Воспоминания о К. П. Ивашевой

Рассказ1 об Ивашевой в «Былом и думах» (стр. 88) очень не верен; он дошел до издателя «Полярной звезды» со всеми романтическими прикрасами, какие — нередко придают, рассказывая о двух нежных сердцах, соединяющихся законными узами. Во всем этом происшествии, как оно ни любопытно, не было ничего особенно цветистого, и все происходило очень просто.

Ивашев2, сын довольно зажиточных родителей, воспитывался сперва дома, а потом в Пажеском корпусе, откуда он и поступил в кавалергарды. Бывши несколькими годами моложе того поколения, которое участвовало в походах 12, 13 и 14-го года, он, как и большая часть праздной молодежи, помышлял только о самых обыденных наслаждениях жизни и мог бы в них погрязнуть, если бы на свое счастье, определившись адъютантом к гр. Витгенштейну, он не познакомился с Пестелем, который принял его в Тайное общество. Имея теперь положительную цель пред собою, он был спасен, и с этого времени зажил жизнью всех тульчинских своих товарищей, усердно занимавшихся вопросами о всем том, что могло тогда наиболее споспешествовать благоденствию России, и трудившихся над собою, чтобы образовать для нее полезных деятелей.

М-mе Ledantu жила гувернанткой при сестрах Ивашева с своей дочерью Камиллою; молодой кавалергард, бывши в отпуску, от нечего делать за ней ухаживал; жениться же на ней, как он сам после рассказывал, ему не приходило на мысль; она также в то время не помышляла быть его женой, а потому тут и не замышлялось никакой mesaliance3 и не было никакой необходимости ссылать невинную в Париж; родившись в России, она никогда в него и не заглядывала. Когда Ивашев был сослан в Сибирь, его родители и сестры, страстно его любившие, желая облегчить его положение, предложили ему жениться на m-llе Ledantu; он не видал ее уже лет семь и осемь, долго колебался и, согласившись на предложение родных, не был уверен, что поступает разумно, соединяя судьбу свою с судьбою молодой особы, которую почти не знал. Какие причины заставили m-llе Ledantu ехать добровольно в ссылку, чтобы быть женой Ивашева, трудно вполне определить, но очень верно только то, что в природе ее не было ничего восторженного, что. могло бы побудить ее на такой поступок. Имея очень неблестящее положение в свете, выходя замуж за ссыльно-каторжного государственного преступника, она вместе с тем вступала в знакомую ей семью, как невестка генерала Ивашева, богатого помещика, причем в некотором отношении обеспечивалась ее будущность и будущность ее старушки матери: за отсутствием сердечного влечения мало ли есть каких причин, побуждающих вообще девиц выходить замуж, и нередко очертя голову4. Согласившись на предложение ехать в Сибирь и быть женой Ивашева, она написала письмо к императрице, в котором рассказала дав­нишнюю и непреодолимую любовь свою к изгнаннику и просила одной милости: дозволения соединиться с ним законным браком. Письмо это произвело желанное действие и обратило общее внимание на страстно любящую и великодушную француженку. Государь согласился на ее просьбу, и ей объявили, по общепринятому порядку, положение для жен, последовавших в Сибирь за своими ссыльнокаторжными мужьями; она, впрочем, знала и прежде, в чем заключалось это положение. Скоро потом Лепарский, по наименованию комендант Нерчинских рудников, а в сущности начальник и блюститель над государственными преступниками, получил предписание прежде еще прибытия m-llе Ledantu о дозволении ей выйти замуж за Ивашева. Летом в 31-м году она приехала в прекрасной карете с своей горничной и огромным крепостным на козлах прямо к кн. Волконской. Дамы в Петровском имели свои домики, во всякое время дня могли выходить из казармы и опять возвращаться к своим мужьям. Новоприезжая всеми ими была обласкана, и сам Лепарский явился к ней с своим драгунским приветствием. Старик этот, бывши человек очень неглупый и не лишенный человеческого чувства, во многих случаях вел себя отлично. Взявши от m-llе Ledantu письменное обещание, что она будет исполнять все правила, которым подчинялись жены, последовавшие за своими мужьями, он ей обещал свидание с Ивашевым, и Ивашев скоро потом взошел к ней с одним из своих товарищей; она так мало сохранила его образ в своей памяти, что не вдруг могла отгадать, который из двух вошедших к ней был ее жених5.

Брак совершили в тиши ночной, скрытно. Лепарский был посаженным отцом, и кроме его только дамы и человека три из товарищей Ивашева присутствовали на свадьбе6. Этим кончился пролог; настоящая же драма началась, как она обыкновенно начинается в подобных случаях, с той минуты, как сочетавшиеся браком [перед] налоем произнесли взаимные обеты. Драма эта для Ивашевых разыгралась очень удачно.

В это время государственные преступники жили в крепко замкнутой казарме, нарочно для них выстроенной, в Петровском железноплавителыном заводе, где находилось около трех тысяч жителей из ссыльно-каторжных! и заводских служителей; каждый жил в отдельном каземате, и, кроме особенных случаев, выходили они из казармы только на работу под надзором вооруженной стражи. Дамы, которые имели детей и потому не могли жить с своими мужьями, навещали их днем, те же, у которых не было детей, жили вместе с своими мужьями в довольно тесных казематах. Только в 32-м году, после кончины Александры Григорьевны Муравьевой, простудившейся в одну из своих прогулок в каземат, что и было причиной ее смерти, пришло из Петербурга разрешение отпускать мужей к их женам на дом.

После свадьбы Ивашева перешла к мужу и поместилась с ним в небольшом каземате, довольно темном и во всех отношениях для женщины очень неудобном; кроме общего сторожа для всего, коридора, не допускалась «в каземат, даже во время дня, никакая другая прислуга. Все окружавшее бедную Ивашеву было ей чуждо, и даже с своим мужем она была еще мало знакома. Все неудобства такого существования первое время явно тяготили ее; но это продолжалось недолго. Ивашев, выработавший себя всеми испытаниями, через которые ему пришлось пройти, кротким и разумным своим поведением всякий раз успокаивал молодую свою жену, и окончательно умел возбудить в ней чувства, которые она прежде не знала7.

Она выросла и поняла и оценила свое положение. С этих пор супруги пошли рука об руку и шли, пока смерть не разлучила их, деля и радость жизни и горе — все пополам.

В 36-м году кончился срок работы для Ивашева, и он с женой и годов[ал]ой дочерью в сопровождении казака отправился на поселение в Туринск, где попечениями родных его, по обстоятельствам, ему доставлялись всевозможные удобства жизни. Старушка М-mе Ledantu и приехала к дочери на житье, и Языкова, сестра Ивашева, приезжала к нему тайком и пробыла у него несколько дней8. Ивашева умерла не от того, как сказано в «Былом и думах», что силы в ней были потрясены ссылкой в Париж и пр., чего никогда не бывало; в это время она вполне развилась и окрепла, но она простудилась и скончалась от воспаления в груди9. Муж умер ровно через год от удара10.

После них оставшимся малолетним сыну и двум дочерям, по просьбе кн. Хованской, сестры Ивашева, дозволено было приехать к тетке, у которой они и остались.

После сын Ивашева был принят в артиллерийское училище с переименованием его по существовавшему порядку того времени. Фамилия же Ивашева возвращена ему манифестом 26 августа.

Разбойник, один из товарищей Ивашева, о котором идет речь там же в «Былом и думах», лицо, как и все прочее, изукрашено фантазией; об нем сказано, что он работал в крепости, каковой не имеется не только в Петровском, но и во всей Восточной Сибири, и что, узнавши о горьком положении прибывшей m-llе Ledantu, он предлжил ей переносить ее записки к Ивашеву и от него к ней и что она, тронутая таким великодушием разбойника, от восторга рыдала и воспользовалась его предложением.

Но в Петровском, с самого своего приезда, m-llе Ledantu, как и все прочие дамы, не находилась в товариществе с ссыльными, работающими на заводе; и ей не было никакой надобности употреблять которого-нибудь из них для переписки с своим женихом; тотчас по своем прибытии она могла сообщаться с ним посредством дам, имевших всегда доступ в казематы, куды никто из посторонних не допускался. В это время в Петровском находился ссыльно-каторжный, бывший прежде крепостным человеком генерала Ивашева, отданный в солдаты; он поступил в жандармы в Петербург, и там ему случилось один раз в питейном хлебнуть до такой степени через край, что он проснулся на съезжей, и ему объявили, что он убил человека, чего он решительно не помнил; был он мужик рослый, плечистый и необыкновенно сильный, и надо полагать, что в пьяном виде он сразу зашиб до смерти человека, подвернувшегося ему под руку, и который, может, лез к нему также в нетрезвом виде. Его судили, наказали за смертоубийство и сослали в работу. Не мудрено, что, когда этот человек, узнавши о прибытии невесты прежнего своего барина, пришел к ней в первый раз и сказал, откуда он, она была поражена и тронута его присутствием, тем более что, может быть, еще верила тогда, что все ссыльно-каторжные непременно закоснелые ужасные злодеи; она с приятным чувством увидела одного из них, в котором не было ничего особенно страшного и отвратительного.