Рассказ очевидца об арестовании в 1825 году Муравьева и Муравьева-Апостола

ДОКУМЕНТЫ | Мемуары

Рассказ очевидца об арестовании в 1825 году Муравьева и Муравьева-Апостола

Ф. Ф. Шиман
Убийство Павла I и восшествие на престол Николая I. Берлин, 1902. С. 363–366

Историк и публицист Теодор Шиман (1847–1921) происходил из прибалтийских немцев. Во время правления Александра III он покинул Россию из-за политики активной русификации Прибалтики. Обосновавшись в Берлине, как историк он много занимался историей России (в частности, издав четырехтомный труд «Россия при Николае I»), а как публицист и общественный деятель — ратовал за освобождение прибалтийских земель из-под власти русских (что действительно произошло позже при его жизни).

Теодор Шиман.

В 1902 году он опубликовал сборник исторических источников, касающихся двух сюжетов русской истории — убийства Павла I, а также междуцарствия 1825 года и восстания декабристов. Документы были опубликованы на немецком, при этом для тех, которые были исходно написаны по-русски, во второй части книги был приведен русский текст. Подборка по второму сюжету включала переписку Николая I и цесаревича Константина, различные воспоминания о 14 декабря, отрывки из мемуаров декабристов, одно из писем Лунина сестре и очерк К. Голодникова о декабристах в Сибири. К восстанию Черниговского полка относились два документа – «Православный катехизис» С.И. Муравьева-Апостола и приводимый здесь краткий текст, автор которого неизвестен. В отличие от прочих источников, он не был до того издан, и книга Т. Шимана является его единственной публикацией.

Несмотря на небольшой размер текста (четыре неполных страницы в книге), отсутствие авторства и неизвестное происхождение, он содержит в себе, по-видимому, свидетельства по крайней мере двух очевидцев событий.

Первые два абзаца описывают ситуацию в Александрийском гусарском полку, которым командовал Александр Захарович Муравьев, брат состоявшего в тайном обществе Артамона Муравьева. По-видимому, в их основе — свидетельство какого-то из служивших в то время в полку офицеров, причем говорит он именно о том, что видел сам: так, упоминается об отъезде в штаб Александра Захаровича с «братом» — гостившим у него на Новый год Артамоном, и о том, что вернулся Александр один; об аресте Артамона и вообще о том, что происходило вне полка, речи нет.

(При этом конец первого и начало второго абзаца создают некоторую путаницу, не обозначая четко, что служащий «в другом полку» «брат его [Александра Муравьева] Сергей» и командующий одним из эскадронов Черниговского полка «полковник [в действительности — подполковник] Муравьев-Апостол» — это один и тот же человек. Впрочем, возможно, здесь есть какая-то вставка или неточность — например, в первом случае «брат его... в другом полку, расположенном в тех же местах» — это Артамон Муравьев, а имя Сергея появилось здесь ошибочно.)

Но далее рассказ гусарского офицера прерывается пространным абзацем, излагающим одиссею жандармского поручика Ланга, отправленного с приказом об аресте братьев Муравьевых-Апостолов. По-видимому, Ланг и является источником этого рассказа, поскольку описывает именно то, что мог видеть он (например, кого из местных жителей он встретил, убежав от восставших офицеров). Скорее всего, мы можем доверять приведенным в нем бытовым деталям, но нужно отметить, что он путается в увиденных им в первый раз офицерах Черниговского полка: выделяя «Шипилова» (Щепилло), который угрожал ему оружием, он называет его командиром роты (вместо Кузьмина), а также упоминает «поручика Бестужева», который в действительности присоединился к восставшим позже истории с Лангом.

Далее текст возвращается к свидетельству офицера Александрийского полка, снова излагая те события, которым он был свидетелем: получение приказа выступать против восставших, встречу с корпусным генералом Ротом, затем — с генералом Гейсмаром и остальными военными силами под его командованием, и наконец — разгром восставших, в котором Александрийский полк не участвует, а только наблюдает его с некоторого расстояния. С этим взглядом со стороны связана, видимо, неточность в описании ранения С. И. Муравьева-Апостола.

Последний абзац излагает довольно фантастическую версию событий с командиром Черниговского полка Г.И. Гебелем: число его ран увеличивается до невероятной цифры 160 (возможно, первоначально там была цифра 16? - в реальности Гебель получил 14 ран), упоминается, что мятежники, вновь найдя его, бросили в погреб - чего также не было. Может быть, эти подробности также принадлежат к рассказу офицера Александрийского полка, который свидетелем данных событий не был и лишь пересказал известные ему слухи.

Таким образом, небольшой документ из книги Т. Шимана, несмотря на неопределенность происхождения и авторства по крайней мере одного из свидетельств, может представлять несомненный интерес для читателя, интересующегося темой восстания Черниговского полка.

Ек. Ю. Лебедева

 

 

Александрийский гусарский полк квартировал близ Житомира в 1825 г. В конце ноября месяца получено было печальное известие о кончине Императора Александра I; велено было присягнуть Императору Константину, что и исполнено было в начале декабря. Полком командовал Александр Муравьев, человек доброй души и правил благородных, брат его Сергей был в другом полку, расположенном в тех же местах.

В г. Василькове Киевской губернии стоял Черниговский пехотный полк, которым командовал полковник Гебель, а одним из батальонов полковник Муравьев-Апостол, переведенный из Семеновского полка. Однажды во время обеда у полкового командира Александра (Захарьева) Муравьева, когда был у него брат, явился курьер с пакетом. Адъютант вышел из-за стола, прочитал в передней и спокойно возвратился на место. После обеда объявил он полковнику, что он и брат его немедленно требуются в корпусную квартиру в Житомир. Он смутился, но приказал готовить две тройки лошадей и вскоре отправился туда; на другой же день возвратился один.

Между тем жандармский офицер, поручик Ланге, приезжал осведомиться о полковнике Муравьеве-Апостоле, но не нашел его в Котельне, поехал в Винницу, где предполагал его найти. Но дорогою он узнал от жида, что его там нет и что он уехал в Васильков. Ланге направил путь свой по проселочным дорогам в этот город. Не доезжая верст 30-ти, он остановился ночью в корчме одной деревушки и узнал, что здесь есть солдаты и ротный двор. Оставив повозку в корчме, пошел он с жандармом к ротному командиру и крайне удивился, что часу в первом ночи квартира была освещена и человек встретил его в передней. На вопрос, дома ли ротный командир, человек отвечал, что нет. Он вошел в хату и увидел полковника Гебеля, лежащего на лавке, а за перегородкой Муравьева-Апостола и прапорщика Муравьева, которые тоже лежали на лавках, но в сапогах и рейтузах, на столе в первой комнате лежали два пистолета. Ланге прежде всего взял пистолеты и отдал жандарму, потом, обратясь к полковнику Муравьеву, сказал: «Полковник, по повелению начальства вы арестовываетесь!» «Это что за новость» — возразил он. «Прошу вас, полковник, — отвечал Ланге, — не возражать и не выходить из комнаты, я исполняю волю начальства». — Затем, позвав фельдфебеля, он приказал поставить часовых вокруг избы. Полковник Гебель едва удерживался от того, чтобы не уснуть, но давал знаки Ланге, что он желает задремать, а его просит бодрствовать. Ланге стоял у печки и также едва не спал, протирая по временам глаза. Вдруг вбежал поручик Шипилов, ротный командир, а за ним Бестужев, прапорщик, и прямо к Муравьеву, с которым начал жаркий разговор. Полковник Гебель очнулся и сказал Шипилову: «Господин поручик, я приехал смотреть вашу роту и вас не нашел, мало того, войдя суда вы не обратили даже внимания на своего начальника». «Полноте заниматься пустяками, полковник, теперь не до того» — отвечал он. «А это что за жандарм?» — спросил он, увидя Ланге, и вышел вон. Ланге хотел посмотреть, есть ли часовые, но только что отворил двери, как Шипилов встретил его и со словами: «Вот подлец, вот изменник, с него надобно начать» — ударил его в грудь прикладом ружья. Ланге чуть не упал, но успел выбежать во двор и (пользуясь темнотою ночи), увидев унтер-офицера сказал: «Если вы верны Царю, берите изменников, тебя заранее поздравляю офицером». «Не смею ослушаться начальства» — отвечал этот. Тогда Ланге, видя свою жизнь в опасности, скрылся и, увидев огонек в одной хате, вошел в нее. Здесь пьяный священник пировал с гостями. Он вызвал его и просил спасти от гибели во имя веры святой и Спасителя. «Куда же мне девать тебя?» — спросил священник. «А! запри-ка его в сарай!» — говорит он хлопцу. Ланге упросил мальчика принести ему шапку и кобяк (кафтан), далее ему денег, а сам побежал прямо в поле. Всюду встречал он по улице солдат; шум, волнение, сопровождали их. Шипилов на белой лошади разъезжал и возбуждал их. Пробежав верст 10, Ланге к свету увидела избу в лесу, вошел в нее и благодарил провидение, что избавился от беды. Здесь, к счастью его, отставной солдат гвардии взялся отвести его в Васильков, куда он прибыл благополучно.

Печать со стрелами.

В это время в Александрийский полк прискакал из корпусного штаба нарочный*, с повелением выступить в 24 часа в поход по направлению к Киеву. Приказ получен в 5 часов пополудни, а в 11 штаб полковой выступил уже, разослав по эскадронам повеление выступить по тому же направлению. Пройдя на рысях верст 35, штаб встретил (тройку) тележку и в ней проезжего в картузе в байковой шинели. Это было перед светом; проезжий остановил штаб, опросил, какого полка, и приказал здесь же ожидать прибытия эскадронов. То был генерал Рот — корпусный.

Вскоре собрался весь полк, а в недальнем расстоянии остановился также полк принца Оранского под начальством генерала Гейсмара, ровно как и рота артиллерии.

Черниговский пехотный полк стол вдали против кавалерийского, им командовал уже Муравьев-Апостол. Началась слабая перестрелка; когда же мятежники не переставали противиться, то артиллерия пустила картечью, полк Гейсмара пошел в атаку и Черниговцы положили оружие. Муравьев ранен пулею в плечо и саблею вахмистра в голову. Прапорщик Муравьев застрелился.

Гебель не хотел изменить присяге, получил 160 ран [Так в тексте публикации!  — М. Ю.] и выброшен на двор. Когда Шипилов и Муравьев ушли, он спасен был солдатом, но опять отыскан мятежниками и брошен в погреб. По усмирении бунтовщиков его отыскали, и к общему удивлению он остался жив.

(Из рассказа очевидца в Киеве).

 

*Если бумага особой важности, то печать кладется с перьями и курьер обязан скакать во весь опор.