдавая ему свидетельство, точно ли достаток сей существует и кто о том ходатайствовал. Из сведения сего старайтесь открыть связи и покровительствующих Сухинову. В отвращение того, чтобы предводитель Касинов не отказывался от дачи объяснения, вручите ему, в случае отказа, прилагаемый при сем на имя его пакет. На проезд вам вручаю две подорожные: одну по Херсонской губернии, а другую в Полтавскую, Киевскую, Екатеринославскую и Подольскую — для оказывания законных пособий и взимания обывательских лошадей открытое предписание; а для прогонов пятьсот рублей. Приметы Сухинова следующие 7: росту 2 аршин около 8 вер., лица смуглого, худощавого, чистого, волосы на голове и усах черные, бакенбардов нет, глаза черные, говорит сипливым голосом, лет около 35, на левой руке — между кистью и локтем знак от раны пулею навылет: имя его Иван Иванов сын» (л. 2 — 3).

Весьма характерно, что сомнения «в достатке» И. И. Сухинова, равно как и в правах его на дворянство8 направили следствие прежде всего на выяснение социального положения сразу взятых под подозрение родных и знакомых «мятежника». Декабрист-разночинец, деятель Тайного Общества, заслуживший офицерские погоны лишь после нескольких лет тяжкой солдатской лямки и походной службы «по вербунку»,— представлял и в глазах военного начальства и губернской администрации явление настолько еще необычное, что даже в официальных бумагах только действием каких-то «тайных связей» стал мотивироваться поистине авантюрный формуляр командира Муравьевского арьергарда.

Между тем, чиновник Херсонского Губернского Правления Савоини, командированный в места постоянного жительства родных Сухинова, 30-го января 1826 г. был уже в Александрии и, как свидетельствует его секретное представление начальству, «тотчас приступил к секретному разведыванию о родственниках и знакомых скрывшегося из Черниговского пехотного полка подпоручика Сухинова, и по оному первоначально сам, а потом по некоторым неудобствам, разъезжая по уезду с земским исправником г. майором Центеловичем, под видом для понуждения неисправных плательщиков ко взносу в казначейство земской повинности, с ним промежду самых в настоящем случае осторожнейших разговоров, открыл:

1. Жительствующий на собственной земле, смежной почти с последнею избой, Стародубовского кирасирского полка военного селения Красно-Камянки, не у дел коллежский регистратор Иван Трофимов сын Емельяно-Сухинов, служивший за существование Александрийского уезда в городе Крылове в Нижнем Земском Суде столоначальником и потом, за уничтожением сего и учреждением такого ж в Елисаветграде — увольнявшийся, и по восстановлении паки Александрийского уезда в селе Устовке, что ныне город Александрия, вступивший в тот Суд на службу, по получении чина коллежского регистратора и увольнении вовсе от оной, бывший затем Камянским волостным головою — сельским заседателем, есть действительно родной отец скрывшегося после мятежа с Черниговского пехотного полка подпорутчика Ивана Ивановича Сухинова.

2. У сего коллежского регистратора Емельяно-Сухинова есть дети сверх подпорутчика Ивана — сыновья: 1-й Симон, служащий во 2 морском полку капитаном, который с баталионом находится в Новгородском поселении; Григорий, губернский секретарь, служивший в Александрийском Нижнем Земском Суде, и по желанию перешедший на службу в Грузию, где и теперь находится Степан, губернский регистратор, и Василий подканцелярист, служащие в Александрийском Уездном Суде; Семен и Николай, малолетние, находятся при отце в доме.

3. Имение коллежского регистратора Ивана Емельяно-Сухинова заключается в следующем: 112-ти десятинах земли и двух душах мужска пола крестьян, по духовному завещанию от тетки его, подпорутчицы Анны Зерваницкой в 1818 году доставшихся, и по указу Херсонской Казенной Палаты 24 марта 1821 года № 1659-й за ним в 1822 годе перечисленных; двух душах крестьян, собственно ему принадлежащих и по ревизии 1816 года за ним записанных, скотоводстве, овцеводстве и посредственной постройке.

4. Занятие его Сухинова, как из разговоров его и других заметить можно было, состоит в хлебопашестве и солепромышленности.

5. Образ жизни и обращение его и семейства — обыкновенное, простое и свойственное мало или, лучше сказать, вовсе необразованному человеку.

6. Родственники Емельяно-Сухинова, происходящие от брата его, уже умершего Александрийского уезда помещика прапорщика Михаила Сухинова, суть следующие: 1. Отставной подполковник Григорий Михайлов Сухинов, женатый на дочери Екатеринославской губернии Верхнеднепровокого уезда помещика действительного статского советника Ширая, который, получа с имения отца своего 9-ть душ мужска пола крестьян, переселился с оными на жительство Верхнеднепровского уезда в село Шаровку. 2. Исключенный из Козловского пехотного полка за болезнею подпрапорщик Константин Михайлович Сухинов, который, получа 10-ть душ мужска пола крестьян, переселился с оными и живет на собственной земле Верхнеднепровского уезда при урочище Базавлуке. 3-й Иван, 4-й Петр Михайловы Сухиновы служат подпрапорщиками Саратовского пехотного полка, в баталионе, находящемся ныне в Новгородском поселении, каждому из них отделено по 10 душ мужска пола крестьян, из которых первого, по переводе Верхнеднепровского уезда на Базавлук, тамо находятся на общей земле с братом Константином, а последнего в сельце Михайловке Александрийского уезда общего владения с матерью. 5-й Михаил Михайлов, и 6-я девица Татьяна Михайловна Сухиновы находятся при матери своей, бывшей прапорщика Михаила Сухинова второбрачного женою и вышедшей в последствии времени в замужество за ротмистра Хлусовича, Александры Тимофеевой, и имеют в своем общем владении 700 десятин земли и 14 душ крестьян при сельце Михайловке Александрийского уезда.

7. Подпоручик Иван Сухинов прошедшего 1825 года, по полученному отпуску с Черниговского пехотного полка, в июне м-це, из Василькова приезжал к родителю в дом и здесь находился некоторое время, потом, отъехавши в полк, к отцу своему ничего не писал и, как из разговоров отца заметить было нетрудно, где теперь находится — неизвестно.

8. Чтобы он имел знакомство или связь с помещиком Романовым, который по повелению вашего превосходительства отправлен в С.-Петербург, ни по чему дойтить не было возможности, да и сколько я узнать мог, едваль он с ним имел знакомство.

9. Сей Иван Сухинов, по прибытии с полку в отпуск, как случайно отставной капитан Иван Сухомлинов, во время моего ночлега в доме его, между общим о соседах разговоре, сказывал, бывал у него, и хвалился, что хотит с пехоты испросить перевода в гусары, в коих он некогда, по вербунку, уже служил. Впрочем но малозначительности в Александрийском уезде фамилии Сухиновых и жительству их на границе Верхнеднепровского уезда, о дальнейшем знакомстве его с кем-либо, связи и о местопребывании никакого сведения до сих пор я обресть не мог.

10. По сделанной сего числа в Александрийской Почтовой Экспедиции, чрез испрошение от экспедитора, под видом для собственной надобности почтовых карт, секретной выправки на карте из Василькова, где Черниговский полк квартирует, 9 декабря 1825 года открыл: «показано в отправленном отътоль в Александрию — Степану Сухине письмо весом 1 лот, платы 24 коп.» Получитель сего письма есть подпорутчика Ивана Сухинова родной брат и находится ныне на действительной службе при Александрийском Уездном Суде.

Имея честь донесть обо всем вышеизъясненном вашему превосходительству с эстафетою и по случаю открытия, что пз Василькова братом Сухинова Степаном, от 9 декабря 1825 года получено письмо, приемлю смелость испросить насчет дозволения мне, под каким-нибудь предлогом, сделать, как в квартире Степана, так и в доме отца его — Ивана Емельяно-Сухинова обыск — повеления; посредством сего и открытия письма, Степаном полученного, дойтить будет возможно к открытию места пребывания и поимки скрывшегося подпорутчика Ивана Сухинова, без тогож все преследования могут быть напрасны и бесполезны. Сам же собою решиться к произведению обыска, по непредставлению мне права, и дабы тем не обнаружить преждевременно тайны порученности, не осмеливаюсь.

Пока удостоюсь получить на сие разрешение, отправляюсь в имение г-на Херсонского губернского предводителя дворянства, для отобрания от него повеленного объяснения и дальнейшего о частореченном Сухинове розыска по уезду» (л. 15 — 18).

Производство обыска было немедленно разрешено, но, как отмечалось в губернаторской инструкции, лишь «под каким-нибудь предлогом», по «какой-либо полицейской надобности» и притом до посещения губернского предводителя, дабы «предупредить известие о настоящей цели командирования в Александрииский уезд, и тем не отклонить направления в сии места или пребывания в оных Ивана Сухинова, ежели он там скрывается или имеет намерение скрыться» (л. 19). Все эти предосторожности оказались, однако, излишними, ибо в ночь на 12-ое февраля губернатор уведомлен был «по эстафете» о перехваченном Савоини в Александрийской почтовой экспедиции собственноручном письме подпорутчика Сухинова из Дубоссар к брату Степану9.

Письмо это, отправленное 4-го февраля, было следующего содержания: «Спешу тебя уведомить, что еще слава Богу жив и здоров и докудова щаслив, но без приюта и места, и притом крайне меня влечет любопытство нащет моей бумаги, известной тебе. Незнаю, пошла ли она в дело или нет; пожалуста, друг, поспеши уведомить с первой почтой, ни мало не откладывая. Да пожалуста опиши обстоятельнее обо всем и пиши ко мне Кишиневской области в город Кишинев; ибо в случае твоего замедления, что уже может быть и не застанет меня в том месте, если только не буду иметь места. За тем прощай и прочее.

P. S. Пожалуста, Любезный Друг, не можно-ли будет выпросить у батюшки денег хотя рублей 50, или сколько можно будет; ибо ты сам знаешь мое теперешние положение, что крайне нахожусь во всем, что даже остаюсь без дневного пропитания. Пожалейте обо мне. Адрес же ко мне Кишиневской области в Г. Кишинев. Его Благородию Мил. Гос. И. И. Емельянову».

Заключив, что «Иван Сухннов имеет направление в Кишинев и по видимому будет ожидать пособия от брата»10, и для преграждения возможного побега мятежника «за Прут»11, Комстадиус срочно уведомил о всех обстоятельствах дела Бессарабского гражданского губернатора и, предупреди его о необходимости «стеречь Сухинова в почтовой конторе, куда он должен явиться для получения письма от брата», предлагал «для сего составить подложную карту из Александрии с написанием письма па имя Ивана Емельянова, поелику настоящая его фамилия есть Сухинов-Емельянов, и теперь подписывается Емельяновым; и кроме сего написать на имя его объявление с посылкою 50-ти рублей» (л. 6-7). Одновременно с этим отношением в Кишинев, для преследования Сухинова отряжен был из Херсона в Бессарабию чиновник особых поручений Рубанович.

Как свидетельствует секретный рапорт Рубановича от 18-го февраля на имя Новороссийского генерал-губернатора, возложенное на него задание осуществлено было следующим образом:

«По откомандировании для преследования государственного преступника, бежавшего из Черниговского пехотного полка подпорутчика Ивана Сухинова, за прибытием в город Дубосары 13-го числа сего февраля в 1-м часу дня, я по строжайшему и секретному разведыванию открыл следующее: что сказанный Сухинов 3-го числа сего же месяца, прибыв в Дубосары на одной лошади в саночках, остановился в доме тамошнего мещанина еврея Абрама Шамикиса. На вопрос сего откудова, он отозвался, что прибыл из одной деревни, состоящей около Баллы для приискания места или должности учительской12. На другой день, 4-го февраля сей самой Суханов заявил свой пашпорт в Дубоссарскую градскую полицию, которой записан в книге ее под № тако: «пашепорт данной Херсонской губернии из Александрийского Уездного Суда жительствующему в Александрий ском уезде коллежскому регистратору Ивану Емельян-Сухинову от 10-го ноября 1825 года за № 36-м, на следование Российской империи в разные города имеется по надобности».

(«Апшит сей, как частный пристав ее Моисеев мне объявил, приметной по тому, что в двух местах мышами проеден. По бытности же в полиции Сухинов, признаваясь к бывшему однослуживцу своему, нынешнему той полиции письмоводителю, объяснял, что он, по увольнении из Александрийского Земского Суда, поступил было в вербунки, но после увольняясь ищет теперь службы. В продолжении сего дни, как хозяин его Шамикис на вопрос мне объяснил: Сухинов писал письма, сам на почту носил, продал свою лошадь Дубосарскому мещанину Смуле Тамбульскому за 20 рублей и покупал себе из базару хлеб. Засим 5-го числа нанявши на базаре извощика за 40 к. поехал из города в Дубосарскую таможню, где предъяви вышесказанный свой пашорт, по записке в книгу ее, пропущен через реку Днестр пешой в Бессарабию».

«Приметы и одеяние на нем, Сухинове, как хозяин покупщик лошади, так и полицейский десятский мне объявили, суть следующие: росту высокого, лет около 33-х, лицом смугло рябоват, волосы на голове темно-русые, глаза черные, говорит пространно, одет в старом черного сукна сертуке, шинеле байковой поношеной верблюжего цвету, райтузах черных же, обшитых кожею, тапке черной из барашков на подобие крымке или жидовской ярлулке. Имел при себе нагольной короткой белых авчин тулуп, войлок небольшой серой, мешок холщевой на подобие торбы. Почему я, не теряя ни минуты времени, как в деле весьма важном, взял с собою пристава Моисеева, видевшего Сухинова в Дубосарах и очень его приметившего, того же 13-го числа на всю ночь поскакал в Кишинев, с рассветом прибывши туда прямо к полицмейстеру, г. полковнику Радичу,— с ним тот час явился к управляющему Бессарабской областию г-ну Арсеньеву и о всем вышеписанном донеся рапортом, вручил ему повеление вашего сиятельства и отношение Херсонского гражданского губернатора» (л. 41–43).

Как свидетельствует рапорт Арсеньева, он, немедленно отдав «строжайшее и секретное распоряжение об отыскании и поимке сего Сухинова», отправился с Радичем и Рубеновичем в областную почтовую контору, где, учинив «но почтовым актам вернейшую выправку», установил, что «ни Сухинов, ни брат его переписки еще не имели13. Посему, составив в почтовой же конторе подложную карту из Александрии с написанием письма на имя Ивана Емельяно-Сухинова... и кроме сего, написан на имя его объявление с посылкой 50-ти рублей, разослали по городу почтальонов для поисков оного Сухинова и оповещения его, чтобы он прибыл в контору для получения денег. Окончивши это, приняты сейчас строжайшие надежные меры, чтобы Сухинов никак не мог ускользнуть из полицейских рук. Между тем. хотя и нельзя было сомневаться, что Сухинов не успеет избежать в Кишиневе полицейского преследования, однако же, на всякий случай 14-го же февраля поедал по эстафетам циркулярные бумаги именно: г.г. генерал-лейтенантам Желтухину и Иванову, окружным начальникам карантинному и таможенному, градским и земским полициям, чтобы оные лица и места приняли строжайшее наблюдение о поимке Сухинова, на случай бы он успел из Кишинева бежать и появился в местах им ведомых (л. 23–24). В тот же день полицмейстером было обнаружено по явочной паспортной книге, что 6-го с. м. зарегистрирован был в Кишиневе паспорт «коллежского регистратора Ивана Емельянова Cvxинова». Для скорейшего «открытия убежища: последнего, как отмечал в своем рапорте на имя губернатора полковник Радич, он «кроме разных средств употребил в особенности под личным своим руководством и собственными разысканиями известного в усердии на пользу службы и отличной расторопности квартирмейстера сдешней квартирной комиссии Сербского, чиновника Ефтимия Кристича и Дубосарского частного пристава Моисеева, яко видевшего Сухинова при заявлении им паспорта своего в той полиции). Чиновники эти. «быв наставлены в средствах отыскать упомянутого Сухинова, оправдали возложенное на них поручение и открыли убежище его в 3-ей части города в доме сдешнего жителя Семена Николаева Чернова» (л. 26)14. Донесение полицмейстера заканчивалось указанием, что «при первом взгляде на паспорт, при Сухинове отысканный, нельзя не заметить фальшивости оного, и есть ли бы пристав следственных дел здешней полиции, засвидетельствовавший явочную на оном надпись, был более осмотрителен и расторопен, то поимка столь важного преступника была бы несколькими днями ранее, которого ныне, заковав в кандалы, честь имею представить при сем за крепчайшим караулом, с отысканным при нем вышеупомянутым паспортом и носильными, ничего незначущими вещами» (л. 27).

17-го февраля Сухинов доставлен был под строгим караулом в Одессу15; а на следующий день, закованный в «ножные и ручные кандалы», при полицейском чиновнике Кристиче и двух жандармах препровожден в штаб главнокомандующего 1 армией в г. Могилев16. 25-го февраля, как видно из «квитанции» коменданта главной квартиры, «беглый мятежник Сухинов» был «исправно принят» (л. 55), а 26-го уже предан военному суду. В Александрии, между тем, продолжалось строжайшее розыскание о пребывании Сухинова в Херсонской губернии и о «людях, знающих о его преступлении». Особенное внимание следственных властей привлекла загадочная фраза в перехваченном Дубоссарском письме — «при том крайне влечет меня любопытство насчет моей бумаги известной тебе, пожалуйста, друг, поспеши уведомить с первой почтою, нн мало не откладывая». Степан Сухинов, к снятом с него 24-го февраля показании, об этом написал: «не знаю ни о какой бумаге, которая будто бы от меня должна была пойти в действие и за которую влечет любопыттво брата моего от меня узнать, — я не известен, в чем оная заключается не знаю и у меня таковой нет и таковых нигде я не скрывал и не скрыл» (л. 91). Между тем, по просьбе Херсонского губернатора препровожден был из штаба 1-ой армии акт допроса Ивана Сухинова, в коем арестованный отмечал: «О бумаге, означенной в письме моем к брату Степану, действительно писал я, желая удостовериться, отправил ли он ее на почту. Бумага сия заключала в себе прошение, написанное мною к государю императору еще в дороге о помиловании моей участи, которое я, запечатавши с надписью на конверте рапорта от меня на имя генерал-адъютанта барона Дибича, но прибытии к братьям отдал Степану с тем, чтобы он отправил только ее на почту, не сказав ему ничего о содержании ее, хотя он из любопытства у меня и спрашивал, но отправил ли он ее или нет, мне неизвестно» (л. 91). Перехваченное письмо Сухинова еще раньше привлекло, однако, внимание самого императора Николая, который 25-го марта через начальника Главного Штаба предложил гр. Воронцову «допросить служившего в Александрийском Уездном Суде Сухинова-Емельянова, о какой бумаге говорил брат его и буде она у него, то чтобы ее представил» (л. 64).

Следствие в виду этого пошло усиленным темпом, и уже 21-го апреля было по существу закончено. Как свидетельствует рапорт Савоини Херсонскому губернатору, «В первом показании апреля.21-го дня Степан Сухинов написал:

1) Он советовал брату Ивану изобресть средство и вымыслить сделать прибавку к написанным цифрам крестьян в свидетельстве, исходатайственном на переход из пехоты в кавалерию.

2) На получение свидетельства сего от предводителя дворянства прошение от имени отца, без ведома и дозволения его, по совету брата Ивана, им Степаном написано и подложно им же подписано.

3) Во время пребывания Ивана Сухинова в средних числах генваря в квартире Степана, он Иван, оставя запечатанный конверт с надписью на имя начальника Главного Штаба его императорского величества, просил отправить по адресу. По недосугам и но не имению денег на заплату за пересылку, пакет сей не был отправлен; он Степан не знал о содержании рапорта.

Замечаю, что сему не должно порыть, ибо пакет, который в последствии отыскан, был написан рапортом № 6-ой; следовательно не нужно никакой заплаты за пересылку.

Далее Степан Сухинов продолжает: при учинении в квартире его обысков, полагая, что пакет заключает в себе важность, спрятал на дворе в скрытном месте, которое ныне указать может. Более ни о каких бумагах он не известен и не писал брату о не отправлении пакета. 4) Паспорт на имя коллежского регистратора Ивана Емельянова-Сухинова, как он Степан замечает, написан рукою брата Ивана, но кто на оном подписал судью, секретаря и протоколиста, где написан и какая приложена почать, о том он Степан неизвестен. Впрочем, признавая, что показанные ему письма им писаны к брату Ивану и отзываясь неведением о преступлениях сего последнего, извиняется в объявленных им поступках глупым рассудком, молодостью и любовью к брату.

Пакет на имя начальника Главного Штаба его императорского величества найден советником Савоини на дворе бывшей квартиры Степана Сухинова под землею в хлевце заложенный под окладиною.

Судья, секретарь и протоколист отреклись от подписов на пашпорте, с коим Иван Сухинов взят в Кишиневе; секретари Земского Суда и Городовой Ратуши за присягою показали, что подпис судьи имеет сходство, кем оный учинен неизвестны, и что подписе секретаря Уездного Суда и протоколиста совсем несходен; кто вместо их подписал н писал пашпорт, также неизвестны; печать оказалась действительною.

На вторичном перепросе того же апреля 21-го дня губернский регистратор Степан Сухинов показал:

Пашпорт братом его Иваном Сухиновым, в бытность в квартире его Степана, на данной им Степаном гербового клейма бумаге написан Иваном на имя коллежского регистратора Ивана Емельяно-Сухинова и подписан подложно по соображению почерком судьи, секретаря и протоколиста с бывшей в квартире Степана инструкции, данной копиисту Василию Сухинову для вручения дворянину Льву Цыбульскому грамоты о явке сего в суд на 28-го октября прошедшего года. Обстоятельство сие подтвердилось справкою Печать для приложения к паспорту была тайно вынесена из Уездного Суда домой Степаном Сухиновым, отдана Ивану н сим к фальшивому паспорту приложена; затем обратно в Суд отнесена. О сем поступке никто, ниже брат Василий не был известен.

Причинами сего и первого отрицательства Степан Сухинов поставляет молодость, страх, глупость, а более то, что брат Иван, приехавши к нему, расплакался пред ним, говоря: «теперь моя жизнь зависит от тебя, ибо я несчастнейший человек». Но от каких причин и что он сделал, о том ничего не открывал, сим якобы тронуто было сердце Степана, ослепленное братскою любовью и он не рассудя обстоятельств решился то учинить. Утверждая, впрочем, во всей силе взятые с него первые два показания, дополняет, что не знает ни о какой бумаге, которая брата его Ивана влекла в любопытство узнать, кроме врученной по открытии.

Степан Сухинов объяснил сие якобы по сущей справедливости и даже по христианскому раскаянию, вторично изличает всенижайшую пред правительством просьбу воззреть на заблудшее его положение, в которое он вовлечен не с каким иным умыслом, а единственно по молодости лет и слепой расположенности к брату, который как бы существовал единственно для пагубы его Степана и для очернения чести всего их рода, до него ни малейшим пятном не замаранной.

Три канцелярские служителя Александрийского Уездного Суда титулярные советники Комарницкий, Макаревский и Педюков за присягою показали: что паспорт, с которым Иван Сухинов пойман в Кишиневе, и надпись на рапорте от поручика Сухинова на имя начальника Равного Штаба его императорского величества действительно суть одного почерка слов руки, писаной служащим в здешнем Уездном Суде губернским регистратором Степаном Сухиновым, но точно ли сие от него произошло, настояще знать не мог.

Посему должно подозревать, что Степан Сухинов знал о преступлении своего брата. Наконец, подозрение сие может оправдаться, ежели и самый рапорт начальнику Главного Штаба его императорского величества им писан и ежели почерк его будет признан чиновниками, знающими оный. Тогда гораздо удобнее извлечь от него признание, а засим решение его судьбы должно быть основано на большей строгости закона» (л. 93–95)17.

Показания Степана Сухинова, вместе с обнаруженным «в хлевце» запечатанным рапортом Ив. Сухинова на имя начальника Главного Штаба, были 1-го мая доставлены Новороссийскому генерал-губернатору, а последним препровождены в Петербург с ходатайством о присылке таинственного пакета «по распечатании» в Одессу «для исследования, кем именно он переписан, буде сего не откроет сам преступник» (л. 97). Начальником Штаба признано было, однако, излишним не только возвращение пакета, но и уведомление местной администрации о его содержании. Результаты произведенного в Александрии «изыскания» доведены были до сведения императора Николая, который, как видно из официального отношения ген. Дибича на имя гр. Воронцова от 5-го июня 1826 г., «высочайше повелеть соизволил: прекратя дальнейшее изыскание и суд над служащим [в Александрийском Уездном Суде губернским регистратором Степаном и копиистом Василием Сухиновым, из них Степана Сухинова, подлежавшего за обнаруженные противузаконные его действия строжайшему суждению, во уважение того, что преступление сделано им для защиты родного своего брата, посадить на шесть месяцев в крепость и после допустить к должности попрежнему» (л. 103).

По всеподданнейшему представлению гр. Воронцова, всем представителям местной администрации, оказавшим «особенное усердие» при поимке Сухинова, выражено было «высочайшее благоволение», титулярному советнику Рубеновичу пожалован орден Анны 3 степени, а полицейским чинам выдано «не в зачет» годовое жалованье.

Ю. О к с м а н.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1Выписки из них включены в рапорты Военно-судной Комиссии главнокомандующему 1-ой армией, опубликованные в «Русск. Арх.» 1902, II, 301.

2Записки декабриста И. И. Горбачевского (под ред. Б. Е. Сыроечковского, М. 1916, стр. 165 – 173. Ср. «И. И. Сухинов», биографический очерк, опубликованный в «Русск. Арх.» 1870, стр. 908 – 926, с глухой ссылкой на принадлежность его «одному из товарищей Сухинова». Б. Е. Сыроечковский, отметив, что «слог, тон рассказа, его близость, по существу, к Запискам Горбачевского дают все основания считать автором этой заметки Горбачевского», перепечатал ее в приложениях к своему изданию Записок последнего (op. cit, 217 – 235). Между тем, показания Горбачевского не только не во всем совпадают со сведениями автора анонимного очерка, по подчас и явно ему противоречат (ср., напр., данные о пребывании Сухинова Бессарабии и о попытках перехода им там границы, хронологию событий, некоторые обстоятельства проезда через Каменку, характерные детали организации восстания каторжан и пр.). С гораздо большим основанием можно приписать биографию Сухинова его товарищу по Черниговскому полку, по Тайному Обществу и Читинской тюрьме бар. В. Н. Соловьеву. По крайней мере, автор известной работы «Сибирь и Каторга» С. В. Максимов в своем «Ответе» на некоторые замечания по поводу его труда, между прочим, отметил, что им «дело Сухинова рассказано по записке его товарища и друга Соловьева» («Русск. Арх.» 1871, I, 326). Так как все данные о Сухинове, приводимые С. В. Максимовым («Сибирь и Каторга», ч.III. С.-П6. 1871, стр. 178–181). буквально совпадают с занимающей нас анонимной биографией, то вывод о принадлежности ее бар. В. Н. Соловьеву представляется совершенно естественным. Ср. официальные данные об участии Сухинова в возмущении каторжан, опубликованные в «Русск. Стар.», 1892, VII, 160–161 и «К истории заговора Сухинова» («Былое» 1906, VIII, 130–135).

3Архив Новороссийского и Бессарабского генерал-губернаторства. Часть секретная. 1826 г., № 5. Дело по донесению Херсонского губернатора об отыскании поручика Сухинова (он же Емельянов), бывшего в числе главных мятежников Черниговского пехотного полка, на 140 листах.

4Действия Сухинова во время мятежа освещают, помимо свидетелем, означенных нами выше, Ф. Ф. Вадковский в записке «Белая Церковь» (со слов Соловьева, Быстрицкого и Мозалевского)— «Зап. Декабристов, вып. II—Ш, Лондон, Вольная Русская Типогр., 1863, стр. 171  172; материалы М. Ф. Шугурова «Бунт Черниговского полка» («Русск. Арх.» 1871, 257 — 288), его же работа «О бунте Черниговского полка» («Русск. Арх.» 1902, 11, 268–302) и «Переписка по поводу бунта Муравьева-Апостола» («Русск. Стар.» 1905, V, 374 — 391).

5«На 15-ом году своего возраста— повествует анонимный биограф Сухинова, — он завербовался и Лубенский гусарский полк. От сего времени началась его жизнь не совсем обыкновенная. Кроме трудов, и в мирное время неразлучных с званием, он на заре жизни совершил тягостную кампанию 1812, 13 п 14 годов. Семь ран — свидетельство, но не награда храбрости,— вот все, что приобрел он в славной войне. Труды не по летам и раны расстроили его здоровье и заставили рядовым выйти в отставку. В 1816 г. он отправился на родину. На пути в Херсон вошел он в сношения с графом Тимоном, командиром Изюмского гусарского полка, который убедил его выхлопотать свидетельство о дворянстве и определиться к нему в полк. Предложение было принято; получив от Тимона денег на дорогу, Сухинов поспешил в Херсон, достал нужные бумаги и вскоре определен юнкером в Изюмские гусары» («Русск, Арх.» 1870 г. стр. 909).

6В архиве Новороссийского и Бессарабского генерал-губернаторства (часть секретная, 1826 г., № 3, л. 1 – 2) сохранилось секретное донесение А. Ф. Комстадиус от 24 янв. 1826 г. об исполнении им высочайшего повеления об аресте лейтенанта В. П. Романова: «Тотчас командировал в г. Александрию служащего в Херсонском Губернском Правлении титулярного советника Дойбана с одним полицейским жандармом, для взятия Владимира Романова и всех его бумаг и для доставления к его императорскому величеству. Александрийскому городничему я велел в первую минуту с получения предписания взять Романова под караул, опечатать при бытности стряпчего и Дойбана все его бумаги, какие в доме или в квартире найдутся, и, не рассматривая содержания оных, сдать на руки одного и другие Дойбану. На случай же Романов находился бы в Александрийском уезде, то такового-ж содержания и для равномерного исполнения было препровождено к Александрийскому земскому исправнику предписание. По разыскании местопребывание Романова открыто Александрийского уезда в селении Нерезовке, помещицы полковницы Коншиной. Земский исправник вместе с г. Дойбаном и исправляющим должность стряпчего не могли тотчас приступить к исполнению предписания, по причине отлучки Романова в Полтавскую губернию; по прибытии же его в имение помещицы Коншиной 17-го числа, исправник арестовал его, Романова, и все бумаги какие только найдены, при бытности стряпчего опечатал и сдал оные с Романовым титулярному советнику Дойбану, для доставления в С.-Петербург к его императорскому величеству». Ср. упоминания о Романове у В. И. Семевского: «Полит, и обществ. идеи декабристов», С.-Пб. 1909, 250 и у П. Е. Щеголева: «Николай I и декабристы», Петр. 1919, стр. 13. В «Списке лиц, прикосновенных по разным случаям к делу о Тайных Обществах», значится, что с Балтийского флота лейтенант Романов продержан еще 3 месяца в крепости и отправлен на службу в Черноморский флот; из-под надзора освобожден в июле 1828 г. (Н. К. Шильдер, «Император Николай 1», С.-Пб. 1903, I, 778). Наиболее полные сведения о судьбе В. П. Романова дает «неизданный указатель к «Алфавиту декабристов» под. ред. Б. Л. Модзалевского и А. А. Сиверса.

7Краткие и неточные сведения о «приметах» Сухинова, данные к секретном отношении министра внутренних дел от 11-го февраля 1826 г.. к Архангельскому губернатору, опубликованы в «Русск. Стар.» 1899, VI, 86. В неизданном рапорте ген. Рота от 24-го февраля 1826 г. о приметах Сухинова отмечено, что последний «говорит на Русском и Малроссийском языках твердо». В официальных бумагах о розыске Сухинова он неправильно именуется иногда подпоручиком. Данные о возрасте его — «лет около 35» — ныне могут быть уточнены, благодаря приводимой ниже «выписке».

8«Выписка из дела состоящего в Херсонском Дворянском депутатском Coбрании под № 222-м о доказательствах на Дворянство Александрийского уезда Помещика Прапорщика Mихайлы Сухинова».

1795 года июня 10 дня Помещик Адександрийского уезда Прапорщик Михайло Сухинов при прошении, поданном в Екатеринославскую Комиссию о разборе Дворянства, представив в доказательство Дворянского его рода и достоинства в засвидетельствованных копиях: Выпис из Градских книг ведомства Познанского. Указ об отставке из Государственной Boенной Коллегии и Свидетельство от двадцати человек Штаб и Обер Офицеров, просил рассмотреть оные и внесть его с родом и семейством в подлежащую часть родословной книги Дворянства Екатеринославского Наместничества и выдать в род грамоту.

Свидетельством, данным ему, Михаиле Сухинову, Штаб и Обер Офицеры удостоверяют: что казенного села Красно-Каменки военный Поселянин Анисим и Губернский Регистратор Иван Емельянов Сухиновы действительно имеют происхождение свое от одного рода с Прапорщиком Михаилом Сухиновым и есть они Анисим и Иван ему Михаилу по мужской линии троюродные братьи и что они точно произошли от одного с прапорщиком Сухиновым предка по мужской линии.

Из выписки воеводства Познанского значит: что Mихайло, в Российской Империи служащий кадетом, Cyxиновский есть сын бывших урожденных Осифа и Hacтасьи из Полоцких Сухиновских, и что предки его от Королей Польских награждены за служение, храбрость и верность на Шляхетское достоинство Гербом. В указе об отставке, данном из Государственной Военной Коллегии Михаилу Сухинову 1785 года Февраля 27 дня под № 2235-м написано: что он Сухинов в Елисаветградском легко-конном полку состоял кадетом из Польскаго Шляхетства, в службе 768 Ноября с 1-го. По определеннию Военной Коллегии, учиненному Февраля 11, он Михайло Сухинов от военной службы отставлен с награждением Прапорщиком. В посемейном списке, писанном в 1795 году Августа 4-го показано: Михаил Осипов сын Сухинов, 36-ти. лет, женат, детей имеет сыновей: Анисима 4-х, Григория 1-го, дочерей Ульяну 3-х, и Марьяну 2-х годов, подданных, вывербованных его коштом из Польши Мужеска 14, Женска 10 душ в одной слободе; жительство имеет Александрийского уезда в своем поместье, Прапорщик в отставке. Троюродные братья его Анисим Трофимов сын Емельяно-Сухинов 28 лет, женат, детей нет, Иван Трофимов сын Емельяно-Сухинов 25лет, женат, имеет сына Ивана одного года, подданных и крестьян не имеют, а имеют Александрийского уезда в селении Красно-Каменном домы и недвижимое имение, жительствуют и по ревизии записанными состоят в том селении Красно-Каменном; первый чина не имеет, а последний Губернский Регистратор, служит в Александрийском Земском Суде Столоначальником. Екатеринославская Koмиссия о разборе дворянства определением, состоявшимся в 3 день Февраля 1796 года, но рассмотрении вышепрописанных документов, определила: висеть его Михаила Сухинова и братьев с семейством в четвертую часть родословной книги Дворянства Екатеринославского Наместничества и на основании 85 статьи Высочайшей и грамоты выдать в род их грамоту.

Дело о сем было в рассмотрении Герольдии и указом из оной в Херсонское дворянское депутатское Собрание 25-го июня 1808 года последовавшим дано знать, что Герольдия доказательства оного Сухинова на дворянское его достоинство нашла недостаточными и определение Екатеринославского депутатского Собрания признала недействительным. Скрепил Гражданский Губернатор Комстадиус.

9Как свидетельствует рапорт Херсонского губернатора графу Во¬ронцову от 11-го февраля, Савоини доставил ему перед тем «некоторые бумаги, относящиеся к фамилии Сухиновых, и письма подпорутчика Ивана Сухинова к брату Степану Сухинову. В последнем, из Василькова от 10-го декабря прошедшего года, уведомляет, что того же самого дня он был у присяги Константину Павловичу и просит писать к нему в г. Житомир, куда он в скорости отправляется в полк. К подозрениям нет никакого повода; видно сальное огорчение противу отца и мачехи за неоказание пособия и благодарность брату за одолжения» (л. 13). Все бумаги Сухинова препровождены были из Херсона начальнику штаба 1-ой армии.

10Перехваченное в Александрии письмо И. И. Сухинова от 4-го февраля препровождено было Комстадиусом 12-го графу Воронцову (л. 6), а 18-го возвращено по просьбе первого в Херсон, откуда отослано и штаб 1-й армии (л. 21 и 26). Копии письма в архиве Новороссийского генерал-губернаторства, к сожалению, не сохранилось, но мы восстановили его текст по «делу» Штаба 1-ой Армии о восстании Черниговского полка (лист 744-й).

11Командир 9-ой пехотной дивизии 31-го январи 1826 г. довел до сведения Херсонского губернатора, что «означенный Сухинов назад тому несколько дней был примечен во фраке проезжавшим чрез Богуславский уезд с каким-то товарищем, как видно, с намерением пробраться в Херсонскую или Екатеринославскую губернию, или, наконец, пройти заграницу» (л. 13). Сведения эти, однако, оказались ошибочными.

12Скрывшись после разгрома мятежников, Сухинов, несмотря на производившиеся везде розыски его, благополучно добрался через Гребенку и Каменку до Александрии, где, как передает с его слов Горбачевский, отыскал своего родного брата, служившего там в гражданской службе и был принят им с братским участием; но, как человек недостаточный, он ничем не мог ему помочь и, живя в наемном долге, не решался долго скрывать его у себя. Посему Сухинов, пробыв в Александрии несколько дней, написал себе паспорт отстав ноги офицера и поохал в Кишинев с целью пробраться в Турецкие владения. Путь его к Кишиневу был весьма труден и опасен; очень часто он думал, что его узнают, часто он читал объявления правительства о бежавшем мятежнике Сухинове. Иногда ему случалось ночевать вместе с отыскивавшими его чиновниками; несколько раз спрашивали его: «не случалось ли ему встретить где-нибудь человека с такими-то приметами, прозываемого Сухинов?» Наконец, после долгого и трудного странствования он приехал в Кишинев 6-го февраля 1826 г. и остановился у одного мещанина. Расспросив в городе у разных, люден дорогу и место переправы через Прут и узнавши, что очень легко сне исполнить, он решился, наконец, оставить Кишинев и вместе с ним отечество. «Горестно было расставаться с родиною, — говорил он после г. сильным чувством своим товарищам:—я прощался с Россиею, как с родною матерью, плакал и беспрестанно бросал взоры свои назад, чтобы взглянуть еще раз на Русскую землю. Когда л подошел к границе, мне было очень легко переправиться через Прут и быть вне опасности; по, увидя пред собою реку, я остановился... Товарищи, обремененные цепями н брошенные в темницы, представились моему воображению... Какой-то внутренний голос говорил мне: ты будешь свободен, когда их жизнь пройдет среди бедствий и позора. Я почувствовал, что румянец покрыл мои щеки; лицо мое горело, я стыдился намерения спасти себя, я упрекал себя за то, что хочу быть свободным... и возвратился назад в Кишинев. Пробыв несколько дней в городе у прежнего своего хозяина, я снова вознамерился бежать, опять на берегу Прута.—Та же тяжесть расстаться с родиною и опять тот же упрек совести — и я опять возвратился снова в Кишинев». Когда он возвратился во второй раз в Кишинев, он был уже без денег... Без всякой предосторожности написал он к своему отцу, где подробно изобразил свое положение, место своего пребывания и отослал сие письмо на ПОЧТУ» (op. cit., 170—171). Некоторые основания этого неожиданного решения вскрывает бар, Соловьев: «Затрудненный крайностью, удрученный бездействием и ежеминутным опасением, Сухинов решился писать к своему отцу с двоякою целью: получить от него денежное пособие, а с ним и способ к такому или другому предприятию, или же через умышленную неосторожность обнаружить правительству свое убежище. Как ни тягостно было последнее намерение, но оно казалось ему лучше неопределенного его положении, которое совершенно утомило его« («Русск. Арх.» 1870 г., стр. 917)

13Биографы Сухинова ошибочно полагают, что перехваченное в Александрии письмо отправлено было из Кишинева (Записки Горбачевского, 171; «Русск. Арх.» 1870, стр. 917). «В сем письме - как свидетельствует отметка в рапорте от 7-го марта 1826 г. главнокомандующему 1-он армией Комиссии военного суда, — Сухинов просил брата выпросить ему у отца денег 50 р. и переслать в Кишинев, ибо он сам знает теперешнее его положение, что крайнее находится во всем» («Русск. Арх.» 1902, II, 301).

14В своих Могилевских показаниях Сухинов утверждал, что «решился написать к своему брату, чтоб правительству дать случай его взять, знал, что письма такового рода перехватываются, ибо он неоднократно и сам намеревался явиться начальству, но ужас содеянного им преступлении колебал его в сем предприятии и потому, но разнесшимся слухам, что его ищут, он, Сухинов, пробрался в Кишинев, там нанял себе квартиру с платою за месяц по 15 рублей и проживал только одиннадцать дней, до самого взятия его Сухинова под арест» («Русск. Apх.» 1902, II, 301). Об обстоятельствах последнего картинно повествует И. И. Горбачевский: «15 февраля Сухинов сидел один в дальней комнате, преданный самым мрачным мыслям, как вдруг увидел пред собою полицеймейстера, который, посмотрев на него пристально, вышел ион, не сказав ни слова. Нельзя было не догадаться, что его узнали; но Сухинов спокойно ожидал своей участи. Вскоре после сего приехал генерал Желтухин с помянутым полицмейстером. На вопрос генерала, кто он таков Сухинов отвечал смело: офицер Черниговского полка; после разбития С. Муравьева, я бежал, скрывался до сих пор в Кишиневе и других местах; я с радостию отдаюсь в руки правительства, мне тягостно мое положение (op. cit., 171 —172). Ср. неточные и глухие сведения об аресте Сухинова (без имени последнего) в «Воспоминаниях» проживавшего в 1826 г. в Кишиневе Ф. Ф. В и ге л я (ч. VII, М. 1893, стр. 83).

15Как свидетельствует И. И.Горбачевский, дорога из Кишинева в Одессу была весьма тягостна для Сухинова: цепи, обременявшие его руки и ноги, были столь тесны, что железо впилось в тело. Холодная и сырая погода, трудный путь, боль, производимая цепями, расстроили его здоровье; раны, полученные им в Отечественную войну, открылись, и он чувствовал лихорадку. В Одессе он был представлен немедленно гр. Воронцову, который принял его очень ласково и оказал величайшее соболезнование. Цепи с Сухинова были сняты, по приказанию графа. Ему была отведена особенная комната в доме генерал-губернатора, дано новое белье, предложен обед и ужин. Более сдержанно передает о приеме Сухинова Воронцовым бар. Соловьев (op., cit., 918). данные которою совпадают с рапортом Одесского полицмейстера от 18-го февраля о содержании с государственного арестанта подпоручика Сухинова в Одесской полиции» (л. 47).

16В начале пути — свидетельствует Горбачевским — «обхождение полицейского чиновника было грубо и даже жестоко. Сухинов переносил оное с терпением. Приехав в Житомир, частный пристав остановился в трактире обедать, Сухинов, пользуясь сим, просил позволения отдохнуть несколько времени, представлял ему, что открывшиеся раны и расстройство здоровья лишают его возможности продолжать по-прежнему дорогу. Грубости были ответом на его просьбу. Сухинов, выведенный из терпения и раздраженный жестокостями частного пристава, схватил нож, лежавший на столе и, бросившись на него, вскричал в бешенстве: я тебя, каналья, положу с одного удара; мне один раз отвечать; по твоя смерть послужит примером другим мошенникам, подобным тебе». Испуганный полицейский чиновник упал на колени и, дрожа весь от страха, просил прощения во всех оскорблениях, нанесенных им Сухинову, обещал вперед быть вежливым и делать все, что от него будет зависеть. Частный пристав сдержал свое слово: от Житомира до Могилева заботился о Сухинове, как о своем родном, позволяя ему отдыхать, сам перевязывал ему раны, был учтив и вежлив» (op. cit.. 172 – 173). Как видно из «дела», на уплату прогонов при командировании для отвода из Одессы до Могилева-Белорусского одного государственного, преступника и на продовольствие, в пути — Кристичу отпущено было 868 руб. 80 коп. ас сиг. (л. 65).

17«Действия советника Савоини — отмечал Херсонский губернатор, препровождая рапорт этот гр. Воронцову, — по началу и продолжению его розысканий показывают отличное его усердие, точность, расторопность и благоразумие и, имеете с тем. удостоверяет, что вен служба его сопровождается сими превосходными и редко соединяющимися в одном лице качествами. Посему поставляю себе в непременный долг усугубить пред вашим сиятельством нижайшую и убедительнейшую просьбу об исходатамствовании, ему чина коллежского асессора. Награда сии откроет г-ну Савоини путь к высший должностям и будет сколько для него лестна, столько для службы полезна».